Всё хоккей - Елена Сазанович

— Ого-го! — Макс слишком откровенно посмотрел на большие квадратные часы, почти сливающиеся с белой стеной, и нетактично громко присвистнул.

Мне пришлось резко встать с места.

— Извините, — сухо сказал я. — Я действительно слишком уж воспользовался вашим гостеприимством.

Я прошел в коридор, набросил на себя потрепанное пальто и нахлобучил на глаза кепку.

— А я с удовольствием дал вам этим воспользоваться, — широко улыбнулся мне Макс, пожимая на прощание руку. — Тем более у нас не только был общий, как оказалось, друг, но и возникло общее дело.

Я вопросительно приподнял брови.

— Вы будете писать о жизни и смерти Смирнова, — пояснил Макс. — И мой долг всячески вам в этом помогать. А я примусь за скрупулезное исследование души того, кто убил ученого. Разве это не общая цель? Эти два человека, хоть и не были даже знакомы, но роковым случаем теперь навеки повязаны.

Краска медленно подступала к моему лицу, вплоть до удушья. И я некстати закашлялся.

— Холодновато, поди, в таком пальтишке, — сочувственно заметил Макс и бесцеремонно пощупал ткань старого пальто, приобретенного мною в комиссионке. — Но я смею надеяться, что ваша книга позволит вам приобрести что-либо подобротнее.

— Вы прекрасно знаете, что я пишу не ради гонорара, — сдавленным голосом прохрипел я.

— Безусловно! Это ваш долг и дань памяти погибшему другу. И, безусловно, мы еще встретимся. И я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Мне лишь нужно завершить кое-какие дела, и я полностью в вашем распоряжении. И тут же вас оповещу, позвольте ваш телефончик.

Макс тут же вытащил из кармана светлых хлопковых брюк мобильник, и я машинально продиктовал свой телефон.

— Всего доброго, — я вторично протянул руку, желая поскорее ретироваться.

Макс задержал мою руку в своей и навязчиво впился в меня глазами.

— Погодите, погодите, все-таки мне ваше лицо определенно знакомо, — он нажал на выключатель, яркий свет ударил мне прямо в глаза. Я резко зажмурился, мне показалось, что я на допросе.

— У меня феноменальная память на лица, — самодовольно произнес Макс. — Профессиональная привычка, в некотором роде. Я запоминаю с первого взгляда своих пациентов. Стоит мне лишь раз взглянуть им в лицо, я почти безошибочно угадываю суть, нет, не детали, а основную суть их характера. Детали уже потом, при откровенной беседе.

— И что вы про меня угадали? — я вызывающе посмотрел на Макса.

— Вас что-то мучит. Что-то определенно важное. Мучит настолько, что вы чуть ли не готовы сломать свою судьбу.

Я не выдержал и снисходительно улыбнулся.

— Вы плохая гадалка, хотя не спорю, наверняка, профессионал в своем деле. Но подобные вещи можно сказать про каждого. Практически каждого что-то мучит и каждый не раз готов сломать свою судьбу. Я не исключение, особенно после того, как потерял лучшего друга и, следовательно, пережил трагедию. Еще бы меня что-то не мучило. Вот вас разве ничего сейчас не мучит?

Макс выдержал мой взгляд.

— Ну что ж, возможно вы прав, — великодушно согласился он. — И все же… Ваше лицо…

Я широко распахнул дверь. И уже одной ногой переступил через порог.

— Ах, да! — вдруг ненароком бросил Макс мне в спину. — Я видел вас на похоронах Смирнова. Только вы, почему-то, прятались за чужой могилой. Почему?

Я, не оборачиваясь, резко ответил.

— На сей раз, вы определенно ошиблись. И вас определенно подвела профессиональная память.

Я плотно закрыл за собой дверь и через ступеньки бросился стремглав вниз, не дожидаясь лифта. И лишь в своем желтеньком феррари почувствовал себя в полной безопасности. Но ненадолго. Я вдруг понял, какую совершил ошибку, оставив свой номер телефона. Если он того пожелает, запросто может вычислить, кто к нему приходил. В этой квартире жить уже было небезопасно. К тому же подходил срок моего возвращения с Канарских островов. Меня вскоре будут разыскивать коллеги. Диана, пожалуй, уже вся извелась. Что ж, пришло время что-то решать. Немедленно, сию секунду.

Я припарковал машину возле супермаркета, закупил там еды. Уже, без зазрения совести, купил бутылку дорогого виски. Мама бы наверняка не одобрила подобный демарш. Но мама была далеко. Кроме нее мне никто не мог посоветовать, как жить дальше. На это, я смел надеяться, была способна только бутылка хорошего виски…

Уже дома, в своем тайном убежище, я накрыл себе стол — по богатому. Сварил раков и омаров, нарезал толстыми ломтиками красную ветчину, налил полный бокал и, укутавшись в пушистый плед, почти сразу его выпил.

Мысли сразу же стали приходить в порядок. Конечно, самым разумным было еще потянуть время. Телефон отключен, а дверь можно и не открывать, не будут же ко мне вламываться. Но интуиция, разбавленная щедрыми глотками виски, подсказывала, что нужно решить вопрос немедленно. Пора вернуться из Канар и выйти на свет.

Виски не только привело мои мысли в порядок, но и определенно притупило совесть. Мне вдруг этот месяц, проведенный в обществе вдовы, в самобичевании и самоограничении показался не просто глупым, но и до крайности комичным. Что я себе придумал! Разве Макс не прав, что мне теперь гораздо тяжелее, чем жертве. И это в некотором роде трусость, вот так, в один день, бросить большой спорт, карьеру и пустить свою жизнь под откос, рыдая по ночам в подушку по безвременно погибшей жертве. Да, мама бы это расценила как малодушие. И не только мама. Все мои товарищи по команде в один голос уверяли меня, что нужно все забыть и вернуться к полноценной жизни. Какого черта я здесь пью в одиночку! А не возвращаюсь с Канар, загорелым и отдохнувшим?

Мои мысли, разогретые виски, прыгали, разлетались и вновь соединялись, пока, наконец, не сложились в одну мозаику. Где был изображен я с золотой клюшкой в руке. И где-то мой дом, мой особняк, мои друзья и вся моя такая беспечная и благополучная жизнь. Что ж, пожалуй, я поблагодарю виски, и распрощаюсь с ним навсегда. Больше пить не следует. Совесть вновь спит крепким сном, как младенец. Я уже определенно знаю, что делать. Я возвращаюсь. И предвкушаю, как меня встретят друзья, с распростертыми объятиями. Как Диана бросится мне на шею. И одна маленькая рыжеволосая фанатка помашет мне платочком с трибуны после очередного моего триумфа (почему бы и нет?). Этот месяц я навсегда вычеркну из своей жизни, как кошмарный сон. Про трагедию уже никто, кроме родных Смирнова и меня, не вспоминает. В нашей стране все забывают быстро. И особенно трагедии. Поскольку они имеют несчастье слишком часто меняться.

Я подключил телефон и быстро, уверенно стал набирать номер Лехи Ветрякова.

Мне никто не ответил. Но я чувствовал, что нужно прямо сейчас, во что бы то ни стало дозвониться, договориться. Я словно боялся, что если не сейчас, разом, махом, что-то непредвиденное, страшное, вновь может нарушить мои планы. Я лихорадочно набирал и набирал разные номера. «Никого нет дома, оставьте свое сообщение на автоответчике». Мобильный тоже не отвечал или абонент были временно недоступен. Все одно и то же. А когда, когда абонент будет доступен! Я в бессилии опустил руки. Схватился руками за голову. Господи! Что это я! Ну, нет сейчас Лехи, будет через полчаса, час… Нет, нужно хоть с чего-то начать мое возвращение. Тогда начну с Дианы! Конечно, это самое разумное, и самое приятное. Как я сразу не сообразил! Нужно вначале вернуться домой, а потом уже в спорт. В спорт нужно возвращаться только из своего дома, чтобы все поняли, что у меня все, как и прежде.

Я позвонил Диане. И уже не удивился, и не разозлился, что ее телефон тоже не отвечал. Диана наверняка на показе мод, а, возможно, снимается в очередном ролике или сериале. Она так востребована сегодня! Так самодостаточна! С какой стати молоденькой хорошенькой девушке сидеть дома. Или отвечать по мобильнику, если на нее наведены софиты?!

Я аккуратно поставил бутылку в бар, мне она уже не пригодится. Тщательно побрился, принял душ и собрал немногочисленные вещи. Что ж, я взглянул на себя в зеркало, в отражении на меня смотрел вполне симпатичный, чистенький, ухоженный, богато одетый парень, от которого освежающе пахло французской туалетной водой. Эстет, как и прежде. И какой черт меня надоумил становиться бомжом! Все игра в благородство! Никогда я им не отличался. Пусть оно останется на долю моего бывшего дружка Саньки Шмырева. С меня вполне достаточно золотой клюшки, уютного особняка, желтенького спортивного феррари и французской туалетной воды. Ах да, еще Дианы.

И я решительным шагом направился к ней. В этом тайном убежище мне было больше делать нечего.

Уже на улице, глубоко вдыхая морозный ветер вперемежку со снегом, я вдруг вспомнил, что забыл рукописи Смирнова. И поморщился. Плохая примета. Значит, ухожу не навсегда. Но еще хуже возвращаться. И я не вернулся. А запрыгнул в машину и уже через минут сорок поднимался на лифте в свою городскую квартиру.