Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг. - Юхо Кусти Паасикиви

на переговорах с другой великой державой такое поведение вряд ли стало бы возможным. Однако, в общем и целом, выступление Молотова было сдержанным и деловитым. Конечно, в нём сквозило истинно русское предубеждение, когда говорилось о якобы существовавшем в Финляндии антисоветском давлении и подстрекательстве извне со стороны третьих государств, которому были подвержены финляндские деятели. Нетрудно догадаться, что эти расплывчатые намёки были адресованы западным великим державам; с Германией Советский Союз только что заключил долгосрочный договор. Эти подозрения не имели под собой ни малейших оснований. Кроме того, в докладе Молотова можно было в двух местах прочитать некую угрозу или, по крайней мере, предупреждение, когда говорилось о том, что предложения Советского Союза сокращены «до того минимума, без которого […] нельзя развивать дружественные отношения с Финляндией», а также давалось понять, что срыв запланированного Советским Союзом соглашения «нанёс бы серьёзный ущерб Финляндии»1.

В прениях по докладу выступил лишь один оратор, депутат А.А. Кузнецов, представитель Ленинграда, один из членов советского руководства. Внешняя политика советского правительства, сказал он, была за прошедшие два месяца настоящим триумфом: договор о дружбе и границе между СССР и Германией, оказание помощи народам Западной Украины и Белоруссии, пакты о взаимопомощи с Эстонией, Латвией и Литвой. […] Истекшие два месяца полностью подтвердили правильность оценки политического значения советско-германского сближения. Заключённый советско-германский договор о ненападении не только оправдал себя, но и позволил пойти дальше по пути укрепления мирных, дружественных отношений между двумя самыми большими государствами в Европе. Он напомнил о «мёртворождённом Польском государстве», а также об охватившем всю Советскую Россию «безграничном патриотическом подъёме», вызванном вступлением Красной Армии в Польшу. Заключённые пакты о взаимопомощи между СССР и Эстонией, Латвией и Литвой имеют крупнейшее политическое значение. Они лишний раз подчёркивают принципы советской политики по отношению к малым народам. Эти договоры служат действительному укреплению дела мира. «Тем более непонятным становится поведение правящих кругов Финляндии. Я не знаю, на кого рассчитывают представители этих правящих кругов». По предложению Кузнецова внешняя политика правительства была единогласно одобрена.

Однако вернёмся к нашей поездке!

Мы прибыли в Москву утром 2 ноября. На вокзале нас встречали заведующий протокольным отделом Барков и полномочный представитель СССР в Финляндии Деревянский, посланники северных стран – Винтер от Швеции, Масенг от Норвегии и Болт-Йоргенсен от Дании, а также наш посол Ирьё-Коскинен и сотрудники нашего посольства.

Вечером мы присутствовали на заседании советского парламента, Верховного Совета. Оно проходило в Кремле, в большом, светлом, хорошо освещённом зале. В другом конце зала, за рядами президиума, в лучах света возвышался большой памятник Ленина. В зале, включая балкон, собрались около двух тысяч человек. Учитывая значимость обсуждавшихся вопросов, все они на этот раз рассматривались на совместном заседании двух палат Верховного Совета.

Членов президиума и других членов руководства, особенно Сталина, делегаты приветствовали вставанием и бурными аплодисментами. Раздавались возгласы: «Да здравствует товарищ Сталин! Товарищу Сталину ура!» Главные персоны размещались на возвышении по обе стороны от трибуны; налево от председателя – члены правительства, председатель Совета народных комиссаров Молотов – в первом ряду, справа – руководители партии. Сталин, у которого в тот момент не было другой официальной должности, кроме должности Генерального секретаря партии, разместился сзади, в третьем ряду.

На повестке стоял вопрос о принятии Западной Белоруссии в состав Советского Союза. В зал заседания вошла делегация, человек 20–30, заняв место перед трибуной. В стенограмме отмечено: «Бурные аплодисменты. Овация всего зала. Все встают. Раздаются возгласы: “Да здравствует освобождённый народ Западной Белоруссии!”, “Да здравствует наш вождь, учитель и друг товарищ Сталин!”».

Слово передаётся белорусским представителям. Первым, согласно стенограмме, выступал рабочий-пильщик, вторым – поэт, третьей была женщина, а четвёртым – крестьянин. Все они говорили по-белорусски; на вопрос председателя, нужен ли перевод на русский, делегаты ответили отрицательно. Пятым был инженер, говоривший по-польски. Его выступление тоже не переводилось. Шестым был крестьянин, говоривший на русском языке. Седьмая, крестьянка, опять говорила по-белорусски. Восьмой, рабочий текстильной фабрики, снова говорил по-польски, после чего было ещё два выступления на белорусском языке. Во всех выступлениях в ярких выражениях говорилось о том, в сколь ужасающих условиях жил ранее народ Белоруссии и как наступило счастье. Советскую Россию, Красную Армию, но особенно Сталина, высокопарно благодарили за счастливый поворот судьбы. Первый выступавший зачитал заявление Полномочной комиссии Народного Собрания Западной Белоруссии, в котором содержалась просьба о принятии Белоруссии в состав Советского Союза и воссоединении в рамках Белорусской Советской Социалистической Республики, после чего заявление было передано председателю. Всех встречали бурными аплодисментами, неоднократно прерывавшими выступления. От имени правительства выступил заместитель председателя Совета народных комиссаров Булганин, предложивший, чтобы Верховный Совет удовлетворил просьбу представителей Западной Белоруссии. Голосовали поднятием рук отдельно по каждой палате. Стало ясно, что никто не голосует против и не воздерживается от голосования, в связи с чем председатель констатировал, что обе палаты единогласно одобрили просьбу представителей Западной Белоруссии.

Я впервые был на заседании Верховного Совета СССР, на которых позже, уже будучи послом, имел возможность неоднократно присутствовать, а также знакомиться со стенограммами предыдущих заседаний.

Специфический тон выступлений делегатов, понятно, обращал на себя внимание северянина. Создавалось впечатление, что существовали определённые устоявшиеся клише, которые накладывали отпечаток на каждое выступление и от которых не отклонялся никто из ораторов, включая членов правительства. Его неотъемлемой частью было то, что лейтмотив выступления всегда звучал в одной и той же тональности. Страстно благодарили советскую систему, сталинскую Конституцию, «нашу славную партию Ленина–Сталина» и советскую демократию; превозносили великолепный прогресс Советской России, доказывали, насколько счастливой, зажиточной и культурной была жизнь народа, а также сколь плачевны были условия в капиталистических странах; с гордостью говорили о военной мощи Советского Союза; и прежде всего в каждом выступлении в чуждых для представителя Севера тональности и количестве превозносили Сталина. Место для слов благодарности в адрес Сталина и его превознесения было в каждом выступлении, даже в заявлениях членов советского правительства. «Великий руководитель народов», «Величайший гений человечества», «Великий Сталин» – были самыми распространёнными эпитетами. Всегда за выступлением следовали бурные аплодисменты, часто кричали: «Да здравствует Сталин!» Когда аплодисменты продолжались достаточно долго, председатель с помощью громкого электрического звонка подавал знак, что овации можно завершать, регулируя тем самым продолжительность этой демонстрации в зависимости от важности дела или персоны. Это был весьма практичный порядок.

В один из дней «Правда» рассказала о мероприятии, на котором Сталин принимал в Кремле представителей армянских деятелей искусства. Первым выступил председатель Комитета по делам искусства при СНК, завершивший свою речь следующими словами: «На мою долю выпало безграничное счастье передать приветствие тому, кто, подобно ослепительному