Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX - начала XX века - Густаво Беккер

Так мчался Теобальдо много часов, он пересек ущелье и каменистое русло реки и, углубившись и огромный лес, затерялся за тенистыми поворотами, он не отрывал взгляда от вожделенного зверя, постоянно надеясь, что настигнет его, и постоянно ощущая насмешку ловкого кабана.

Наконец ему удалось выбрать подходящий момент, и он спустил стрелу, которая вонзилась, дрожа, в хребет дикого зверя, подпрыгнувшего и издавшего ужасный крик.

— Убит! — радостно закричал охотник, в сотый раз вонзая шпору в окровавленный бок лошади. — Убит! Напрасно ты пытаешься бежать от меня! След твоей крови метит дорогу!

Сказав это, он, чтобы услышали слуги, протрубил в рог сигнал победы.

В эту самую минуту конь остановился, ноги его подогнулись, легкая дрожь пробежала по натруженным мускулам, и он упал как подкошенный, а из раздувшихся ноздрей, покрытых пеной, хлынула кровь.

Он умер от усталости, когда расстояние до раненого кабана совсем сократилось, когда достаточно было одного рывка, чтобы настичь зверя.

Передать гнев взбешенного Теобальдо невозможно. Повторить его проклятия и богохульства, только повторить их, было бы неприлично и безбожно. Громовым голосом звал он своих слуг, но единственным, кто ответил ему в этом пустынном месте, было эхо; охваченный отчаянием, он стал рвать на себе волосы.

— Я пойду по его следам, даже если сдохну! — воскликнул он, снова схватив арбалет, и собрался было преследовать зверя пешком, но в этот момент услышал какой-то шум.

Раздвинулись густые ветви, и перед ним предстал паж, который вел за уздечку черного, как ночь, коня.

— Мне его послало небо! — вскричал охотник и птицей взлетел на коня.

Передав ему уздечку, паж, тощий и желтый, как сама смерть, лишь странно улыбнулся.

Конь заржал столь громко, что содрогнулся лес, затем прыгнул, поднявшись над землей более чем на десять вар,[46] и воздух засвистел в ушах всадника, как свистит камень, вылетавший из пращи. Они помчались так стремительно, что всадник, боясь свалиться от головокружения, вынужден был закрыть глаза и обеими руками вцепиться в развевающуюся гриву.

Не нужно было стегать плеткой, вонзать шпоры, подбадривать коня — тот мчался не останавливаясь. Сколько времени мчался Теобальдо на коне, не понимая, где он, лишь чувствуя, как ветки хлещут по лицу, колючие заросли ежевики рвут одежду и ветер свистит в ушах?! Никто этого не знает.

Придя в себя и открыв глаза, он понял, что оказался далеко, очень далеко от Монтагю, в местности, ему совершенно незнакомой. А конь все мчался не останавливаясь; деревья, скалы, замки и селения мелькали с быстротой молнии. Все новые и новые дали представали перед его взором, дали, которые тотчас исчезали из виду, чтобы дать место другим, более неведомым. Тесные долины, ощетинившиеся огромными гранитными глыбами, упавшими с вершин гор, веселые равнины, покрытые ковром зелени и украшенные белыми деревушками, бескрайние пустыни, где шевелились пески, обожженные лучами огненного солнца, обширные уединенные пространства, вечные снега, где гигантские ледяные плиты, вырисовываясь на фоне темного неба, напоминали белых призраков, которые раскинули свои руки, чтобы схватить его за волосы. Обо всем этом и о тысяче других вещей я не сумею вам рассказать; окутанный густым туманом, он мчался на коне и видел такое, что даже перестал слышать топот конских копыт, ранящих землю.

Благородные рыцари, скромные пастухи, прекрасные девушки, те, кто слушает мой рассказ, если вас удивляет то, о чем я повествую, не думайте, что это — сюжет, сотканный по моей прихоти, дабы поразить вашу доверчивость; из уст в уста передаваясь, достигло и меня это предание о могиле, которая все еще находится в монастыре Монтагю, — неопровержимое свидетельство правдивости моих слов.

Так поверьте же тому, что я сказал, и поверьте тому, что мне осталось досказать, потому что это так же верно, как и все предыдущее, хотя и еще более удивительно. Я мог бы обрядить костяк этой простой и ужасной истории в поэтические одежды, но никогда бы намеренно не отошел бы ни на шаг от истины.

Когда Теобальдо перестал слышать стук копыт своего коня и почувствовал, что он выброшен в пустоту, то не смог подавить невольную дрожь. До этого он считал, что предметы, представшие перед его глазами, были призраками, вызванными его расстроенным воображением, помрачением рассудка, и что он все еще находится в границах своих владений. Теперь не оставалось сомнений, что он оказался игрушкой в руках сверхъестественной силы, которая влекла его неведомо куда, сквозь мрачные туманы, сквозь тучи причудливых и фантастических форм, в лоне которых он различал множество искр.

Конь бежал или, вернее, плыл по этому океану мглистых, вспыхивающих туманов и туч, и чудеса небес начинали представать перед испуганными очами всадника одно за другим.

Мчась над облаками, он увидел, как в длинных туниках, окаймленных огнем, с волосами, растрепанными ураганом, потрясая шпагами, что сверкали, разбрасывая искры фиолетового света, шли на крыльях бури ангелы гнева Господнего.

А он поднимался все выше и выше, и ему казалось: он различает вдали грозовые облака, подобные морю лавы, и слышит, как ревет гром под ногами, словно это ревет океан, когда бьется о скалу, с вершины которой им любуется путник.

И увидел он архангела, белого как снег, который сидел на огромном хрустальном глобусе и управлял им в пространстве, словно серебряным кораблем, плывущим по синему озеру.

И увидел пламенеющее солнце, вращавшееся вокруг золотой оси в огненной атмосфере, и в центре — раскаленных духов, которые способны жить, не сгорая, среди жаркого пламени и со своего пылающего ложа петь радостные гимны Создателю.

Увидел обычно неразличимые нити света, которыми люди привязаны к звездам, и увидел радугу, перекинутую, как громадный мост, через бездну, что отделяет первое небо от второго.

Он увидел, как по таинственной лестнице спускаются на землю души; спускавшихся было много, а поднимавшихся — мало. Каждая из невинных душ шла в сопровождении архангела, который прикрывал ее своими крылами. Возвращавшиеся в одиночестве шли в молчании и со слезами на глазах, а поднимавшиеся по лестнице пели, подобно взмывающим в небо апрельским утром жаворонкам.

Потом розоватая и синяя мгла, плывущая в пространстве, расступилась — как в день славы, когда раздвигаются в наших храмах покрывала алтарей, — и рай праведников предстал его взору, сияющий и великолепный.