Эпоха невинности - Эдит Уортон

Она остановилась, снова подмигнув ему, и спросила со свойственной пожилым людям непоследовательностью:

— А кстати, почему бы вам было не жениться на моей малютке Эллен?

Арчер рассмеялся.

— Хотя бы потому, что ее здесь не было, — сказал он.

— Да, точно. Жалость какая. А теперь слишком поздно — ее жизнь сломана. — Она сказала это с хладнокровным благодушием преклонных лет, словно бросая горсть земли в могилу, где похоронены юные надежды.

Арчер почувствовал, как сердце его сжалось, и он поспешил сменить тему:

— Могу я просить вас повлиять на Уэлландов, миссис Минготт? Эти долгие помолвки — они как-то не по мне.

Старая Кэтрин бросила на него одобрительный взгляд:

— Вижу, вижу. Шустрый молодой человек. Побьюсь об заклад, в детстве вы наверняка любили, чтобы за обедом вам накладывали первому.

Она закинула голову и залилась смехом, и ее множество подбородков заколыхались волнами.

— А вот и моя Эллен! — вслед за тем воскликнула она, и за спиной у нее раздвинулись портьеры.

Мадам Оленская вошла улыбаясь. Ее оживленное лицо сияло счастьем, и, склонившись поцеловать бабушку, она непринужденно протянула Арчеру руку.

— Я как раз говорила ему, моя дорогая, почему бы ему не жениться на моей малютке Эллен.

Оленская, все еще смеясь, взглянула на Арчера.

— И что же он ответил? — спросила она.

— О дорогая, пусть он сам тебе скажет. Он только что был во Флориде у своей возлюбленной.

— Да, я знаю. — Она все еще не отводила от него взгляда. — Я заезжала к вашей матери, чтобы узнать, где вы. Я послала вам записку и не получила ответа; я боялась, что вы заболели.

Он пробормотал что-то о неожиданном и спешном отъезде и намерении написать из Сент-Огастина.

— И конечно, как только вы приехали туда, вы тут же забыли обо мне. — Она продолжала улыбаться с веселым — притворным, хотелось ему надеяться — равнодушием.

«Если я все еще нужен ей, она решила не показывать мне этого более», — подумал он, слегка уязвленный ее новой манерой. Он хотел поблагодарить ее за то, что она навестила его мать, но под коварным взглядом прародительницы слова застревали у него на губах.

— Взгляни-ка на него — до того не терпится жениться, что удрал по-английски и помчался на коленях упрашивать глупую девчонку! Вот что такое любовь — точно так же Боб Спайсер увез мою бедную мамочку, но не успели отнять меня от груди, как она уже ему надоела, хотя им пришлось ждать моего появления только восемь месяцев! Но вы-то, молодой человек, к счастью и для вас, и для Мэй, совсем не Спайсер. Только моей бедняжке Эллен досталась их испорченная кровь, все остальные настоящие Минготты! — презрительно закончила старая дама.

Арчер видел, что О ленская, которая села рядом с бабушкой, все еще внимательно изучает его. Веселость исчезла из ее глаз, и она сказала мягко:

— И в самом деле, бабушка, мы должны уговорить их сделать так, как он хочет.

Арчер поднялся, чтобы уйти, и, прощаясь с Оленской, он почувствовал невысказанный вопрос о записке.

— Когда я могу вас увидеть? — спросил он, когда она проводила его к дверям.

— Когда захотите; но поспешите, если хотите еще раз увидеть мой маленький домик. На следующей неделе я оттуда съезжаю.

Внезапная острая боль пронизала его при воспоминании о часах, проведенных в освещенной лампой низкой гостиной. Короткое время, проведенное в ней, меж тем вызвало в памяти столь многое…

— Может быть, завтра вечером? Она кивнула:

— Только не поздно — я собираюсь в гости. Следующий день был воскресным, и «в гости» могло означать только одно — «к миссис Лемюэл Стразерс». Он почувствовал легкую досаду, не столько потому, что она едет туда (это даже порадовало его, что она ездит куда хочет назло ван дер Лайденам), но потому, что это дом того сорта, где она может встретить Бофорта, где она знает заранее, что его встретит, а может быть, и едет именно с этой целью.

— Отлично, завтра вечером, — повторил он, решив про себя, что рано не поедет, а приехав поздно, либо не даст ей поехать к миссис Лемюэл Стразерс, либо — если не застанет ее — это будет простейшим выходом из положения.

Но уже в полдевятого он звонил в дверь под глицинией — на полчаса раньше, чем собирался, но странное беспокойство принесло его ноги к ее порогу. Он подумал, что вечер у миссис Лемюэл Стразерс отнюдь не бал и гости могут собираться рано, как бы пытаясь преуменьшить значение своего проступка.

Его поразило, что в прихожей О ленской лежали пальто и шляпы. Зачем она просила его прийти пораньше, если у нее обедали гости? Он внимательно исследовал одежду, рядом с которой Настасья положила его собственную, и негодование его сменилось любопытством. Он не встречал такой одежды в так называемых приличных домах; и достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что ни одно пальто не принадлежит Бофорту. Одно одеяние представляло собой потрепанное длинное свободное пальто явно из магазина подержанного платья; вторым, судя по всему, владел человек весьма крупных размеров. Это был очень старый, поношенный выцветший плащ с пелериной. Его черные с прозеленью складки издавали запах мокрых опилок, который свидетельствовал о том, что владелец плаща подолгу подпирал собой стены пивнушек. На нем лежал драный серый шарф и странная шляпа, смахивающая на головной убор священника.

Арчер вопросительно поднял брови, глядя на Настасью, та в ответ развела руками. Потом она распахнула дверь в гостиную.

Молодой человек сразу же увидел, что хозяйки нет в гостиной; к его удивлению, другая дама стояла у камина — длинная, тощая, нескладная, завернутая в невероятно сложное одеяние из смеси клеток, полосок и лент незамысловатых цветов, к тому же отделанное бахромой, — следы какого-нибудь смысла в этом наряде отыскать было невозможно. Ее волосам, имевшим намерение поседеть, удалось лишь поблекнуть, и они были собраны в прическу, увенчанную испанским гребнем и черными кружевами. Распухшие ревматические суставы ее рук прятались в шелковые митенки с явными следами штопки.

Рядом с ней, окутанные облаком сигарного дыма, стояли владельцы пальто. Оба были в костюмах, которые, совершенно очевидно, они не меняли с самого утра. В одном из них Арчер, к своему удивлению, узнал Неда Уинсетта; с другим, постарше, Арчер был незнаком. Это, судя по его гигантской фигуре, был владелец огромного плаща; его голова с мелкими седыми кудрями, слегка напоминающая львиную гриву, была откинута назад; он широко развел руки, словно осеняя благословением коленопреклоненную толпу. Все трое стояли на ковре у камина, глядя на необычайно огромный букет красных роз, который лежал рядом с пучком пурпурных анютиных глазок на диване, где обычно сидела Оленская.

— Сколько же они должны стоить зимой — хотя, конечно, чего не сделаешь ради любви! — прерывистым стаккато произносила дама, когда Арчер вошел.

Все трое удивленно обернулись при его появлении; впрочем, дама сразу шагнула вперед и протянула ему руку.

— Дорогой мистер Арчер, можно сказать — кузен Ньюланд! — приветствовала его она. — Я маркиза Мэнсон.

Арчер поклонился, и она продолжала:

— Моя Эллен приютила меня на несколько дней. Я только что с Кубы, где проводила зиму с испанскими друзьями необыкновенными, очаровательными людьми. Высшая кастильская знать, вы же понимаете, — как жаль, что я не смогу вас познакомить! Но мой старый друг доктор Карвер вырвал меня оттуда. Вы не знакомы с Агатоном Карвером, основателем общества «Долина Любви»?

Доктор Карвер склонил свою львиную голову, и маркиза продолжала:

— Ах, Нью-Йорк, Нью-Йорк, как же мало он соприкасается с духовной жизнью! Однако, я вижу, вы знакомы с мистером Уинсеттом.

— О да, мой дух соприкасается с мистером Арчером уже некоторое время; правда, на иных дорогах, — пошутил Уинсетт, улыбаясь своей суховатой улыбкой.

Маркиза неодобрительно покачала головой:

— Не стоит над этим шутить, мистер Уинсетт. Откуда вы можете знать это? «Дух дышит, где хочет».[61]

— Да-да, где хочет! — громовым голосом подхватил доктор Карвер.

— Присядьте, мистер Арчер. Мы вчетвером прекрасно пообедали, и моя девочка поднялась наверх переодеться. Она спустится через минуту — она ждала вас. А мы тут восхищаемся этими прекрасными цветами, которые будут для нее сюрпризом, когда она появится.

Уинсетт не стал садиться.

— Боюсь, я должен идти. Пожалуйста, передайте мадам Оленской, что мы будем сожалеть, когда она переедет. Этот дом был в наших краях прекрасным оазисом.

— Но вас-то она не покинет. Поэзия и искусство для нее как воздух. Вы ведь пишете стихи, мистер Уинсетт?

— Нет, но я иногда читаю их, — сказал Уинсетт и, отвесив общий поклон, удалился.

— Весьма язвителен… un peu sauvage.[62] Но так остроумен! Как на ваш взгляд, доктор Карвер?