Дипломатия греха - Дмитрий Леонтьев

— Не знаю, это мы у него спросим.

— У него?..

— Ага… Это можно, отчего же не спросить… Батюшка, ты, часом, не блаженный?

— Если хочешь, спрошу я. Ты просто постоишь рядом. Ну, поможешь слегка…

— Ты не блаженный, — уверенно заявил я. — Ты полный… иерей! Дверь распахнулась, и радостный Сергеев продемонстрировал мне два туго набитых полиэтиленовых пакета:

— Затарился под завязку! Начальство ушло, так что пора начи…

Увидев скромно сидящего Разумовского, он прикусил язык и вытаращил глаза на черную рясу и серебряный крест, покоящийся на могучей груди иерея. Отец Владимир почесал аккуратную черную бородку и вздохнул.

— Это… Я… Ты, наверное, занят, — заторопился, растерявшийся Сергеев. Я тогда позже… Мы тебя подождем.

Пятясь, он выскочил из кабинета и захлопнул за собой дверь.

— Как черт от ладана, — усмехнулся Разумовский.

— А что ты хотел? Ты в зеркало смотрелся? С твоим телосложением тебе на гладиаторских боях выступать, а ты сутану и крест нацепил. Видок у тебя еще тот… По многим причинам я не сторонник повышенного внимания к моей скромной персоне, а когда я иду по улице рядом с тобой, такое ощущение, что я голый и на меня все смотрят.

— Я привык… Так куда мы пойдем вначале — к старушке или к Копылову?

Я на минуту закрыл глаза, представил граненые стаканы, заполненные прозрачной, едко пахнущей жидкостью, нарезанную колбаску, пучки зеленого лука, почти реально увидел выигранную в карты стопку денег, вздохнул, открыл сейф, бросил туда зарплату, достал пистолет и засунул его в плечевую кобуру.

— В паспортный стол, — ответил я Разумовскому. — Мне нужно выписать новые адреса всех бывших жильцов коммуналки. Прежде чем идти к… ой, как не хочется-то!.. к Копылову, необходимо на руках иметь хоть какую-нибудь информацию. Хотя, я уверен, ничего у нас не выйдет, кроме неприятностей. Это ж надо додуматься, авторитету «предъяву» сделать!..

Разумовский улыбнулся и поднялся с дивана. Я уныло плелся за ним к выходу и бормотал, загибая на ходу пальцы:

— Чужой район… «Глухарь»… Два месяца до капитана… Авторитет… Отец Владимир… Отец Владимир… Отец Владимир…

— Честно говоря, странно, что вы довольны обменом, я с сомнением оглядел небольшую двухкомнатную квартиру, расположенную на первом этаже блочного дома. Из окон открывался вид на дышащие дымом трубы завода.

Сидевшая передо мной женщина лет сорока, с серым печальным лицом, пожала плечами:

— А что нам оставалось? Ждать, пока нас расселит государство? Так оно не торопилось. За две комнатенки в коммуналке я получила двухкомнатную квартиру. Не в лучшем месте и не самую большую, но это лучше, чем делить кухню с полудюжиной соседей. Вы когда-нибудь жили в коммунальной квартире?

— Да, — признался я.

— Вот видите. Мне еще более или менее повезло: соседи были вполне приличными людьми, а вот три года назад, когда был еще жив Степка, царство ему небесное, алкаш наш… Ох, и намучились мы с ним. Куда только ни обращались, куда только ни писали… Всю душу выел, стервец. Потом опился «красной шапочкой» и помер. Помните, продавали одно время в ларьках технический спирт в пузырьках с красной крышечкой? Вот он с другом и позарился на дешевизну. Друга-то откачали, а он…

— Анастасия Дмитриевна, — попытался вернуть я разговор в нужное русло. — Постарайтесь припомнить, этот молодой человек, который вас расселял…

— Сашенька?

— Да, он. Он ничего не говорил, на кого работает? На фирму или на частное лицо? Для кого он расселял квартиру?

Женщина задумалась. Я смотрел на ее худые, оплетенные вздувшимися венами руки много работавшего человека, на изношенную, почти развалившуюся мебель в квартире и чувствовал, как настроение портится все больше. Сколько я уже повидал вот таких убогих квартир, населенных обычными, честными людьми, а Все никак не могу привыкнуть. Видимо, дело в контрасте. На всю жизнь мне запомнилась люстра в одной из ограбленных квартир. Люстра стоила примерно столько, во сколько оценивается новая «девятка». Квартира принадлежала проститутке.

— Нет, сказала женщина, — не припомню… Шустрый такой молодой человек, разговорчивый, очень уверенный в себе. С ним что-то не так?

— Все так… В духе времени. Этот молодой человек оставил без крыши над головой одну из ваших соседок.

— Ох, батюшки!.. Уж не Ефросинью ли Петровну?

— Ее.

Прикрыв рот ладошкой, она в испуге посмотрела на меня:

— Как же так? Такой обаятельный…

— Я еще не видел ни одного мошенника грубияна. Аферисты, как правило, все очень милые и душевные люди. А старуха без кола, без двора осталась. Вот и хочу я найти этого «обаяшку», чтобы спросить у него: «Как же так получилось?»

— Ай-яй-яй! Беда-то! Ефросинья Петровна совсем старенькая, пропадет ведь… У нее ни родственников, ни друзей. Одна на белом свете… Знаете что… Приводите ее ко мне. Сын у меня в армии, только через полтора года вернется, одна комната свободна. Проживем.

— Спасибо вам огромное, Анастасия Дмитриевна. Огромное спасибо… Она пока у моего друга остановилась, человек он хороший, священник, он за ней присмотрит. А там, глядишь, может, и сможем ей, чем помочь. Но все равно спасибо. Не смею больше вас задерживать, и так два часа отнял, почти ведро чая выпил. Хочу еще дотемна успеть других ваших соседей навестить. Я встал и пошел к выходу.

— Подождите, — окликнула она меня. — Может, я и смогу вам, чем помочь. Есть… Был у нас один шабашник, знаете, это когда…

— Знаю, — улыбнулся я, — что такое шабашник, я знаю.

— Вот и с нами такой жил. Колька Москалев. У него с женой на двоих комната была. А потом, когда ребенок родился, им Степки, покойного, комнату отдали. Ну и очень уж любил он по каждому поводу это, — она выразительно щелкнула себя по кадыку, — как нового человека заприметит, прилипнет, словно банный лист, не отвяжешься: «Выпьем да выпьем». Водопроводчик ли придет, почтальон ли, все едино. Мужиков у нас только двое было — он да еще Михеич, но тот язвенник, нельзя ему. Вот он к этому парнишке и прилип. Все убеждал обмыть размен. Тот по первости упирался, а как дело к концу подходить стало, бумаги уже оформили, квартиры осмотрели, совратил-таки его Колька. Накупили они чего-то там и до утра песни орали. Я когда к ним заглядывала, просила потише себя вести, слышала, как жаловался он Кольке на жизнь. Рассказывал что-то. А больше он ни с кем и не… Поможет вам это?

— Очень поможет. Как раз к этому Мос…

— Москалеву, подсказала она, — его дружки Колька Москаль зовут. Вот к этому Москалю сейчас и пойду.

— А коли не получится чего, так вы ее к нам приводите, не пропадем.

Квартиру Москалевых я отыскал на окраине города, на последнем этаже серой пятиэтажной «хрущевки». Из-за отсутствия лифта подниматься пришлось пешком. Дверь долго не открывали, затем послышались быстрые шаги босых ног и на пороге появился сухощавый мужичонка с непропорционально длинными костлявыми руками, большой лобастой головой и веселыми водянистыми глазками под бесцветными, едва видимыми бровями. Одет он был в синюю, давно не стираную майку и растянутые на коленях шаровары.

— Ко мне?

— Если передо мной Николай Москалев, то к вам.

— Проходите, только осторожненько, не заляпайтесь ремонт у нас. Только недавно квартиру получили, теперь вот обстраиваемся. Проходите на кухню, там почище.

— Спасибо. Собственно, я к вам именно по этому вопросу. Обменно-разъездному. Я офицер уголовного розыска, старший лейтенант Куницын. Ваш тезка, тоже Коля.

— Будем знакомы, — он протянул мне измазанную мелом ладонь, спохватился и, быстро отдернув руку, предложил, присаживайтесь. Вот тут, на табуретку. Я жену с дитем пока К теще отправил, на время ремонта, чтоб краской да лаком не травились… А может, это?. По чуть-чуть?

— Что? Ах, это… Нет, спасибо.

— Да всего-то по пять капель. Чуток? Закуска что надо. Жинка расщедрилась. Ремонт — дело такое, к нему с душой подходить надо, а для души, как водится… Ну, давай, командир, дело к вечеру близится, не узнает начальство. Все, я уже достаю. Не обидь.

— Куда деваться… Только по пять капель.

— Вот это дело, — обрадовался он, стягивая со стола закрывавшую стаканы газету. — Вот это уже разговор.

Из холодильника появилась запечатанная бутылка «Столичной» и квашенная с клюквой капуста. Наполнив стаканы на треть, Москалев протянул один мне:

— За знакомство. Некоторое время мы сидели, молча, отдавая дань, умело заквашенной капусте.

— Жена готовит, — пояснил Москалев, — когда в деревню в Подмосковье ездим. У меня мамка в Мытищах живет. Я сам оттуда. Красивые места.

— Знаю, — согласился я, — бывал там. — Но Москва разрастается, сейчас уже не то, что лет пять назад… Коля, я к тебе вот по какому вопросу. Вашу коммуналку расселял паренек по имени Саша…