Признания мои и комиссара Мегрэ - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жан Габен в роли комиссара Мегрэ
Девять утра. Комиссары только что пришли и разбирают почту. В других кабинетах сидят инспекторы в пальто и шляпах. Ждут и болтают.
Звонок. Время доклада. Комиссары входят в кабинет своего шефа, начальника уголовной полиции. Кабинет как кабинет, обставленный мебелью красного дерева. За окнами залитая солнцем Сена. Здесь царит атмосфера сердечности. Лишь некоторые из присутствующих приоткрывают папки и обмениваются короткими фразами.
– Как с делом Бару?
– Шофера отпустили. Но будем следить: совершенно очевидно, что он врет.
– В Ла-Виллет убийство с целью ограбления. Кто им занимается?
– Будапешт сообщает, что два международных афериста выехали вчера в Париж.
Один за другим комиссары покидают кабинет и в свою очередь приглашают к себе нужных им инспекторов.
– Как с твоей вчерашней слежкой?
– Женщина ночевала в меблированных комнатах на улице Вавен.
– Одна?
– С клиентом, но тот через четверть часа ушел. Я проследил за ним.
Посетители ждут приема; они вовсе не так счастливы, как можно было бы подумать. Очень хорошо одетый невысокий молодой человек утирает тонким платком лоб. Ему к начальнику отдела по борьбе с наркотиками.
– Садись. Что ты наврешь мне сегодня?
– Я никогда не вру, – мямлит тот.
– Кто снабдил Педро порошком?
Педро, платный партнер для танцев, умер вчера, приняв слишком большую дозу кокаина.
– Это не я.
– А может, Рита, твоя любовница, которая спала и с ним тоже?
– Неужели вы хотите сказать?..
Он напускает на себя целомудренный вид. Комиссар, продолжая допрос, подписывает почту, потом медленно поднимает голову и начинает перечислять целый список обитателей Монмартра, словно все они – его близкие друзья. Дело осложняется замысловатыми постельными отношениями, угрозами убийства, появлением женщины, которая танцевала с Педро, и какого-то командира кавалерийского эскадрона. Во всем этом сам черт ногу сломит. Тогда комиссар нажимает кнопку и небрежно говорит появившемуся инспектору:
– Посади-ка эту скотину за решетку. «Скотина» делает большие глаза и чуть не плачет:
– Я все скажу. Я честный человек. Мой отец был государственным служащим… Порошок ему продал Большой Додо…
– Следующий, – говорит комиссар.
Таких дел у него каждый день несколько, и все они достаточно сложные. Но он лучше, чем кто бы то ни было знает всех этих Жозе, Педро, Больших Додо – в общем, всю эту компанию. Время от времени он звонит вниз, в отдел гостиниц.
– Это вы, старина? Гляньте-ка, кто там спал вчера с Ольгой, ну, этой, веснушчатой, в гостинице «Пигаль»? Спасибо… Нет, ничего серьезного.
В приемной очень приличный господин с орденом Почетного легиона ждет, когда его примет главный шеф. Он уже в возрасте; чувствуется, что ему привычнее заставлять ждать, чем дожидаться самому. Наконец его приглашают. В руках у него светлые перчатки и трость с золотым набалдашником.
– Господин начальник…
– Господин… Присаживайтесь.
– Дело у меня очень щекотливое… Я… Не знаю…
И вот он уже плачет. Какие только люди не плачут в этом кабинете! Начальник терпеливо ждет. Он привык. Потом мягко пытается помочь:
– Речь идет о вашей дочери?
– Нет… О жене…
Короче говоря, она попросту сбежала с каким-то альфонсом. При этом забрала с собой двести тысяч франков, что уже хуже.
– Вы хотите, чтобы я возвратил вам деньги?
Господин делает отрицательный жест, шмыгает носом, сморкается.
– Чтобы я арестовал альфонса?
Нет! Нет! Нет! Не в этом дело.
– Я хочу, чтобы вы вернули мне жену. Скажите ей, что я не стану ее упрекать. Это из-за людей, из-за дочери, понимаете?
Начальник снимает трубку.
– Попросите инспектора Бара… Это вы, Бара? Скажите, вы ничего не слышали о госпоже «X»? А? Как вы сказали?.. Ладно… Улица Токвиля? Спасибо, старина.
Он смотрит на собеседника уже с меньшей жалостью.
– Признайтесь, это случилось по вашей вине.
– По моей?
– Да, по вашей. В вашем возрасте и положении следовало бы вести себя поосмотрительнее.
– Но…
Теперь господин краснеет. Он уже жалеет, что пришел сюда.
– Пусть вам было любопытно, ладно. Но вы взяли в привычку водить жену в места, где ей бывать не следует, втягивали ее в оргии, которые…
– Откуда вы знаете?
– Она вошла во вкус…
И вот уже слышатся всхлипывания, за которыми следует полное признание.
– Это больше не повторится, клянусь. Это все друзья… Уговаривали развлечься… Верните мне жену и…
В приемной еще двадцать человек. Начальник встает.
– Я сделаю все возможное. Идите. Ваша жена находится в квартире на улице Токвиля, но вы туда не ходите…
– Думаете, вам удастся?
– Сегодня вечером она будет дома, – отвечает комиссар и добавляет, повернувшись в сторону приемной: – Следующий.
Опять мужчина в возрасте, с орденом и все прочее. И снова в слезах.
– Мой сын…
– Чек без покрытия?
– Поддельный…
– Что он натворил?
– Ничего.
Начальник пожимает плечами. Он знает сотни, тысячи этих папенькиных сынков, которые от безделья в один прекрасный день решаются подделать подпись, начинают нюхать кокаин или впутываются в какую-нибудь гнусную историю.
– Лучше бы вы заставили его работать.
– Он не хочет…
Дальше, следующий! Дело надо попытаться уладить, и не потому, что эти люди того стоят, а потому, что такие скандалы бесполезны, если не опасны.
– Как вы говорите, мадам?
– Он избил меня до крови. Взгляните… Худощавая бледная женщина, с искаженным красивым лицом. Говорит приглушенно и торопливо. Начальник смотрит на нее, словно пытаясь что-то вспомнить.
– В самом деле? Муж вас избил?
– Смотрите…
Ай-ай-ай! Она уже расстегнула блузку и показывает плечо и грудь.
– Прошу вас… Я…
Поздно. Нервный припадок. Это истеричка. Она разыгрывает эту сцену во всех парижских комиссариатах. Но она не настолько больна, чтобы поместить ее в психиатрическую лечебницу.
– Уведите ее потихоньку. Следующий.
Во всех кабинетах непрерывно звонят телефоны, но никто не выходит из себя. Эти спокойные, уравновешенные люди ведают всеми тайнами Парижа и даже Франции. Они не похожи ни на Шерлока Холмса, ни на Рультабийля[19], ни даже на г-на Лекока[20]. Это большей частью степенные обыватели, которые с удочкой в руках ждут часа, когда выйдут на пенсию, переселятся в деревню и будут возиться в саду.
Наши полицейские не говорят ни об интуиции, ни о чутье. И тем более в их словаре отсутствует слово талант.
Нет! Это знатоки своего дела. В большинстве своем они прошли через отделы гостиниц, борьбы с наркотиками, азартных игр. Во время войны некоторые из них работали в разведке, действуя на территории всех европейских государств и даже в Америке.
– Скажите-ка, мой друг, вы не были в Константинополе в семнадцатом году?
Вопрос
