Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

Сеюм тем временем перевернул нижние часы, чтобы начать новый отсчёт, и повернулся ко мне.

– Что такое? – недовольно нахмурился он. – Почему она в таком виде?

– Не хотела идти, господин.

– Сейчас же поднимите её и выньте платок.

Евнухи послушно выполнили его просьбу, и, резко дёрнув меня вверх, поставили на ноги.

Сеюм взирал на меня со смесью раздражения и опасения, а за его спиной тем временем приоткрылась дверь, и из покоев сатрапа выскользнула закутавшаяся в плед растрёпанная наложница с крайне мечтательной улыбкой на устах. Один из евнухов привычно закинул её на плечо и понёс прочь по коридору, а Сеюм вплотную приблизился ко мне и с угрозой в голосе процедил:

– Ты же сама искала встречи с повелителем.

– Но не такой.

– А других здесь для женщин твоего положения и не бывает. Смирись. Повелитель уже ждёт тебя. Так что будь благоразумна. Если не заметила, у моих подручных всегда при себе ножны, а в ножнах кинжалы. Специально для буйных и несговорчивых наложниц.

Кинжалы? Так вот как всё просто? Если я сейчас окажу сопротивление, меня просто прирежут, и мне не придётся терпеть чужие потные пальцы на моей коже, чужую подёргивающуюся тушу на моём теле и чужую мерзкую плоть в моём лоне?

Я тут же опустила глаза, желая найти на поясе евнухов холодное оружие, но тут Сеюм скомандовал:

– Развязать её.

Ремни попрёк груди, живота и ног тут же слетели вниз, а сама я оказалась в тисках, когда оба евнуха впились в мои плечи и локти мёртвой хваткой.

– Ведите её к повелителю, – сказал Сеюм и отворил дверь в покои сатрапа.

Меня затолкали в мрачную комнату, где тёмные шелка на стенах освещал свет масляных ламп на высоких треногах. Интересно, если я опрокину одну такую чашу, горящее масло воспламенит драпировку и ковёр? А пожар успеют затушить, или я с сатрапом окажусь в огненной ловушке? Мы погибнем здесь вместе, и я стану кем-то вроде цареубийцы? Что ж, зато я избавлю этот мир хотя бы от одного безумного маньяка, который вспарывает животы невинным женщинам.

Евнухи остановились посреди комнаты, и я вместе с ними. Первое, что бросилось в глаза, это огромное блюдо с множеством фруктов на столе возле зарешёченного окна. А ещё мой чахучанский альбом рядом и стопка тромских газет.

Шелест страниц заставил меня повернуть голову, и я увидела сидящего на краю бескрайней кровати мужчину, что внимательно изучал иллюстрации в нашей с Леоном книге. Значит, Сеюм всё-таки выяснил и сказал своему повелителю, кто я такая…

Не знаю, каким я ожидала увидеть сатрапа. Наверное, отвратительного борова с огромным пузом, плешивого тирана и злодея, с крючковатым носом и поросячьими глазками. Но передо мной сидел приятного вида широкоплечий мужчина тридцати пяти лет в красном бархатном халате, с гладким подбородком и аккуратно стрижеными усами, густыми чёрными волосами по плечи. Черты его лица сложно было назвать мягкими, но в них явно читался волевой и решительный характер. И острый ум. Особенно в цепком взгляде, что впивался в мои иллюстрации к книге.

– Оставьте нас, – негромко, но чётко произнёс он, и евнухи тут же убрали от меня руки и покинули комнату.

Я услышала, как справа хлопнула дверь, и какой-то механизм скрипнул снаружи – видимо, Сеюм перевернул вторые песочные часы, и отсчёт времени начался.

– Эмеран Бланмартель, маркиза Мартельская, невеста принца Адемара из династии Марильон, – отложив книгу, произнёс сатрап и поднялся с кровати, чтобы неспешным шагом направиться ко мне. – Никогда не думал, что столь высокая гостья окажется в моём дворце.

Тут он подошёл ко мне и остановился на расстоянии вытянутой руки, и я поняла, что Санайя была права – сатрап на полголовы меня ниже. Может, я всё же ему не понравлюсь, и сейчас он отошлёт меня прочь?

– Неужели гостей в этот дворец принято затаскивать силой, а потом раздевать, связывать и держать взаперти на мокром полу?

Говоря это, я мёртвой хваткой вцепилась в края пледа изнутри, чтобы удержать его у груди и животе, а сатрап тем временем зашёл мне за спину и словно удав принялся наворачивать круги, оценивая меня взглядом и явно что-то для себя решая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ты права, с гостями так не поступают. Но скажи, как невеста принца Адемара могла оказаться в Шамфаре возле придворцовой площади, да ещё в жёлтом балахоне, какие носят лишь больные лучистым лишаем?

Хороший вопрос. Интересно, почему сразу после моего похищения его не догадался задать мне Сеюм?

– Я – журналист. И фотограф. Я уже несколько лет путешествую по разным уголкам Сарпаля, чтобы снимать природу, людей и города. Читатели ждут моих новых книг и новых фотовыставок, и поэтому я здесь – в самой закрытой для северян сатрапии Сарпаля.

– Нет, ты говоришь совсем не о том, – остановившись напротив меня, с нехорошей улыбкой на устах произнёс он, – Мне интересно знать, как принц мог отпустить свою невесту в такое далёкое путешествие, да ещё и одну.

– Он мне ещё не муж, чтобы указывать, где и как мне работать.

Мой ответ явно удивил сатрапа, но всё же он улыбнулся и сказал:

– Кажется, принцу непросто сладить с тобой. Те газеты, – он указал на стопку на столе, – доставили мне полгода назад. Неужто за эти полгода принц так и не женился на тебе? Или он понял, что не справится с твоим непокорным характером и передумал?

– Не передумал, – поспешила я прекратить его измышления. – Просто не так давно умер мой отец, и по традиции моего народа я должна год носить траур по нему. Поэтому свадьбу пришлось отложить. А чтобы время прошло быстро, я решила отправиться в новую поездку за новыми фотоснимками Сарпаля.

– И как же ты попала в Сарпаль, непокорная маркиза?

– Морем.

– В этом я и не сомневаюсь. Но кто доставил тебя на берег?

Проклятье, и что мне ответить? Контрабандисты, которые скупают фрукты в прибрежной деревне? Нет, ставить под удар тётушку Джию и прочих родственников Стиана и Шелы я не стану.

– Это был корабль беженцев.

– Беженцев? Я думал, они бегут из Старого Сарпаля на север, а не с севера в Сарпаль.

– Да, но кто-то же должен послать за новыми беженцами корабль из Флесмера, чтобы забрать их отсюда. Те, что уехали первыми и сумели заработать денег во Флесмере, теперь посылают рейсы за своими родственниками и друзьями.

– И от этих изменников, – с презрением процедил он, – ты узнала, что лучше всего притворяться больной и путешествовать под жёлтым покровом?

– И что лучше всего идти вдоль заброшенной железной дороги, где меня никто не заметит. А дирхамы для поездки я выменяла во Флесмере у бывших беженцев, которым здешние деньги больше не нужны.

Выложив всё это, я затаила дыхание в ожидании, что сатрап проглотит мою ложь и больше не будет задавать неудобные вопросы. Но он почему-то приблизился ко мне ещё теснее и начал стягивать с себя свой халат.

О нет, только не это. Где масляная лампа? Я успею подбежать к ней и опрокинуть, или этот пресыщенный властью блудник схватит меня прежде чем я успею что-либо предпринять, и потащит в постель? А он может, он явно сильнее меня.

– Думаю, так будет удобнее и для тебя, и для меня, – зайдя мне за спину сказал он, а в следующий миг я ощутила, как на плечи опускается тяжёлая ткань.

Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя и понять – сатрап Сурадж просто поделился со мной своим халатом. Значит, насилия не будет? Он не собирается принуждать меня к близости?

От осознания, что о поджоге и бесславной смерти думать ещё рано, я отпустила края пледа и поспешила просунуть руки в рукава и подпоясаться.

– Спасибо, – запоздало догадалась произнести я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– А теперь присаживайся, поговорим о делах.

Тут он направился к кровати, а я увидела, что одет он в просторные шаровары, а на его груди поверх курчавых волосков красуется огромный медальон, настоящая пластина из нефритового круга с вырезанными на нём письменами и оправы в виде держащих его с двух сторон золотых леопардов, чьи хвосты соединены концами цепи, которая и водружена на шею сатрапа. Кажется, это что-то вроде символа власти. Интересно, сатрап эту пластину даже в постели не снимает, или он надел её по случаю нашей встречи?