"Я" - Константин Щемелинин

Я и раньше очень спокойно и без зависти к более обеспеченным людям относился к золоту, и это мое чувство еще более окрепло после Халы: смерть меняет акценты в жизни на единственно верные, и те, кто сам того не осознавая, заблуждался в жизни, довольно часто оказываются у разбитого корыта. Жизнь — сложная и веселая штука, для понимания которой просто необходима ее противоположность — ее окончание; смерть на Хале, пусть даже она и произошла как бы не со мной, но все же, в какой-то мере, она произошла со мной, и воспоминание о ней отныне и навсегда будет жить в моей душе; и память о ней будет исподволь, однако постоянно влиять на мое мировосприятие.

…Тем временем, международная обстановка продолжала ухудшаться — мы стояли на пороге большой войны. Ситуация была столь же напряженной, как и год, и два года тому назад, поэтому мы все в определенной мере привыкли к ней и в своей повседневной жизни мало замечали ее. О предстоящей войне говорили везде, но большинство ее не боялось: в целом, люди хотели победить противника, ибо уже устали напряженного ожидания, устали от мира.

Война следует за миром, а мир — за войной; после долгого мира следует большая война — и я, и мой отец, и мой дед жили в мире, лишь изредка прерываемом небольшими (в масштабе всей Галактики) военными конфликтами. Ссорясь друг с другом, постоянно конкурируя между собой и время от времени по-настоящему сражаясь за обладание звездными системами, народы расселились-таки по Галактике, успокоились, начали жить в мире и множиться, пока, наконец, людей не стало слишком много — больше, чем они привыкли, — и вот пришло время убивать и умирать…

Ни я, ни окружающие меня люди: мои друзья, родственники и просто знакомые не имели четкого представления о предстоящей войне, а из средств массовой информации по-настоящему понять что-либо было невозможно: даже если нечто похожее на правду и встречалось в них, то в оцензуренном и разбавленном всякой чушью виде; а в целом, у меня сложилось ощущение, что наши правительства и сами еще не знали, что они будут делать.

Пока еще почти все государства Галактики жили в мире друг с другом, но жили мире напряженном и взрывоопасном; и вот однажды я решил испытать свои нечеловеческие силы и попытаться максимально возможным образом прояснить для себя эту ситуацию, для чего, по-моему мнению, мне нужно было переговорить с главой нашего государства. Конечно же, просто так попасть на прием к нему было очень сложно, поэтому я с любопытством стал использовать свои экстраординарные возможности: я смотрел на сложившуюся ситуацию одновременно и как непосредственный участник, и как наблюдатель со стороны — такое «раздвоение» личности придавало всему процессу какое-то отрешенное спокойствие и философскую направленность вместе с легкой изюминкой нереальности.

Пока что область распространения моего могущества ограничивалась одним городом, но и этого было вполне достаточно: из выпуска новостей я узнал, где находится заинтересовавший меня глава нашего государства, и поехал туда — дальнейшее было совсем несложно: мысленно я нашел его, проник в его мозг и узнал оттуда все, что меня беспокоило.

Необходимо отметить еще вот что: хотя я и мог читать чужие мысли, но все же предпочитал услышать их в разговоре — это было связано с тем, что чтение чужих мыслей до сих пор оставалось для меня непривычным делом — я слишком недавно получил такую способность и поэтому пока предпочитал более привычный вариант передачи информации — словесный.

Я написал главе государства письмо, в котором просил о личной встрече и мимоходом упомянул об одном любопытном случае из его биографии. Суть этого эпизода заключалась в том, что о нем практически никто не знал, кроме самого нашего лидера, и к тому же, я описал его с исключительно высокой, просто невероятной точностью. Это мое знание о нем должно было, согласно моим расчетам, настолько заинтересовать его, что он сам пошел бы на контакт со мной и организовал бы мне личную встречу с самим собой, поэтому я совершенно не удивился, когда вскоре после отправки письма ко мне пришли представители спецслужб и начали задавать разные «сложные» вопросы. Главное было сделано — рыба схватила наживку и попалась на крючок — а вот от моих ответов не зависело ничего, — поэтому-то я со спокойной совестью и играл с ними, рассказывая одну фантазию за другой, причем на половину вопросов не ответил вообще… — с тем они и ушли.

Как я и предполагал, офицеры мало что извлекли из рассказанных им сказок, и поэтому были готовы снова и снова спрашивать меня, а затем анализировать, собирать информацию обо мне и опять осмысливать, чтобы потом обобщить ее и сделать «многодумные» выводы; но времени на столь «сложные» изыскания у них не было, потому что в своем письме я написал о том, что «время не ждет» и что «нужно встречаться побыстрее», поставив главу нашего государства в цейтнот: мне хотелось поскорее выяснить важные для себя вопросы, а не отвечать на огромное количество их вопросов, и, кроме того, мне было жаль офицеров — мне не хотелось занимать бессмысленной работой служащих из управления государственной безопасностью — пусть занимаются настоящими реальными делами!

Через некоторое время меня вызвали на прием к нашему лидеру. Мы встретились с ним в его кабинете: он сидел в кресле, позади которого находились государственный флаг и герб. Комната мне понравилась — она была просторная и светлая, — в ней было очень тихо — и даже большие напольные часы шли беззвучно, а маятник их бесшумно качался из стороны в сторону; свежесть проникала через открытые окна, и запах нагретых солнцем листьев заполнял все помещение. Кроме нас в нем никого не было. Мы поприветствовали друг друга, расселись, а затем он сказал:

— Вы прислали мне письмо достаточно своеобразного содержания…

Он сделал паузу, давая мне возможность начать первым, и, тем самым, возможно, первым раскрыть свои карты; однако, я не напрягал себя подобными размышлениями, поэтому ответил прямо:

— Забудь о письме — это всего лишь повод для встречи! Я пришел к тебе не за этим.

— И чего же ты хочешь?! — он подчеркнул интонацией слово «ты» (ведь раньше он говорил мне «вы»), но не стал продолжать, давая мне возможность раскрыться полностью.

— Я пришел к тебе требовать отчета по поводу предстоящей войны.

Мой собеседник был изумлен: он ожидал чего угодно, но только не этого, не в такой прямолинейной форме и не у себя в кабинете от неизвестно кого!

— Требовать отчета?! — выкрикнул он. — У меня?! Да кто ты такой?! — от возмущения он даже откинулся назад в кресле.

— Я тот, кто имеет на это право и тот, кто имеет возможность потребовать исполнения своих приказаний, — ответил я, не меняя позы. — Пока что я прошу тебя по-дружески рассказать мне обо всем.

— Ты что, угрожаешь мне?! — возмутился он. — Ты что не понимаешь, кто я, а кто ты? Мне же все о тебе рассказали! Я знаю о тебе все!

Я ничего не ответил, а он, овладев собой и успокоившись, поудобнее сел в свое кресло под флагом и гербом и сказал уже вполне спокойным тоном:

— Наш разговор окончен — тобой займутся соответствующие службы.

Уже тогда я не боялся ни людей, ни их угроз; и пусть даже этот человек занимает высокий пост, он все равно остается всего лишь человеком, а значит существом смертным, болезненным и в большинстве случаев — слабым. На протяжении всего нашего разговора я все так же сидел, как и раньше, спокойно смотря прямо ему в глаза; я не «подскакивал» на стуле от его реплик и с любопытством наблюдал за своим собеседником. Ну, что ж, как я предполагал, он не пожелал отчитываться передо мною, и его можно в этом понять — однако «понять» не означает «отказаться от своих намерений» — сейчас ему не поможет ни высокий пост, ни большая власть — для начала я довольно грубо «ткнул» в его психику, и она отозвалась в нем целым каскадом образов и звуков. Собеседник аж дернулся и, округлив глаза, уставился на меня.

— Сделать еще раз, или ты уже все понял? — мягко спросил его я.

— Что?! Чего?! Что это было?! — недоумевал он.

Я повторил операцию, только пожестче и погрубее: в его глазах мелькнул отблеск безумия.

— Для начала встань, — приказал ему я.

Он молча встал, а я сидя продолжил:

— Верь мне, я — твой друг и никому не хочу зла.

После всех этих операций он стал в моих глазах маленьким и растерянным, как побитый котенок. Мне стало жалко его: зачем я так сильно «ткнул» в него второй раз? — одного было бы вполне достаточно — это моя ошибка: я еще недостаточно качественно использую свое могущество и мне еще многому надо учиться; а пока я аккуратно расслабил и успокоил его психику, сделав его более доверчивым и дружелюбным по отношению ко мне.

— Поверь мне, просто поверь мне — и ничего больше, — уговаривал его я. — Ведь ты веришь мне? — наконец, спросил я.