Том 6. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть аторая - Эрнест Лависс

Это умственное движение сосредоточивается в столице и в немногих провинциальных городах: Салониках, Смирне, Алеппо, Багдаде. В Турции в провинции не существует турецкой жизни. В Алеппо, в Багдаде провинциальная жизнь носит арабский, аптитурецкий характер; в Албании, где она начинает зарождаться, в Эльбассане, в Верате, она албанская. Умственное движение в Турции было в действительности до 1870 года и позже делом провинциалов, но оно проявлялось в Константинополе, и это не могло быть иначе.

Этому светскому движению соответствовало параллельное ему, но вытекавшее из другого источника религиозное движение. Современный ислам далеко не похож на идеальный (не реальный) ислам, будто бы существовавший, по представлению богословов, во времена первых четырех халифов. Под влиянием персидского учения суфизма магометанство с давних пор не переставало эволюционировать в сторону мистицизма. В теории, догматически, оно осталось неизменным; в действительности же оно превратилось как бы в покрывало, наброшепное на древние искаженные народные верования и на разнородные доктрины, сводящиеся к настоящему пантеизму. Два главных и наиболее влиятельных в Турции духовных ордена дервишей Бекташи и Мевлеви представляют собой сообщества свободомыслящих пантеистов, «вольнодумцев в том двойном смысле (политическом и нравственном), который это слово имело в XVIII веке», как сообщает один добросовестный наблюдатель.

Наши личные наблюдения позволяют добавить, что эти ордены одушевлены революционными стремлениями, доходящими до мыслей о социалистической республике[79].

Расправляясь с янычарами, султан Махмуд подверг гонению и орден Бекташи, с которым они были тесно связаны; этим он приобрел расположение представителей официального богословия, или того, что можно называть церковью в мусульманстве, но оттолкнул от себя мистические и пантеистические секты, официально исповедующие правоверный ислам и действующие за последние пятьдесят лет как настоящие тайные общества. Бекташи исповедуют пантеистическую доктрину и догмат троицы, состоящей из Али, Магомета и Бекташа (у азиатских греков — св. Гараламбос), третьего воплощения мессии. Революционное течение, развившееся у младотурок благодаря общению с Европой, и то, которое возникло в недрах самого ислама (на почве ли мусульманского пуританства, носящего республиканский коллективистский характер, или на почве пантеистического и анархического мистицизма), некоторое время текли рядом; они сблизились около 1868 года, когда несколько младотурок вошли в сношения с бекташами и бабидами, о которых будет сказано ниже.

Турки совершенно серьезно думали, что стоит их правительству провозгласить на бумаге некоторое количество реформ на европейский лад, — и в их стране снова будет изобилие, в администрации водворится порядок, будет положен конец злокозненным намерениям держав и стремлениям к независимости подвластных империи христиан. Когда они увидели, что экономический кризис все усиливается, что иноземные державы не отказываются от своих враждебных замыслов и что реформы привели лишь к новым займам и к Крымской войне, они стали винить свое правительство. Образовалась оппозиционная партия против тех министров, которые проводили эти реформы. — Али-паши и Фуад-паши; одни ставили им в упрек непригодность, другие — недостаточность реформ, и все вообще обвиняли их в том, что они порвали с национальными традициями, что они — не патриоты. Несколько ловких людей по совету западных авантюристов решили, что они могут извлечь пользу из этого движения, выдавая себя на Западе за либералов и используя движение в своих интересах; западноевропейское общественное мнение считало их представителями наиболее передовой партии. Когда европейцам пришлось встретиться с настоящей Молодой Турцией, они были поражены, что им приходится иметь дело с турками, ярыми турками, ярыми националистами, ярыми антиевропейцами — потому что все они были националистами, — и тогда их стали обвинять в фанатизме.

Младотурок неотступно преследовала мысль, что Европа ненавидит их родину и думает лишь о том, как бы ее обмануть. Они искренно восхищались научным и литературным творчеством Европы; они, каждый на свой лад, сообразно своему темпераменту, искренно увлекались различными политическими системами, или, скорее, революциями, — Кромвелем, Руссо, Робеспьером, Ламартином, — но они никогда не думали перенести целиком политические учреждения Европы в свою страну, и те копии этих учреждений, которые их правительство будто бы вводило в Турции, встречали с их стороны постоянное противодействие.

Тем временем их воспитание мало-помалу подвигалось вперед — не систематично, но своеобразно. Уже в 1864 году оппозиция в Турции настолько усилилась, что правительство сочло необходимым изменить закон о печати произвольными распоряжениями, заимствованными из французского законодательства того времени (предварительное разрешение, обязательная подпись, правительственные сообщения, предостережения, приостановка, запрещение ввоза оппозиционных газет и пр.). Впервые в этой мусульманской стране, где двадцать лет тому назад не было ни газет, ни книг, где все эти зловредные вещи считались бида («новшеством, осужденным религией»), мусульмане начинают требовать свободы печати. В то время как в столице у молодежи, увлеченной чтением западных книг, эта оппозиция стала обнаруживаться в европейских и либеральных формах, в провинции она проявлялась в совсем иной форме — чисто восточной. Мистические секты и заодно с ними, по всей вероятности, бекташи и, наверное, бабиды начинают проповедывать в Анатолии — а именно в Копии и в азиатском Скутари — религиозную реформу. С этого времени начинается ряд арабских восстаний среди сектантов — анзариев и друзов — в северной и южной Сирии, которые не раз требовали от турецких властей серьезного напряжения военных сил. Оппозиционная часть османской молодежи, сочетая в своих грезах европейский революционный романтизм с теми воспоминаниями о великих арабских движениях, которые она вынесла из своего классического мусульманского воспитания, создала эпопею турецкой революции, начатой арабами. Так, арабофильские симпатии побудили их вступить в сношения с египетским властелином Мустафой-Фазилем, ограниченным интриганом, сухим и эгоистичным, который в их предложениях усмотрел возможность выгодной аферы и придал делу характер спекуляции, рассчитанной на то, чтобы доставить ему инвеституру Египта. С помощью камарильи европейских интриганов он задумал выдать себя в Европе за главу либеральной партии на Востоке по европейскому образцу. Так образовалась первая Молодая Турция— партия по заказу, в которой все друг друга обманывали, начиная с настоящих младотурок, смотревших на Мустафу как на ничтожного человека и спекулянта. Это и была та партия, которая стала известна Западу.

Увлечение младотурок арабским прошлым побудило их ввести в замкнутый круг Османлылыка некоторое число сирийцев, людей более открытых, а главное — более гибких, чем истинные османы, всегда держащиеся с некоторой важностью. Впервые арабский и турецкий мир сближаются на почве мысли одновременно и национальной и либеральной. Пока князь Мустафа-Фазиль оказывал денежную поддержку европейским газетам и тешил младотурок проектами конституции, наиболее нетерпеливые и искренние члены партии составляли заговор в Константинополе; их план состоял в том, чтобы захватить в свои руки султана и заменить его другим членом императорской фамилии, пользуясь именем которого предполагалось ввести сначала конституционную монархию, а затем — республику. Арабы, на которых они рассчитывали, должны были выбрать себе установленным образом настоящего халифа — мусульманского папу, резиденцией которого должна была стать Мекка и который санкционировал бы Оттоманскую республику. Такова была их программа; по крайней мере в таком виде она была сообщена нам в 1868 году эмигрантами, членами партии, нашедшими убежище в Париже. Младотурки принадлежали к двум группам: первая — группа умеренных, конституционалистов, руководимая Зия-беем, вторая — группа революционеров, республиканцев, состоявшая из Мехмед-бея, османа из старой аристократической семьи, анатолийских турок Решид-бея иНури-бея, албанского писателя Кемаля[80], албанского улема Тахсина, улема Али-Суави, сирийца Анис эль-Биттара, одного армянина и др. Гвардейский бригадный генерал Хусейн-паша присоединился к эмигрантам вместе с одним полковником польского происхождения. Мустафа-Фазиль давал средства, па которые были основаны сначала Объединение (Иттихад), а затем Свобода (Хуррийет). В общем, партия не имела глубоких корней в стране.

Параллельно с пока еще зачаточной идеей о народности как племенном единстве, в Турции за последнее время зарождается идея ислама как начала, способного приспособляться к условиям расы, времени и среды. Уже с 1860 года можно найти в турецких изданиях следы рационалистического истолкования корана; назовем относящуюся к этому году очень распространенную книжечку, — написанную, впрочем, с целью возвеличить ислам, — заглавие которой достаточно ясно указывает на ее рационалистический дух: это — Лекарство пророка, рассуждение о гигиенических заповедях, содержащихся в коране. В это же время развилось учение о свободе исследования, заимствованное у мутазилитов — свободомыслящей секты, терпевшей гонения при Аббасидах.