Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение - Ивлин Во
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Миссис Рэттери сосредоточенно склонилась над пасьянсом — группки карт, ловко, как челнок по ткацкому станку, ходили взад-вперед по столу, хаос в ее руках претворялся в порядок, она устанавливала предшествование и последовательность, символы у нее приобретали связь и взаимозависимость.)
— Конечно, она, может, еще будет дома, когда он приедет. Тогда она успеет на вечерний поезд, она раньше всегда так возвращалась, когда уезжала на день в Лондон, до того, как сняла квартиру… Я пытаюсь представить себе, как все это будет. Джок войдет, она удивится, и тут он ей скажет… Джоку будет очень тяжело… Она может узнать в полшестого или чуть раньше.
— Какая жалость, что вы не умеете раскладывать пасьянс, — сказала миссис Рэттери.
— В каком-то смысле мне станет легче, когда она узнает… Нехорошо, что Бренда ничего не знает, словно у меня от нее секреты… Я не представляю, как у нее складывается день. Наверное, последняя лекция кончается около пяти… Интересно, заходит ли она домой переодеться, если ее пригласили на чай или коктейль. В квартире она почти не бывает, там так тесно.
Миссис Рэттери посидела в мрачном раздумье над разложенными картами, потом сгребла их в кучу и разложила пасьянс еще раз, теперь уже ничего не загадывая; тут пасьянс бы и вышел, если бы не завязнувшая бубновая шестерка и застопорившая все дело группа в одном углу, которую никоим образом нельзя было передвинуть.
— От этого пасьянса — одно расстройство, — сказала она.
Снова раздался бой часов.
— Всего четверть часа прошло?.. Знаете, я б, наверное, спятил, если б сидел тут один. Как вы добры, что остались со мной.
— Вы играете в безик?
— К сожалению, нет.
— А в пикет?
— Нет. Я ни одной игры, кроме петуха и курочки, так и не смог освоить.
— Жаль.
— Мне бы надо послать телеграмму Марджори и еще кое-кому, но, пожалуй, лучше подождать, пока я не узнаю, что Джок видел Бренду. Вдруг она будет у Марджори, когда придет телеграмма.
— Постарайтесь не думать об этом. А в кости вы умеете играть?
— Нет.
— Это просто, я вас научу. У вас должны быть кости для триктрака.
— Зря вы беспокоитесь. Просто мне не хочется играть.
— Принесите кости и сядьте сюда за стол. Нам надо скоротать эти шесть часов.
Она показала ему, как кидать кости.
Он сказал:
— Я это видел в кино — там на вокзале играли носильщики и таксисты.
— Конечно, кто ж не видел, ничего нет проще. Ну вот, вы выиграли, забирайте деньги.
Немного погодя Тони сказал:
— Знаете, о чем я подумал?
— Вы никогда не пробовали дать себе передых — взять и не думать?
— А вдруг уже пронюхали вечерние газеты? Бренда может случайно заглянуть в газету и прочесть… а вдруг они еще и фотографию напечатают?
— Да, и я то же самое подумала, когда вы сказали о телеграммах.
— Это ведь вполне вероятно? Вечерние газеты тут же все пронюхивают. Что же нам делать?
— Ничего не попишешь. Придется ждать… Давайте, приятель, кидайте, ваш черед.
— Я больше не хочу. Я очень беспокоюсь.
— Знаю, что беспокоитесь. Можете мне не говорить… но не бросите же вы игру, когда вам такое везение?..
— Простите меня… но это не помогает.
Он походил по комнате, подошел сначала к окну, потом к камину. Набил трубку.
— В конце концов, можно узнать, появилось сообщение в вечерних газетах или нет. Можно позвонить в клуб и узнать у швейцара.
— Это не помешает вашей жене прочесть газеты. Нам остается только ждать. Как вы сказали, в какую игру вы умеете играть? Петух и что?
— Петух и курочка.
— Валяйте.
— Да это же детская игра. Вдвоем в нее играть нелепо.
— Рассказывайте, как в нее играть.
— Ну, каждый выбирает себе животное.
— Отлично. Я буду собака, вы — курица. Дальше что?
Тони объяснил.
— Я бы сказала, что для таких игр нужно хорошее настроение, — сказала миссис Рэттери. — Но все равно попробуем.
Каждый взял по колоде и начал сдавать. Вскоре вышли две восьмерки.
— Гав-гав, — сказала миссис Рэттери, сгребая карты.
Другая пара.
— Гав-гав, — сказала миссис Рэттери. — Знаете, вы играете без души.
— А, — сказал Тони, — кудах-тах-тах.
И немного погодя снова:
— Кудах-тах-тах.
— Не глупите, — сказала миссис Рэттери. — Тут не пара…
Когда Альберт пришел задернуть занавески, они еще играли. У Тони осталось всего две карты, которые он перевертывал без конца, миссис Рэттери пришлось разделить свои — они не умещались в одной руке. Заметив Альберта, они прекратили игру.
— Что он мог подумать? — сказал Тони, когда лакей ушел.
(«Это ж надо, мальчонка наверху мертвый лежит, а он сидит и кудахчет, точно курица», — докладывал Альберт.)
— Пожалуй, не стоит продолжать.
— Да, игра не очень интересная. Подумать только, что вы других игр не знаете.
Она собрала карты и принялась разбирать их по колодам. Эмброуз и Альберт принесли чай. Тони посмотрел на часы:
— Уже пять. Шторы задернуты, поэтому не слышно, как бьют часы. Джок, должно быть, уже в Лондоне.
Миссис Рэттери сказала:
— Я б не отказалась от виски.
Джок никогда не бывал у Бренды в квартире. Она находилась в огромном, безликом доме, типичном для этого района. Миссис Бивер горько оплакивала потерю площади, занятой лестничными пролетами и пустым, вымощенным плитками холлом. Швейцара в доме не имелось, три раза в неделю приходила уборщица с ведром и шваброй. На табличке с именами жильцов значилось, что Бренда дома. Но Джок не очень-то этому поверил, зная, что не в характере Бренды, уходя и приходя, переворачивать табличку. Квартира оказалась на третьем этаже. После первого пролета мрамор сменил вытертый ковер — он лежал здесь еще до реконструкции, предпринятой миссис Бивер. Джок нажал кнопку и услышал, как за дверью зазвонил звонок. Однако к двери никто не подошел. Было уже начало шестого, и он не рассчитывал застать Бренду. Он еще дорогой решил, что зайдет для очистки совести в квартиру, а потом отправится в клуб и оттуда позвонит друзьям Бренды, которые могут знать, где она. Он позвонил еще, уже по инерции, немного подождал и собрался было уйти. Но тут отворилась соседняя дверь, и из нее выглянула темноволосая дама в алом бархатном платье; в ушах ее качались огромные серьги восточной филиграни, утыканные тусклыми дешевыми камнями.
— Вы ищете леди Бренду
