Мои скитания (Повесть бродяжной жизни) - В Гиляровский

Оказалось, что обиженный сторож донес на него полиции, которая дозналась, что он убийца, беглый каторжник, приходила за ним, когда его не было, и обещала еще прийти. Ему об этом шепнул сторож у ворот...

Вскоре Иваныча почти без чувств отвезли в больницу. На другой день в ту же больницу отвезли и Суслика, который как-то сразу заболел. Через несколько дней я пошел старика навестить, и тут вышло со мной нечто уж совсем несуразное, что перевернуло опять мою жизнь.

Одевшись, насколько было возможно, прилично, я отправился в больницу навестить старика... Это, конечно, было не без риска, так как при больнице было арестантское отделение, куда я, служа в полку, не раз ходил начальником караула, знал многих, и неприятная встреча для меня была обеспечена. Но я не мог оставить так старика. И я пошел. Больница, помнится, была в загородном саду, на самой окраине города. День был жаркий... Лед прошел, на Волге раздавались гудки пароходов. Я уже собирался уехать вниз по Волге, да не мог, не повидавшись с моим другом.

Иду я вдоль длинного забора по окраинной улице, поросшей зеленой травой. За забором строится новый дом. Шум, голоса... Из-под ворот вырывается собачонка... Как сейчас вижу, желтая, длинная, на коротеньких ножках, дворняжка с неимоверно толстым хвостом в виде кренделя. Бросается на меня, лает. Я на нее махнул, а она вцепилась мне в ногу и не отпускает, рвет мои новые штаны. Я схватил ее за хвост и перебросил через забор...

Что там вышло! Кто-то взвизгнул, потом сразу заорали на все манеры десятки голосов, и я, чуя недоброе, бросился бежать...

- Собаку в щи кинул, - визжал кто-то за забором. За мной человек десять каменщиков в фартуках с кирками... А навстречу приказчик из Муранова трактира, который меня узнал. Я перемахнул через другой забор в какой-то сад, потом выскочил в переулок, еще куда-то и очутился за городом.

Не простили бы мне каменщики собаку, попавшую в чашку горячих щей!

Тут было не до больницы, притом штанина располосана до голого тела... Все бы благополучно, да приказчик из Муранова трактира скажет, что я рабочий с Сорокинского завода. И придет полиция разыскивать, думаю:

- Нет, бежать!..

А там пароходы посвистывают...

Я вернулся перед самым обедом домой, отпер сундук, вынул из него сорок рублей, сундука не запер и ушел.

На базаре сменял пальтишко на хорошую поддевку, купил картуз, в лавке мне зашили штаны - и очутился я на берегу Волги, еще не вошедшей в берега. Уже второй раз просвистал розоватый пароходик "Удалой".

* * *

.... Я взял билет и вышел с парохода, чтобы купить чего-нибудь съестного на дорогу. Остановившись у торговку, я: увидал плотного старика-оборванца, и лицо мне показалось знакомым. Когда же он крикнул на торговку, предлагая ей пятак за три воблы вместо шести копеек, я подошел к нему, толкнул в плечо и шепнул:

- Улан?

-Алеша! Далеко ли?

- На низ пробираюсь. А ты как?

- Третьего дня атамана схоронили...,

-Какого? . .. - Один у нас, небось, атаман был Репка.

- Как, Репку?

И рассказал мне, что тогда осенью, когда я уехал из Рыбинска, они с Костыгой устроили-таки побег Репке за большие деньги из острога, а потом все втроем убежали в пошехонские леса, в поморские скиты, где Костыга остался доживать свой век, а Улан и Репка поехали на Черемшан Репкину поклажу искать. Добрались до Ярославля, остановились подработать на выгрузке дров деньжонок, да беда приключилась: Репка оступился и вывихнул себе ногу. Месяца два пролежал в пустой барже, оброс бородой, похудел. А тут холода настали, замерзла Волга, и нанялись они в кубовщики на белильный завод, да там и застряли. К лету думали попасть в Черемшан; да оба обессилели и на вторую зиму застряли... Так и жили вдвоем душа в душу с атаманом.

- Рождеством я заболел, - рассказывал Улан, - отправили меня с завода в больницу, а там конвойный солдат признал меня, и попал я в острог как бродяга. Так до сего времени и провалялся в тюремной больнице, да и убежал оттуда из сада, где больные арестанты гуляют... Простое дело - подлез под забор и драла... Пролежал в саду до потемок, да в Будилов, там за халат эту сменку добыл. Потом на завод узнать о Репке - сказали, что в больнице лежит. Сторож Фокыч шапчонку да штаны мне дал... Я в больницу вчера:

- Где тут с Сорокинского завода старик Иван Иванов? - спрашиваю.

- Вчера похоронили, - ответили.

- Как Иван Иванов с Сорокинского завода?

- Ну да, он записался так и все время так жил... Бородищу во какую отрастил - ни в жисть не узнать, допреж одни усы носил.

Тут только я понял, что мой друг был знаменитый Репка. Но не подал никакого вида. Не знаю, удержался ли бы дальше, но загудел третий свисток...

- Счастливо, кланяйся матушке Волге низовой... А я буду пробираться к Костыге, там и жизнь кончу!

Мы крепко обнялись, расцеловались...

Я отвернулся, вынул десять рублей, дал ему и побежал на пароход.

- Костыге кланяйся!..

- Прощавай, Алеша. Спасибо. Доеду, - крикнул он мне, когда я уже стоял на палубе. Но я не отвечал - только шапку снял и поклонился. И долго не мог прийти в себя: чудесный Репка, сыгравший два раза в моей судьбе, занял всего меня.

* * *

Ну, разве мог я тогда написать то, что рассказываю о себе здесь?!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ТЮРЬМА И ВОЛЯ

Арест. Важный государственный преступник. Завтрак, у полицмейстера. Жандарм в золотом пенсне. Чудесная находка. Астраханский майдан. Встреча с Орловым. Атаман Ваняга и его шайка. По Волге на косовушке. Ночь в камышовом лабиринте. Возвращение с добычей. Разбойничий пир. Побег. В задонских степях. На зимовке. Красавица-казачка. Опять жандарм в золотом пенсне. Прощай, степь! Цирк и новая жизнь.

В Казань пришел пароход в 9 часов. Отходит в 3 часа. Я в город на время остановки. Закусив в дешевом трактире, пошел обозревать достопримечательности, не имея никакого дальнейшего плана. В кармане у меня был кошелек с деньгами, на мне новая поддевка и красная рубаха, и я чувствовал себя превеликолепно. Иду по какомуто переулку и вдруг услышал отчаянный крик нескольких голосов:

- Держи его дьявола! Держи, держи его! Откудато из-за угла вынырнул молодой человек в красной рубахе и поддевке и промчался мимо, чуть с ног меня не сшиб. У него из рук упала пачка бумаг, которую я хотел поднять и уже нагнулся, как из-за угла с гиком налетели на меня два мужика и городовой и схватили. Я ровно ничего не понял, и первое, что я сделал, так это дал по затрещине мужикам, которые отлетели на мостовую, но городовой и еще сбежавшиеся люди, в том числе квартальный, схватили меня.

- Не убежишь!

- Да я и бежать не думаю, - отвечаю.

- Это не он, тот туда убежал, - вступился за меня прохожий с чрезвычайно знакомым лицом.

Разъяснилось, что я - не тот, которого они ловили, хотя на мне тоже была красная рубаха.

- Да вон у него бумаги в руках, вашебродие, - указал городовой на поднятую пачку.

- Это я сейчас поднял, мимо меня пробежал человек, обронил, и я поднял.

- Гляди, мол, тоже рубахато красная, тоже, должно из ефтих! - раздумывал вслух дворник, которого я сшиб на мостовую.

- А ты кто будешь? Откуда? - спросил квартальный.

Тогда я только понял весь ужас моего положения, и молчал.

- Тащи его в часть, там узнаем, - приказал квартальный, рассматривая отобранные у меня чужие бумаги.

- Да это прокламации! Тащи его, дьявола... Мы тебе там покажем! Из той же партии, что бежавший...

Половина толпы бегом бросилась за убежавшим, а меня повели в участок. Я решил молчать и ждать случая бежать. Объявлять свое имя я не хотел - хоть на виселицу.

На улице меня провожала толпа. В первый раз в жизни я был зол на всех, перегрыз бы горло, разбросал и убежал. На все вопросы городовых я молчал. Они вели меня под руки, и я не сопротивлялся.

Огромное здание полицейского управления с высоченной каланчей. Меня ввели в пустую канцелярию. По случаю воскресного дня никого не было, но появились коротенький квартальный и какойто ярыга с гусиным пером за ухом.

- Ты кто такой? А? - обратился ко мне квартальный.

- Прежде напой, накорми, а потом спрашивай, - весело ответил я.

Но в это время вбежал тот квартальный, который меня арестовал, и спросил:

- Полицмейстер здесь? Доложите, по важному делу... Государственные преступники.

Квартальные пошептались, и один из них пошел налево в дверь, а меня в это время обыскали, взяли кошелек с деньгами, бумаг у меня не было, конечно, никаких.

Из двери вышел огромный бравый полковник с бакенбардами.

- Вот этот самый, вашевскобродие!

- А! Вы кто такой? - очень вежливо обратился ко мне полковник, но тут подскочил квартальный.

- Я уж спрашивал, да отвечает, прежде, мол, его напой, накорми, потом спрашивай. Полковник улыбнулся.

- Правда это?

- Конечно! На Руси такой обычай у добрых людей есть, - ответил я, уже успокоившись.

Ведь я рисковал только головой, а она недорога была мне, лишь бы отца не подвести.

- Совершенно верно! Я понимаю это и понимаю, что вы не хотите говорить при всех. Пожалуйте в кабинет.