Любовь, страсть, ненависть - Джоан Коллинз

Джулиан быстро шел в гору. Когда он не участвовал в съемках, он давал интервью. Он рассказал историю своей жизни журналам «Пикчергоер», «Пикчер шоу», «Иллю-стрейтед», «Фотоплей» и «Лук». Он смеялся и шутил с фотографами и обслуживающим персоналом, когда позировал возле яхт, самолетов и автомобилей. Устремив на них взгляд настоящего мужчины, непринужденно болтал по телефону с двумя голливудскими чародейками – сестрами-близняшками Хеддой и Лоуэллой. Он становился самым знаменитым актером Англии, по-прежнему считая кино лишь средством для достижения цели. Он хотел играть классические роли в театре, мечтая о короне самого Оливье.

– Нет никаких сомнений – он настоящая звезда, – сказал Дидье ассистенту, восхищенный удачным выбором актера на главную роль, посмотрев первые кадры «Веселого монарха». В последних кадрах умело освещенное красивое лицо Джулиана смотрело прямо в камеру, на его чудных глазах блестели слезы, а черные локоны под украшенной перьями шляпой подчеркивали мужественность и глубокую чувственность.

– Прокрути их еще раз, Джонни, – сказал Дидье, опустившись в серое плисовое кресло, и прикрыл глаза, чтобы еще раз насладиться тем впечатлением, которое производила на него игра Джулиана, – прокрути их еще раз.

– Настоящая звезда, – тихо прошептал он сам себе, – если Бог дал тебе талант, то больше ничего не нужно, разве что немного удачи.

Глава 12

Гидра, 1945 год

Николас Станополис удивленно смотрел на толстый голубой конверт. На нем стоял штамп почты США, а в верхнем левом углу было напечатано:

Киностудия «Коламбиа пикчерз»,

7700, Мелроуз-Авеню,

Лос-Анджелес, Калифорния

На обратной стороне конверта стояло имя, от которого сердце Николаса забилось быстрее: СПИРОС МАКОПОЛИС, ПРЕЗИДЕНТ. Дрожащими руками он передал письмо своей жене Электре. Оно было адресована ей, но она с улыбкой вернула его Николасу.

– Нет, нет, Николас, открой сам.

Он нетерпеливо вскрыл конверт и стал читать письмо с нарастающим восторгом:

«Моя дорогая племянница Электра,

Я был счастлив получить известия с Гидры, но очень огорчился, узнав о смерти твоей дорогой матери. Мое сердце глубоко скорбит по ней, но я буду помнить о тех добрых временах, когда мы детьми играли в солнечном раю нашей деревни.

Прими мои поздравления по поводу твоей свадьбы с Николасом Станополисом. Он производит впечатление прекрасного молодого человека, и его увлечение киноискусством чрезвычайно заинтересовало меня.

Если вы сможете когда-нибудь приехать в Лос-Анджелес, я буду рад встретиться с Николасом, как ты меня просишь, и, если получится, предоставлю ему возможность поработать на студии.

Передай от меня привет Димитрису Андросу из старого бара в порту, я был так рад узнать, что старик пережил войну и хорошо себя чувствует.

Я вкладываю в конверт маленький подарок, который поможет вам, если вы решите приехать в Америку. Будь счастлива, дорогая племянница.

От всего сердца, твой дядя Спирос».

– О Боже, Электра! Это фантастика, сногсшибательное известие! Америка! Он хочет, чтобы мы приехали в Лос-Анджелес! Голливуд! Электра, ты можешь себе представить, что это значит?

– Да, да, Николас, конечно, любимый. – Лицо Электры светилась радостью, она с любовью смотрела на мужа. – Смотри Николас, посмотри на это. – Она восторженно помахала перед ним чеком. – Он прислал нам деньги. Мой дядя настоящий джентльмен.

– Деньги? – Николас схватил чек. – Сколько? – Он посмотрел на сделанную незнакомым почерком надпись.

– Пятьсот долларов!!! – У Электры перехватило дыхание. – Вот так удача, Николас. Теперь, дорогой, мы можем ехать в Америку. Мы можем оба поехать в Голливуд, и ты будешь снимать там прекрасные фильмы.

Но путь в Америку оказался не таким простым, как думали Николас и Электра. Через несколько дней, поменяв чек на драхмы, Николас переправился в Афины на ходившем раз в неделю пароме, чтобы подготовить поездку. Его первым разочарованием было то, что греку, оказывается, необычайно сложно попасть в Америку: это требует огромной бумажной волокиты. В управлении компании «Олимпик эрлайнз» он узнал, что два билета до Лос-Анджелеса стоят вдвое дороже той суммы, которую прислал им мистер Макополис. С тяжелым сердцем он вернулся на Гидру, чтобы сообщить об этом жене.

– Не волнуйся, Николас. Ты должен первым поехать в Америку, заставить дядю Спироса дать тебе работу, а потом, через несколько месяцев, смогу приехать и я.

– Но мне надо быть вместе с тобой, – мрачно сказал Николас, – без тебя я не поеду, Электра.

– Нет, Николас. Нет. Ты должен ехать, – решительно сказала Электра, наливая вино в два бокала. – Если мы сейчас поедем вдвоем, нам будет очень трудно. Ты станешь беспокоиться обо мне, о том, где нам жить, где достать деньги. Сначала поедешь ты и заработаешь деньги, а потом приеду я. А сейчас ешь свой ужин, а то он остынет.

Николас был восхищен тем, как умна его молодая жена, а Электра подняла свой бокал и предложила тост: – За Америку, Николас, и за нас.

Николас Станополис прибыл в аэропорт Лос-Анджелеса холодной ноябрьской ночью 1945 года. Продрогнув в своем хлопчатобумажном пиджачке, он стоял в стороне от оживленных пассажиров, размышляя, что теперь делать. Почему здесь так холодно? Ему говорили, что в Калифорнии теплая солнечная погода, такая же, как и на греческих островах. Да, те балбесы, которые говорили ему об этом, явно ошиблись. Было очень холодно, шел мелкий дождь, и с Тихого океана наплывал густой темный туман.

Все, казалось, куда-то спешили, как будто у них была какая-то цель, и они четко знали, что и зачем делают. Николас одиноко стоял в стороне от аэропорта, куда он прилетел из Нью-Йорка на гигантском четырехтурбинном самолете. Он вдруг почувствовал себя очень одиноко, ему захотелось домой, он вспомнил свою любимую Электру и родную Гидру, которая постепенно оживала после войны и тех зверств, которые чинил на ней Умберто Скрофо.

Скрофо. Всякий раз, когда он думал об этом итальянце, в нем закипала слепая ярость. Однажды он найдет его и заставит мучиться так же, как страдали его мать, отец, братья и сестры. Владевшее им страстное желание отомстить было так же сильно, как желание добиться успеха в кино. У него не было ни малейшего представления о том, где сейчас этот итальянец и жив ли он вообще, однако это никоим образом не могло повлиять на его намерения.

Николас знал по-английски всего несколько слов. Его учил один старик, когда-то работавший в Англии, но этого было достаточно, чтобы объяснить носильщику то затруднительное положение, в котором он оказался. На носильщике была красная шляпа и голубая рубашка, у него были светлые волосы и смуглая кожа, как у настоящего грека; он оказался испанцем, который сам недавно прибыл из Барселоны. Он сжалился над Николасом и проводил его два квартала до знака «АВТОБУС В ЦЕНТР ГОРОДА», немного поболтав с ним, мешая испанские и английские слова.