Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

Ольге — 16, Даше — 32. Абсолютно чужие и незнакомые, несмотря на прямое, кровное родство.

— Я пришла взять свое, — переживая первое предательство (друга и любимой), Оля меньше всего думала о дипломатии. Хотелось убивать, разрушать и творить свою жестокую справедливость.

— Здесь твоего нет ничего, — холодно ответила мать, никогда для этой дочери матерью не бывшая. За ее спиной шуршали шаги, там просыпалась другая семья, настоящая.

— Это моя квартира, я десять лет ее ждала и честно выполнила все ваши условия. — С взрослением в лице девушки острее обозначились фамильные черты и ее собственное упрямство.

— Можешь зайти, — женщина отошла на полшага (так горы поддаются невозможной силе человеческого духа). — И даже поздороваться, для начала.

Одну комнату Даша сдавала женщине с пятилетним ребенком, в двух других жила с мужем, общим сыном и больной матерью мужа.

— Как видишь, нам тебя некуда, — совсем как десять лет назад, Даша бессильно развела руками, всем своим видом показывая, что нет места ее кукушонку в этом гнезде. — Разве только с Агнией Ивановной рядом, заодно присмотришь за ней.

— Не волнует, — взрослеющий птенец смотрел холодно и безразлично. — Это моя квартира. Ты это знаешь. А куда вы пойдете вместе с вашей Агнией Ивановной, меня не волнует.

Софья Игнатьевна, умирая, думала лишь о своей маленькой Оленьке. В ее почти взрослых, шестилетних ручонках она оставляла свой Ленинград со всеми его дождями, домами, каналами. Свою память, свое исчезающее тепло и завещание на фамильную, старинную квартиру.

Умирая от разлуки с единственным близким и любимым человеком, шестилетняя девочка каждый день мысленно клялась тете, что вернется, несмотря на все происки других взрослых — бабушки с дедушкой, призрачного отца-адмирала и, в первую очередь, малолетней своей матери, начинающей строить новые личные отношения с новым поклонником.

Холодная, строгая женщина, лежащая в черном гробу, едва ли напоминала тетушку Соню. На нее был похож ее взрослый сын, обещавший маленькой Олюшке выполнить последнюю волю матери — сохранить и вовремя передать семейный архив, документы, фотографии.

Спустя неделю после Ольгиного переезда в Питер, они с Александром сидели в кафе, напротив дома на набережной, знакомого обоим с рождения.

— Ты так выросла! — последний раз он видел ее на похоронах матери и сейчас просто не представлял, как общаться с ребенком, ставшим вдруг мрачно-злобным подростком.

— Когда ты так не смотришь... Вы удивительно с моей мамой похожи! Я знаю, что ты ждала и хорошо училась все десять лет, но давай говорить, как взрослые люди, в данном случае я ничем не смогу тебе помочь. Я же не могу просто выгнать их… физически не могу, я не бандит, я всего лишь программист.

— А я циник-нигилист! — отныне напрочь отрицая все общепринятое, Ольга хороводилась с неформалами всех мастей, неизменно приглашая их ночевать к «себе домой». Доводя мать до истерик, ее мужа до драк, а их бабушку до сердечных приступов, она немного жалела их шестилетнего сына, но месть застилала глаза.

Ольга проснулась по будильнику, ровно в девять.

Протащилась через комнату.

Встала под душ и мысленно, вслед за исчезающим сном, вернулась в прошлое.

Питер — душевная рана с приводами в полицию, отчаянием девичьих откровений, запахом марихуаны, поиском себя и твердым осознанием, в конце концов, самой принять ответственность за собственную жизнь.

«Мне никто ничего не должен. Я никому ничего не должна».

«Раньше они могли решать за меня, сейчас нет. Теперь только я решаю, кем мне быть и с кем мне быть. Если побеждаю – это моя, только моя победа. В противном случае – мои только ошибки. И никто, кроме меня, в них не виноват».

Время стремительного взросления. Проверки характера на крепость, чувств на нежность, прицелов на точность. В результате через год Ольга простилась с Питером, не загадывая вернуться, и отправилась в Москву. Без чьей-либо поддержки/помощи, поступила в МАРХИ, оставляя за кадром прозу жизни в виде стесненных финансовых обстоятельств, подработок «везде, где придется» и даже макдаке, жизни в хостелах и общагах, она стремилась вперед и вверх, к мечте, о которой едва не забыла в мороке дружеских предательств и семейных дрязг. Отныне Ольга оставила их далеко за кормой. Впереди столько всего интересного и непрожитого!

Ольга училась, работала, развлекалась, влюблялась и была любимой, проектировала варианты развития собственной жизни и жизни сообща — начало стажировки в Компании принесло качественно новые отношения с другой сотрудницей Компании и некоторую финансовую стабильность. Стажировка была оплачиваемой, а у избранницы в собственности значилась комната «долевка» в вечно пустующей двушке на Кутузовском. Альбина стажировалась в юридическом отделе той же Компании. Была обжигающе-холодна внешне (при исполнении), испепеляюще-горяча наедине (в неформальной), шикарна, несносна, коварна, нежна. Ольга любила и ненавидела ее до умопомрачения, лавируя между взлетами и падениями, рассчитывала шаги, ситуации и курсовые. Одна из них, кстати, касалась именно Городка. Дипломным проектом должен был стать тот самый душевный «Северо-Запад» — новый административно-жилой район, вынашиваемый Ольгой еще, наверное, с подростковых мечтаний. Но не стал. Он готов был на девяносто процентов, когда Ольга все-таки передумала (слишком безумная идея, слишком много требует сил, которых нет, ибо их вытянула личная сторона, ставшая в последнее время полным неадекватом) и довела до диплома другой, более спокойный, предсказуемый, выверенный, «рафинированный» проект, попавший точно в цель и принесший трудовой контракт с Компанией, неожиданно подытоживший «семейную».

— Теперь ты… — Аля готовилась и не раз репетировала перед зеркалом «заключительную речь», но, глядя на Ольгу, никак не могла подобрать (собрать) нужные слова. — В общем, мой шеф… я выхожу за него. Мы встречаемся уже давно. Я не говорила тебе раньше, чтобы не отвлекать…

— Ты с ума сошла? — в памяти запестрели все непонятки последнего времени и с перфекционистской верностью сложились в идеальную логическую цепочку измен, кроме только простого, человеческого.— Это неправильно! Это не мы с тобой! Не ты, не я….

— Оль, давай без сцен! — Алька криком перебивала собственные слезы — Мне, между прочим, еще тяжелее, я не такая, как ты! — ее слова еще долго преследовали в памяти и отзывались при каждом новом знакомстве. — «Я не могу жить открыто! Я не умею делать эти проекты! Я вообще не творец, я юрист! Понимаешь?! Моя жизнь — это законы государства! Я не мужчина, поэтому мой максимальный карьерный — это официальный с высшим по званию! Да! Я говорю, как дрянь! Но. Зато честно… И я люблю тебя…»

Выключив воду, Ольга выходит из душевой. Запотевшее зеркало сквозь вуаль рисует стройный абрис обнаженного тела.

Странно, зачем память возвращает именно в тот самый день — день защиты диплома, подписания контракта, откровений любимой?

История повторяется?

Только в чем?

Диплом тире проект? — возможно.

Контракт? — обязательно!

Любимая? …

Ольга вытирает волосы, отчего они становятся похожи на мокрые иглы.

«У меня нет любимых. Есть интрижка, вопреки принципам, с замужней женщиной. Которая становится душевной обузой».

«Но я подумаю об этом завтра или сегодня после презентации», — ибо, первым делом, первым делом самолеты…

Офис филиала Компании в Городке сегодня похож на роящийся улей — нервно, многолюдно и пахнет надвигающимся фуршетом.

Никита Михайлович страшно не любит такие дни. Они напоминают ему приезд высокого начальства в пионерский лагерь — первая ответственность его комсомольской юности. Только теперь, ко всему прочему, под ногами мешается взрослый сын со своей экзотической любовницей, упертая, как танк, внебрачная дочь трусоватого младшего брата и куча иных, всевозрастных, всепроблемных коллег.

Михаил Никитич напротив, чувствует себя в этом хаосе преотлично и с удовольствием замещает отца везде, где это только возможно. За ним по пятам следует верный оруже (папко и попко) — носец Джамала. Сегодня она незаменима и неотразима.