Раздражённые (ЛП) - Слейтер Феникс

Однако то, что он делает сегодня, не может остаться безнаказанным.

— Почему они в моем клубе? — рычу я на него.

Он, наверное, ухмыляется мне. Но я не могу сказать, потому что мои глаза не отрывались от Афины с тех пор, как она вошла сюда с девушкой Данте пару минут назад.

— Карина встречается со своей сестрой.

— Это все еще не ответ на мой вопрос.

— Я хочу, чтобы Афина была здесь для моральной поддержки, на случай, если дела пойдут не очень хорошо.

— Это не объясняет, почему они в моем клубе.

— Ну, През, — медленно отвечает он. — Я пока не хочу, чтобы Кэденс была у меня дома.

Я бы с удовольствием выбил из него весь сарказм. — Но присутствие ее в нашем клубе кажется тебе безопасным? Ты же знаешь, что у нее есть связи с командой Болта.

— Не похоже, что они не знают, где находится наш клуб, През.

В его словах есть смысл.

И все же я хочу, чтобы Афина убралась из моего клуба.

Или пошла наверх, в мою постель.

Я говорю себе, что это ее наряд морочит мне голову. Что-то вроде облегающих штанов с маленькими кексами, напечатанными на них, и свободный розовый топ.

Я хочу съесть каждый дюйм ее тела.

Кэденс, наконец, появляется, и Данте уходит, чтобы присмотреть за своей девушкой. У сестер первая встреча, полная слез. По крайней мере, они, наконец-то, знают друг о друге. Такер много говорил о том, какая дикая Кэденс, и, судя по ее виду, он говорил это не просто для того, чтобы быть мудаком. Она кричит о неприятностях. От ее едва заметного топа до шорт, которые едва прикрывают ее ягодицы. Вот в какой одежде она приходит в MК днем, чтобы встретиться со своей сестрой? Соперница ее мужа тоже, судя по тому, что я слышал. Я не завидую Данте из-за того, что ему приходится иметь дело с этим дерьмом.

Он, должно быть, считает Кэденс достойной общения с Кариной и, наконец, перестает нависать над ними. К сожалению, он возвращается, чтобы досадить мне.

— Помнишь, что я сказал, През?

— Почему ты все еще беспокоишь меня?

Ублюдок смеется и хлопает меня по спине.

— А теперь пускай слюни. Я слышал, она возвращается в Лос-Анджелес.

Это, наконец, отрывает меня от того, чтобы пялиться на задницу Афины. — Что?

— Да. Какой-то чувак выстроился в очередь, чтобы стать ее соседом по комнате и все такое.

— Да уж, блядь.

— Это не твоя проблема. Помнишь?

— Отвали. — Я бросаю на него взгляд. — Почему ты позволяешь ей вернуться туда?

— Она хочет уехать. Как я должен ее остановить? — Он поднимает подбородок в сторону Карины. — У меня полно дел с моей собственной девушкой. В любом случае, Афина — не твоя проблема, так что не беспокойся об этом.

Я жду, пока Данте отвлечется, а Афина отойдет, чтобы сделать свой ход. Каким бы я ни был жутким ублюдком, я преследую ее по всему зданию клуба. Последние остатки моего терпения иссякают, пока я жду снаружи ванной. Что, черт возьми, я должен сказать? Зачем я это делаю? Мы совершенно не подходим друг другу.

Она же, блядь, восемнадцатилетняя. Законно, на хрен, конечно.

Но, черт возьми, она была совсем малышкой, когда я пришел в клуб.

Одного этого должно быть достаточно, чтобы держать меня подальше от нее.

За исключением того, что мой моральный компас был не в порядке с тех пор, как я себя помню.

Я должен оставить ее в покое и позволить ей найти мужчину, который имеет для нее больше смысла.

Мысль о том, что она с кем-то еще, толкает меня на территорию ревнивого мудака.

Когда дверь, наконец, открывается, я так сильно завожусь, что хватаю ее и швыряю к стене. Она испускает испуганный вздох удивления.

— Почему ты в моем клубе? — спрашиваю я, мои губы так близко к ее губам, что я почти чувствую ее вкус.

— Я... я с Кариной, — заикается она, эти великолепные стальные синие глаза, широкие, как блюдца. — Данте сказал, что все в порядке, и ты не будешь меня беспокоить.

— Я беспокою тебя, милая?

Ее глаза блестят. — Нет. Но ты делаешь мне больно.

Я ослабляю свою хватку на ней, но все еще прижимаю ее к стене своим телом. — Прости.

— Чего ты хочешь от меня? — спрашивает она с запинкой в голосе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я не знаю.

— Ну, если ты не знаешь, то, как я должна знать? — Она пытается вырваться из моих рук, но я держу ее прижатой к стене. Скучал по этому умному рту.

— Я хочу перестать думать о тебе все это гребаное время, — признаюсь я.

Ее брови складываются в очаровательную маленькую морщинку. — Да? Ну, я тоже.

— Ты тоже все время думаешь о себе?

— Не будь придурком.

— Я все еще зол, что ты ушла.

Она смотрит вниз, туда, где наши тела почти соприкасаются. — Я знаю. Я все еще злюсь на себя.

Я удивлен, что она это признает.

— Зачем ты это сделала?

— Я не знаю. Я не могу этого объяснить. Это было моей мечтой так долго, что я боялась, что если я откажусь от нее ради парня, а потом все не получится, я буду неудачницей.

Ее честность немного разбивает мой гнев. — Жаль, что ты не поговорила со мной об этом.

— Я не думала, что ты серьезно относишься к тому, чтобы я осталась.

— Да, я понимаю.

— Я пыталась позвонить...

— Я знаю.

— Я…

Я прервал ее поцелуем. Сначала она целует меня в ответ, но потом высвобождается. — Не делай этого со мной снова. Пожалуйста, — шепчет она.

— Не делать чего?

Она опускает взгляд. — Не сбивай меня с толку.

Я знаю, что она имеет в виду нашу ночь в мотеле, и чувство вины захлестывает меня. — Это ты в моем клубе, — говорю я вместо того, что должен ей сказать.

— Я не имею в виду...

— Нет? Что ты не имеешь в виду? Приходя сюда в таком виде…

— В каком?

— Таком чертовски сексуальном, что я не могу оторвать от тебя глаз.

— Отпусти меня, и я исчезну с твоих глаз.

Мои руки крепче обнимают ее. — Нет. — Я обхватываю ее лицо руками и прижимаюсь губами к ее рту. Наши поцелуи сливаются в один долгий голодный поцелуй, пока мы оба не начинаем тяжело дышать. Она вздрагивает, когда одна из моих рук массирует ее грудь, и всхлипывает, когда мои пальцы скользят вниз по ее боку, проскальзывая под тонкую ткань ее топа. На секунду я провожу пальцами по ее коже, мне не хватает ее мягкости.

— Положи руки мне на плечи.

Она смотрит на меня ошеломленными глазами. — Зачем?

— Я хочу узнать, насколько ты мокрая.

Я не жду ответа. Я дергаю за эластичный пояс ее брюк и просовываю руку внутрь.

Она задыхается, когда я просовываю руку ей между бедер, прикасаясь везде. — Это мое? — спрашиваю я.

— Боже, да.

Афина

Я не могу мыслить здраво. Я могу даже упасть в обморок.

Это действительно происходит?

Я чуть не умерла, когда вошла в здание клуба и увидела Ромео. Тяжесть его взгляда лежала на моих плечах все время, пока Карина и Кэденс разговаривали, пока необходимость уйти и сделать несколько глубоких вдохов не выгнала меня из комнаты.

Потом он схватил меня и признался, что тоже не может перестать думать обо мне. Поцеловал меня.

И теперь его рука у меня в штанах, обхватывает мою киску волнующим собственническим жестом, от которого мое сердце бешено колотится.

— Это мое? — он снова рычит вопрос мне в горло, и мне кажется, что я выдыхаю ответ, но я не уверена.

— Ответь мне, и я заставлю тебя кончить. — Несмотря на собственническую хватку на моих интимных местах, он осыпает мягкими поцелуями мои щеки, лоб и, наконец, губы. — Тебе бы этого хотелось? — спрашивает Ромео.

Мои губы приоткрываются, когда я смотрю на его злую ухмылку. — Только твое.

— Мне невыносимо думать о тебе с кем-то еще.

— Мне тоже.

— Тут нет никого, кроме тебя, Пирожок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ох. То, как грубо он шепчет глупое, но милое прозвище, заставляет мои соски напрячься. Затем до меня доходит остальная часть его предложения. — Нет. Я имею в виду, что мне невыносима мысль о том, чтобы быть с кем-то, кроме тебя. Никогда.