И.Н.Ф.Е.Р.Н.О. Ад начинается на Земле (СИ) - ДЕНИСЕНКО КИРИЛЛ

– Я… я… – ее голос звучал неуверенно. – Я… я…

– Да говори, черт тебя дери!

Вздрогнув от моего голоса, она разрыдалась. Стояла и рыдала. Я был на пределе. Нервное напряжение спазмами отзывалось в висках. Мой череп готов был лопнуть. Кто знает, череп состоит из множества пластин, костей, они немного расходятся друг с другом в момент наивысшего напряжения, порождая чувство скворчащего котелка вместо головы. У меня задергался глаз. Кажется, там лопнул сосуд. Но ничто ни шло в сравнение с невинным плачем ребенка. Искренность ее и незащищенность вдавливались в меня гвоздями сожаления, самоосуждения, ненависти к себе, еще черт знает чему и реально незнанию кому верить: интуиции же своей или драным слезам. Замешательство – вот что я испытывал и, кажется, пугающее помешательство рассудка. Я виноват – вот что осело в мозгу. Невыносимое чувство виноватости выводило меня из себя. Аж зазнобило. Я принялся успокаивать Евгению, прижимая ее головку к своему плечу.

– Ладно. Не плачь. Не плачь, глупышка, – успокаивал как мог. – Пойдем, солнце. Не плачь, красавица. Ну? Давай, утри глазки. Пошли, родная. Пойдем. Прости меня…

Я поднялся. Она хлюпнула носом, протянула ладошку и мы пошли.

Туман ел глаза; часто приходилось моргать, у меня от шага к шагу складывалось ощущение дежавю. Нервность усиливалась. А глаза плохо воспринимали картинку. Давила неестественность, размытость. Чертов туман! Я сделал шаг, но под ногой не ощутил никакой твердости и провалился. Инстинктивно разжал ладонь и оттолкнул Евгению насколько можно нежно. Инстинктивно попытался сберечь ребенка.

Боль.

У меня тело заныло. Я угодил в яму. Медленно поднялся, хватаясь за стенки. Голова трещала, меня мутило, откуда-то сверху слышался визг и жалобные причитания. Голосок Жени, жалобный, напуганный, приводил меня в чувство, и я, борясь с нахлынувшей дезориентацией, пытался ощупать пространство ямы. Оно было условно небольшое и неестественно ровное. Ровные стены окружали меня. Я попытался вылезти. Черт, слишком высоко! Подпрыгнул. Не выходит. Тут Женя что-то щебечет испуганно. Как-то бессознательно проговорил ей что-то ободряющее, в то время как мой мозг трудился над решением сложившейся задачи. С n-ной попытки ухватился за край ямы, отталкиваясь ногами от стен, выполз. Слава Тебе, Господи, я выполз! Кажется, я стал еще грязнее. Лежа на спине и глядя, как маленькая девочка держит меня за руку одной ручонкой, а другую положила на лоб и что-то говорит, испытывал совершенно новые чувства. Изменения во мне. Плаксивое ничтожество как-то растворилось, теперь я… я, наверно, не знаю определения. Просто мужественность во мне проявилась. Да, скорее всего это – мужественность. Я поднялся. Туман рассеялся, и я увидел, что был в только что выкопанной могиле. Стало не по себе. Тут нам с Женей предстала так потрясшая нас картина, что она крепко сжала мою грязную ладонь. Все было усеяно свежевыкопанными могилами. Безупречно ровными, отстоявшими в полуметре друг от друга. Их были десятки. Нет, сотни! Эта поляна была исполнена могил! Холод, пронизывающий нас, был великолепным контрастом: мерзким, неживым и столь гармоничным.

Это все настолько меня поразило, что в недоумении я и бежать-то прочь не хотел. Я в момент деградировал! Мыслей не было в голове. Я просто пошел, а Женя – за мной, прижимая свободную ладошку к краям воротника куртки, что я дал ей. И мы неторопливо пошли через поляну могил. Я оглядывался, заглядывал в каждую, оттуда на меня смотрела зловещая чернь. Пришли мысли о жатве. Собран ли урожай? Где он? Или же только ожидает посева? Какое же семя захоронят здесь…

Шли долго, а могилы не редели, не уменьшались, но казалось, чем дальше, тем сильнее нас обступают эти вычурно ровные пустоты.

Луна перекатила в середку. С обеих сторон обступал лес, а здесь же зловещая пустота и смердящий холод.

Остановились. Меня бросило в пот. Передо мной была могила. Но не пустая. Закопанная. Земля комками, мягкая, свеженькая. Стоял и смотрел. Но… случилось нечто пугающее, неестественное. Я задрожал, увидев, как в могиле заворошилась земля и нечто пыталось вырваться. Это было странно и по меньшей мере сверхъестественно – вот мягчайшие характеристики происходящего! Я увидел, как из земли проснулись бледные пальчики, затем утопли, потом высунулась кисть, отчаянно хватавшаяся за мягкую, ненадежную землю. В лунном отсвете я понял, что обладательница кисти женщина. Пока я осознал это, из земли уже показалась вторая рука, первая же вышла по локоть, блеснув золотом обручального кольца. Сперло дыхание, к голове прилилась кровь, я застыл в немом ужасе. Думать? Ни одной мысли. Было видно, что ей тяжело выбраться. Что она, или ЭТО карабкается словно в зыбучих песках. Грязная голова начала показываться. Я наблюдал рождение. Мертворожденная усиленно рвалась в жизнь! Если это зомби, то это паразит, питающийся и выживающий за счет здорового организма, повреждая его. Как свободные радикалы, витающие в воздухе, так и эта особа жаждала жить, следуя типичной концепции заражения. Не знаю, что произошло бы, но меня возвратил к жизни крик Евгении, теребившей мне руку и взывавшей ко мне. Я очнулся, будто ото сна, выругался по матушке и, схватив ребенка, побежал прочь, стараясь не угодить в могилу. Это было сложно. Я бежал, оступался и прескверно матерился. Это была ругань нервного и очень испуганного человека. На каждый мой шаг я проговаривал одно-два слова. Защитный механизм, однако! Меня это подбадривало. Я обернулся на мгновенье: из могилы «это» выползло и с четверенек вытянулось в полный рост. Лица я не разглядел из-за свисавших волос, но вот оборванный частично сарафан явил моему взору обнаженную грудь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ср.. ср… срань Господня!

Только и проговаривал я, заикаясь.

Пришел в себя очутившись в лесу. Отпустил Женю и, упершись в дерево лицом, наконец услышал, как я шумно дышу. Повернулся, на меня смотрели огромные бирюзовые глазища. Девочка в оцепенении ужаса молчала. Она определенно что-то знала и касательно меня, и недавнего происшествия. Она знала. Я был в этом уверен! Но как она была напугана! Более, чем я!

Неожиданно раздался женский голос.

– Женечка! Ты где? Женюль?

Я расслышал, как у ребенка громко забилось сердце! Она вжалась в меня, умоляюще смотря мне в глаза.

– Спасите меня!

– Женечка? Доченька? Ты где? Не бойся, моя дорогая.

Голос был так нежен, певуч и красив, что мне захотелось броситься ему навстречу. Мда, чертовщина… А дитя так дрожало, что я всей верой, какая была во мне, уверовал в нее. Она искренна, она невинна, она ребенок, и я не знаю, кто я, но, в независимости от этого, избираю моим предназначением оберегать ее, пока не верну отцу. Я, положа руку на ее плечико, осторожно начал, крадучись, стараться удалиться подальше от изумительного голоса.

А голос был настойчив и так нежен; жалостлив и добр, имел столько тепла, что хотелось отдаться ему…»

Эпилог…

Трусость и невежество порождают бурю; немыслимую, страшную, неудержимую бурю. Трус, захлебываясь зловонным запахом, возмущает толпу, спокойные течения рек превращаются в бурлящие океаны с ревущими, изничтожающими все живое волнами. Презираю трусость; презирайте трусость – ту, что в вас. Дерзая, чтите пространство других и судите нещадно только себя, ибо заключающий себя в прутья должен осознать, что клетка – это самоличное препятствие в самосовершенствовании. Клетка… Страшнейшее слово. Клетка – это безграничное воплощение измышленных страхов, исходящих из глубин души. Будучи адептом пути воина – бусидо, вижу страх, тот страх, выраженный для меня в самоличном препятствии, вырисовывающемся в образе окружающих беспросветных стен – средоточие страхов той клетки, что заключает в пустоту. Бездна, в которую обреченно падаешь, преступив грань преткновения, на перепутье дорог, сделав неверный выбор, заключенный в прутьях, из которых не выбраться, опускаешься в пламенеющие жерло отчаяния. Клетка – это преграда; прутья – это страхи, а тот неумолимый, безжалостный страж, запирающий тебя, и есть… ты сам. Клетка – это самоограничение, клетка – неверие в себя, клетка подобна леденящим граням возможного, но осознать грань возможного допустимо только выйдя из грани. Таков путь воина. Таков мой путь. Не запирай себя в клетку. Будь свободен.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})