Без иллюзий - Андрей Мартьянов

Сон не шел. Угнетающая обстановка, раздражающие запахи, чувство полной отрезанности от внешнего мира. Ничего себе, угодил в переплет. Для рейхсминистра это даже как-то… Как-то неприлично. Вот Герман Геринг сейчас, вероятнее всего, почивает в огромной спальне Каринхалла с отделкой под барокко и горя не знает — отчет о событиях в Бремене ему предоставят с утренней сводкой, за обильным завтраком.

Боже, какая бессмыслица в голову лезет. Тогда как всерьез подумать надо о другом: что делать дальше? Рекомендация обергруппенфюрера Гейдриха «видеть картину целостно и объемно» окончательно излечила меня от соблазна впасть в самообман — самый распространенный недостаток руководства Германии.

Недостаток? Слишком мягко. Как однажды совсем по другому поводу выразился Антуан Буле де ля Мерт: «Это хуже, чем преступление. Это ошибка». Да, страшная ошибка всеобщего самообмана. Именно всеобщего, поразившего практически каждого — от фюрера до безусого фаненюнкера, рвущегося в бой, чтобы сложить голову за Германию.

А за многоцветной ширмой из знамен и штандартов прячется та самая «суровая правда реальной жизни», о которой с печальной иронией говорил сегодня Аппель: лавинообразно нарастающий управленческий кризис, разрушающаяся экономика, не способная выдержать нагрузку мировой войны, сверхсверхбюрократия, а прежде всего — уйма «государств в государстве».

Партия. Вермахт. СС. Корпорации. Особняком стоят Люфтваффе и Кригсмарине. «Принципиально новый, истинно национал-социалистический род войск», — как любит характеризовать Геринг свою авиацию, и консервативный военно-морской флот, где необычайно сильны кайзеровские традиции.

Могу назвать еще с десяток позиций, от Трудового фронта и отдельной касты Министерства иностранных дел до проклятущего Управления четырехлетнего плана или Дойче Юнгфолька! У всех задачи «наиболее приоритетны», все до единого требуют денег, ресурсов, поддержки, грызутся за полномочия и сферы контроля, лезут не в свои дела с бесценными и столь же нелепыми предложениями, саботируют важнейшие решения только потому, что они могут принести гешефты конкурентам, а в этом случае лучше вообще ничего не делать, чем позволить сопернику вырваться вперед.

…Наверное, все до единого дети, читавшие приключенческие романы, изучали азбуку Морзе — когда-то и я не избежал этого увлечения, тоже играл со сверстниками в «пиратов» на озере Коллер под Мангеймом. Тире-две точки. Тире-точка. Снова и снова. Морской код DN, «Иду к вам на помощь», обычно отдающийся флажковой сигнализацией!

Кто-то колотил камнем во внешнюю дверь убежища — DN, DN, тире-две точки. Тире-точка! Ну конечно же, Бремен — морской город, как еще подать сигнал запертым в бункере? Вот и пригодились, казалось бы, накрепко позабытые и ненужные во взрослой жизни знания ранней юности!

— Поднимайтесь! — громко сказал я. — Господин Аппель?

— Слышу, — донеслось из полутьмы. — Тоже опознали код? Кажется, нас все-таки откопали. Пойдемте, взглянем. Надеюсь, это не английский десант. Но если так, я буду отбиваться гербовой печатью, а вы забрасывайте противника чернильницами.

Я нервно усмехнулся.

Тяжелая дверь с неприятным скрипом отошла в сторону. Я зажмурился: день пасмурный, но все равно утренний свет оказался слишком ярким.

— Как вы нас напугали, — послушался знакомый голос. Опознать нетрудно, это Густав фон Холленбройх, адъютант Мильха. — Мы думали, что случилось худшее.

«Я их напугал, надо же! Я!»

Ого, да здесь не меньше полусотни людей — военные, рабочие «Организации Тодта» в оливковой «богемской» униформе, несколько гражданских, полицейские. К спасению моей персоны из подземного узилища приложены немалые силы. Мильх постарался, никаких сомнений.

Пейзаж претерпел изменения в радикально худшую сторону: здание штаба ОТ исчезло, снесено до фундамента — похоже, бомба угодила точнехонько в него. Деревья в парке напротив сгорели, голые черные стволы еще дымятся. Соседние дома частично обрушились, а вот каменная лютеранская церковь в сотне метров вверх по улице, судя по виду, не пострадала вовсе — сверкает цветное стекло витражной розетки на фасаде; как не выбило ударной волной, непонятно.

— Архив и текущая документация, — замогильным голосом сказал Аппель, стоявший за моей спиной. Первое о чем он подумал, увидев руины штаба. — Расстрелял бы Черчилля самолично!

— Если вам и повезло в том, что бумаги сгорели и избавили от лишнего балласта, — фыркнув, отозвался я, — все же лучше не рассчитывать на повторение подобных событий, которые будут постоянно привносить в работу необходимую свежесть. Юлиус, забудьте! Я не стану требовать строгой отчетности, обещаю. Главное — все живы!

— Это нужно заканчивать, — после короткой паузы вполголоса сказал айнзатцляйтер, исподлобья поглядывая на кирпичное крошево и обгоревшие листки, гоняемые ветерком. — Заканчивать как можно скорее. Немедленно. Как угодно. Вы понимаете, что я имею в виду, доктор.

— Господин Шпеер, — шагнул вперед фон Холленбройх. Вид у подполковника был озадаченный, вероятно, он не получил четких инструкций от фельдмаршала, что со мной делать, буде рейхсминистр отыщется живым и здоровым. — Прикажете сопроводить в Дельменхорст на аэродром? Если нет других распоряжений?

— Поезжайте, мы справимся, — Аппель дружески тронул меня за плечо. — Здесь вам делать нечего, доктор. Это не ваша задача. Отправляйтесь. Всё необходимое вы успели сделать. Благодарю за приятную компанию, мы отлично провели минувший вечер. Со смыслом.

«Что он имеет в виду?» — подумал я. И сразу осознал, что знаю ответ на этот вопрос. Его только что озвучил сам Аппель.

Заканчивать. Как именно — не принципиально. Были бы инструменты в руках. А их нет.

— Я вызову вас в Берлин, едва обстановка нормализуется. Любые — слышите, любые! — ваши требования по снабжению будут удовлетворены немедленно. Достаточно запроса в мой секретариат.

— Спасибо, доктор Шпеер. Мне очень приятно работать под вашим руководством.

Кажется, это не просто обязательно-вежливая формулировка. Юлиус Аппель подразумевает нечто большее. Выражает надежду. Невозможно подводить людей, надеющихся на тебя и тебе доверившихся.

— Едем, — я решительно кивнул Холленбройху. — Фельдмаршал на аэродроме?

— Так точно, господин рейхсминистр!

Спустя два дня, уже в Берлине, я узнал, что повторная бомбардировка Бремена в ночь с 28 на 29 июня не носила масштабного характера — видимо, англичане решили, что бдительность наших ПВО притупилась и нового удара спустя двое суток никто не ожидает.

По данным Мильха в этом налете участвовали двести девять машин, сбито одиннадцать, причем из-за низкой облачности британцы промахнулись и вместо железнодорожного узла (как показали очередные пленные) бомбы посыпались на предместья, где я и находился.

Дома среди многочисленной корреспонденции меня ожидала депеша от брата, переданная не почтой, а через знакомого офицера связи ОКХ в ставку и далее мне лично: незаменимый Хайнц Линге поспособствовал.

Я сразу показал письмо маме. Заканчивалось оно так:

«…Я ничуть не жалуюсь, в действующей армии на Востоке вовсе не так ужасно, как это частенько описывают слухи: самая обычная служба. Мы здесь в ожидании больших событий, но, полагаю, тебе куда лучше знать, каких именно.

Мои поздравления Маргарет с рождением сына, это замечательная новость.

Люблю всех вас. Скучаю, надеюсь, приеду в отпуск осенью, в ноябре. Твой всегда — Эрнст Шпеер».

17 июля 1942 года Шестая армия вермахта начала генеральное летнее наступление.

Целью были Сталинград и Кавказ.

Эрнст оказался в гигантском водовороте людей и событий, решивших судьбу цивилизации на долгие десятилетия вперед.

Часть вторая

СОЛДАТ

1. Охота на кабана

Первый русский солдат, которого я увидел совсем близко, лицом к лицу, был мертв. В чем мне, несомненно, повезло куда больше, чем обер-лейтенанту Хельке и лейтенантам Штраубе и Вальдау.

Я познакомился с ними, когда прибыл в Харьков в начале июля сорок второго. Той зимой русские предприняли отчаянную попытку отбить у нас «первую столицу Украины». Попытка эта провалилась и стоила русским большой крови, а германский контроль над Харьковом утвердился окончательно.

Харьков выглядел вполне европейским, ухоженным, даже красивым. Мне доводилось видеть его и прежде, но это случилось зимой и мельком; теперь же у меня появилась возможность пройтись по его чисто подметенным улицам, полюбоваться на каштаны и липы местного парка. Солдаты посещали кинотеатр, для офицеров работали целых два театра — оперный и драматический.