Портной из Панамы - Джон Ле Карре

И все это – перед лицом сорокалетнего юбилея, когда мужчина достигает своего расцвета и пика в радостях жизни. Его по-детски голубые глаза сияли непритворной невинностью. Его губы даже во сне складывались в теплую искреннюю улыбку. Увидеть его в такие моменты уже было наградой.

Большие люди в Панаме имели в услужении роскошных чернокожих секретарш в строгих синих костюмах, напоминавших униформу автобусных кондукторов. Имелись у них и укрепленные стальными листами пуленепробиваемые двери из тикового дерева, растущего только в джунглях, с медными ручками, которые нельзя было поворачивать, поскольку все двери открывались исключительно нажатием кнопки изнутри. Цель – предотвратить похищение хозяев этих самых дверей. Кабинет Рамона Радда являл собой просторную и современно отделанную комнату на шестнадцатом этаже, с тонированными стеклами окон от пола до потолка, откуда открывался вид на бухту, и с письменным столом размером с теннисный корт. Сам Рамон Радд приютился на самом краешке этого стола и напоминал маленькую крысу, вцепившуюся в огромный плот, сброшенный с тонущего корабля. Это был пухленький коротышка с челюстями синеватого оттенка, прилизанными темными волосами, бакенбардами цвета воронова крыла и горящими алчностью глазками. Он говорил по-английски почему-то через нос и исключительно ради практики. Платил огромные деньги за исследование своего генеалогического древа – утверждал, что род его ведет начало от шотландских авантюристов и завоевателей. Шесть недель тому назад он заказал себе килт из ткани в красную клетку, чтоб принять участие в шотландских народных танцах в клубе «Юнион». Рамон Радд был должен Пенделю десять тысяч долларов за пошив пяти костюмов. Сам же Пендель задолжал Радду сто пятьдесят тысяч долларов. В качестве жеста доброй воли, Радд добавлял неоплаченные проценты с долга к капиталу, отчего капитал рос.

– Мятную? – предложил Радд и подтолкнул к Пенделю медное блюдо с конфетками в зеленых обертках.

– Спасибо, Рамон, – ответил Пендель, но конфеты не взял. Рамон ухватил одну, развернул, сунул в рот.

– Зачем ты платишь адвокату столько денег? – осведомился Радд после двухминутной паузы, во время которой был занят тем, что смачно сосал леденец. И каждый из них в отдельности с неудовольствием и горечью размышлял о последних финансовых отчетах, поступивших с фермы по выращиванию риса.

– Он сказал, что собирается подкупить судью, Рамон, – с застенчивостью обвиняемого, дающего показания перед судом, объяснил Пендель. – Он говорил, что они с судьей друзья. И обещал меня вытащить.

– Но почему в таком случае судья отложил слушание? Если этот твой адвокат его подкупил? – резонно заметил Рамон. – Почему не выполнил обещания?

– Так к тому времени назначили уже другого судью, Рамон. Новый судья был назначен сразу после выборов, а взятки, как ты сам понимаешь, от старого к новому не передаются. И теперь новый судья нарочно тянет время, ждет, от какой из сторон поступит самое выгодное предложение. Секретарь суда говорит, что новый судья более честный, а стало быть, стоит дороже. Совестливые люди в Панаме в цене, прямо так и сказал. И с каждым годом эта цена все возрастает.

Рамон Радд снял очки, подышал на стекла, потом протер каждое кусочком замши, который извлек из нагрудного кармана костюма, пошитого в ателье «Пендель и Брейтвейт». И снова завел тонкие золотые дужки за маленькие блестящие уши.

– Тогда почему бы тебе не подкупить кого-нибудь в Министерстве развития сельского хозяйства? – тоном снисходительного превосходства заметил он.

– Да мы пытались, Рамон, но слишком уж они там гордые. Говорят, что та, вторая сторона уже дала им на лапу. И было бы неэтично с их стороны менять пристрастия.

– Ну а управляющий твоей фермой может что-то придумать? Ты ж платишь ему большую зарплату. Почему он не желает помочь?

– Ну, видишь ли, Рамон, если уж быть до конца честным, так этот самый Анхель немного лопух, – ответил Пендель, подсознательно любивший ввернуть какое-нибудь редкое английское выражение. – Думаю, от него бы было куда больше проку, если б он не торчал там и не преувеличивал свои заслуги. Лично я скорее умру, чем буду пудрить людям мозги и говорить то, чего нет.

Все же пиджак Рамона Радда немного тесноват ему под мышками. Они стояли лицом к лицу у большого окна, и Рамон то скрещивал руки на груди, то опускал их, то закладывал за спину, а Пендель нежно ощупывал кончиками пальцев швы и походил в этот миг на врача, выясняющего, где болит.

– Если и тесноват, так самую чуточку, Рамон, – объявил он наконец. – Обычно я без крайней необходимости рукава не распарываю, иначе пиджак будет плохо смотреться. Но поглядим, что тут можно придумать, когда заскочишь в следующий раз ко мне.

И они снова сели.

– Ну хоть сколько-то риса эта самая ферма производит? – спросил Радд.

– Я бы сказал, совсем немного, Рамон. Нам всем мешает глобализация. Так мне объясняли. Просто рис, поступающий из других стран, где фермеры получают субсидии от правительства, намного дешевле. Видно, я поспешил. Мы оба поторопились.

– Ты с Луизой, что ли?

– Да нет. Мы с тобой, Рамон.

Рамон Радд нахмурился и взглянул на часы. Он всегда вел себя так в присутствии клиентов, у которых нет денег.

– Жаль, Гарри, что ты не сделал ферму независимой компанией. А ведь такая возможность у тебя была. Заложить прибыльную лавку, чтоб купить ферму, где вечно не хватает воды для полива риса, – нет, это недальновидно.

– Но, Рамон, ведь ты сам тогда на этом настаивал, – возразил Пендель. Однако должного негодования изобразить не удалось, его сжигал стыд. – Ты же сам говорил, что мы должны нести общие расходы по организации этого бизнеса, иначе ни о какой ферме не может быть и речи. И это было условием сделки. Да, признаю, моя вина, просто я не должен был тебя слушать. А я послушался, и вот что вышло. И еще мне кажется, что именно ты был тогда представителем банка. А вовсе не Гарри Пендель.

Затем они принялись обсуждать скаковых лошадей. У Рамона в личной собственности имелись две. Потом перешли к недвижимости. Рамон владел участком земли на побережье Атлантического океана. Может, Гарри как-нибудь заедет к нему, купит кусок земли поблизости, а если не построится в течение года или двух, банк Рамона обеспечит его закладной. Однако Рамон не пригласил ни Луизу, ни ребятишек. И это несмотря на то, что его дочь ходила в ту же школу, что и Ханна, и девочки дружили. И еще Пендель испытал невероятное облегчение оттого, что Рамон ни словом не упомянул о двухстах тысячах долларов, унаследованных Луизой от покойного отца и переданных Пенделю с целью вложить в какое-нибудь стоящее и надежное дело.

– А ты не пытался перевести свой счет в другой банк? – спросил Рамон, исчерпав все сколько-нибудь приличествующие случаю темы для разговора.

– Не думаю, что это что-то даст, Рамон. А почему ты спрашиваешь?

– Да просто позвонили тут из одного коммерческого банка. Сказали, что хотят знать о тебе все. Твою кредитоспособность, обязательства, разные там препоручительства. Короче, целую кучу разных вещей. Но я, разумеется, им ничего не сказал.

– Да они, наверное, рехнулись. Или имели в виду совсем другого человека. И что это за банк такой?

– Британский. Звонили из Лондона.

– Из Лондона? Тебе звонили из Лондона? Спросить обо мне? Но кто? Какой банк? Я думал, они все давно разорились.

Рамон Радд выразил сожаление, что не может ответить точнее. В любом случае он, естественно, ничего им не сказал. Такого рода поощрения его не интересуют.

– Бог ты мой, какие еще поощрения? – воскликнул Пендель.

Но Радд уже, похоже, забыл, о чем говорил.

– Представления, – рассеянно произнес он. – Рекомендации. Все это вещи нематериальные. А Гарри есть и остается его другом. Я тут подумываю о блейзере, – заметил он, когда они уже обменялись прощальным рукопожатием. – Темно-синем.

– Каким именно темно-синем?

– Ну, совсем темном. Двубортном. С медными пуговицами. В эдаком, знаешь ли, шотландском стиле.

И тут Пендель в приливе благодарности поведал ему о совершенно роскошной новой линии моды в пуговицах. Партию оных он недавно получил из Лондона, производство компании «Бэдж энд Баттон».

– Они даже могут изобразить на них твой семейный герб, Рамон. Стоит мне только свистнуть. И изготовить запонки в том же стиле.

Рамон сказал, что подумает над этим. Была пятница, и они пожелали друг другу приятного уик-энда. А почему бы и нет? Ведь то был еще один обычный день в тропической Панаме. Несколько облачков на финансовом горизонте, но ничего такого, с чем бы он, Пендель, в конце концов не справился. Из какого-то странного лондонского банка звонили Рамону, а может, и не звонили. Рамон был по-своему милым человеком, да и клиентом выгодным, когда платил, и они распили с ним не одну бутылку спиртного. Но надо быть по меньшей мере доктором психологии и обладать чутьем экстрасенса, чтоб разобраться в том, что творится в его испано-шотландской башке.