Мурад несчастный - Мария Эджуорт

Однажды я былъ очень веселъ, плясалъ какъ сумасшедшій и поздравлялъ себя нараспѣвъ, что я уже не Мурадъ несчастный, въ эту минуту схватилъ меня за руку одинъ совсѣмъ незнакомый мнѣ человѣкъ: спрячься скорѣе Мурадъ; развѣ не видишь, что стрѣлки прицѣлились въ твою чалму? они уже дали одинъ промахъ, въ другой разъ могутъ и попасть! — „За кого ты меня принимаешь? — сказалъ я — теперь уже нѣтъ Мурада несчастнаго.“ И я продолжалъ плясать; минуты черезъ двѣ пуля ударила меня въ голову, и я упалъ замертво. Меня оживили; но лѣченіе раны моей было для меня хуже смерти — такъ жестоко меня мучили. А самое досадное было то, что армія должна была идти въ походъ, и я боялся, чтобы меня не бросили назади вмѣстѣ съ неизлѣчимыми.

Лѣкарь совѣтовалъ мнѣ, чтобы я старался какъ можно быть спокойнѣе; но я уже вамъ сказалъ, что вредоносная планета моя вѣчно препятствовала мнѣ понимать вещи и во время и какъ должно. Мое безпокойство о томъ, чтобы не остаться назади, было такъ велико, что я по нѣскольку разъ въ день подымался съ постели, дабы посмотрѣть, согласно ли съ постановленіемъ выходятъ изъ лагеря наши войска. Но солдаты не очень спѣшили повиноваться, и палатки были снимаемы очень медленно. Лѣкарь, навѣстивъ меня ввечеру, нашелъ, что я очень болѣнъ и что, мнѣ трудно будетъ перенести безпокойство похода. На другой день приходятъ за мною солдаты, хотятъ посадить меня на осла; но этотъ оселъ былъ самый тотъ, который лягнулъ въ меня задними ногами въ то время, когда я искалъ перстня; я разсудилъ, что эта скотина можетъ навлечь на меня какое нибудь несчастіе и отказался на нее сѣсть, упросивъ солдатъ, чтобы они несли меня поперемѣнно на рукахъ. Но жаръ былъ несносный; они не могли его вынести и положили меня на песокъ, сказавъ, что идутъ къ ближнему источнику за водою.

Напрасно дожидался я ихъ возвращенія — злодѣи безъ всякаго состраданія оставили меня умирать на горячемъ пескѣ, отъ жажды, которая страшнымъ образомъ меня мучила. Я потерялъ всю надежду. Магометъ опредѣлилъ, такъ думалъ я, чтобы мнѣ погибнуть въ степи и чтобы хищныя птицы разклевали мое тѣло! Да будетъ его воля! Но въ это время нашелъ на меня отрядъ Англійскихъ войскъ. Хотя они и Христіане, но поступили со мною гораздо человѣколюбивѣе, нежели правовѣрные Магометовы чада. Эти добрые люди залѣчили мою рану — судьба однако не переставала преслѣдовать меня, какъ и прежде. Вотъ что случилось со мною. Мы страшную терпѣли жажду. Англичане вздумали вырыть колодезь въ одномъ мѣстѣ, гдѣ по увѣренію одного изъ ихъ инженеровъ должна была находиться вода. Будучи большой охотникъ рыться въ землѣ, я разсудилъ отыскать источникъ и указалъ на одно мѣсто, гдѣ по моимъ примѣтамъ надлежало быть пруду. Меня остерегали, увѣряя, что поиски мои будутъ напрасны и что я конечно не найду воды въ томъ мѣстѣ, въ которомъ найти ее чаю. Я не послушался добрыхъ совѣтовъ, пошелъ — и въ самомъ дѣлъ не нашелъ ничего. Безъ сомнѣнія былъ я обманутъ: какимъ нибудь злонамѣреннымъ духомъ.

Утомившись чрезвычайно; палимый зноемъ, пошелъ я назадъ по тѣмъ слѣдамъ, которые оставлены были на пескѣ моими ногами. Началъ дуть вѣтерокъ; онъ освѣжалъ меня, и я благодарилъ Небо за эту помощь, но какъ же я ужаснулся, когда замѣтилъ, что этотъ самый прохладный вѣтерокъ заметалъ слѣды, означавшіе на пескѣ мою дорогу — всѣ они изчезли, и я не зналъ, въ какую сторону обратиться. Я чувствовалъ голодъ; мучительная жажда меня снѣдала. Наконецъ отчаяніе мною овладѣло; я бросилъ на песокъ свою чалму, разорвалъ на себѣ одежду и залился горькими слезами. Смерть моя казалась неизбѣжною; я думалъ только о томъ, какъ бы ее ускорить. Прежде еще выступленія войскъ нашихъ запасся я на всякой случай опіумомъ; онъ спрятанъ былъ въ складкахъ моей чалмы; хочу его принять — увы! послѣднее утѣшеніе умереть легкою смертію было похищено у меня жестокой судьбою: опіумъ выпалъ изъ чалмы въ ту самую минуту, когда я ее сбросилъ съ головы и я не могъ уже отыскать его въ пескѣ. Я повалился на землю, поручивъ участь Свою Магомету.

Никакимъ перомъ не льзя описать того, что я терпѣлъ отъ голода и жажды; наконецъ пришелъ я въ какое-то бѣшенство, и мнѣ видѣлись разные ужасы. Долго ли продолжалось это безпамятство, я не знаю; но меня извлекли изъ него человѣческіе голоса: я увидѣлъ въ нѣкоторомъ отъ себя разстояніи караванъ богомольцевъ, возвращающихся изъ Мекки. Они нашли источникъ, и это было причиною тѣхъ радостныхъ восклицаній, которыя меня разбудили. Подивитесь же моему несчастію! этотъ источникъ находился отъ меня очень близко, а я умиралъ отъ жажды. Не смотря на свою слабость, я началъ кричать и поползъ къ тому мѣсту, откуда слышались мнѣ голоса. Я скоро увидѣлъ своими глазами путешественниковъ: они наполняли водою мѣхи и поили верблюдовъ. Но силы мои совсѣмъ истощились, я не могъ уже ни кричать, ни ползти и уже видѣлъ, что они садились на верблюдовъ, готовы будучи удалиться. О жестокая звѣзда! подумалъ я, они уѣдутъ; но мнѣ пришло въ голову снять съ моей чалмы бѣлое полотно и имъ махать, что я и сдѣлалъ — путешественники меня увидѣли, приближились ко мнѣ; одинъ невольникъ меня напоилъ, и я разсказалъ имъ, какою судьбою зашелъ въ эту ужасную пустыню.

Между тѣмъ одинъ изъ путешественниковъ разсматривалъ очень. внимательно кошелекъ, висѣвшій у меня на поясѣ — это былъ тотъ самый кошелекъ, которой получилъ я съ цехинами за открытіе потеряннаго перстня; на немъ изображено было имя того, кому онъ принадлежалъ прежде. Путешественникъ, смотрѣвшій на него со вниманіемъ, былъ братъ моего благодѣтеля; мы объяснились, и этотъ человѣкъ обѣщался меня не оставить. Караванъ шелъ въ Каиро — мой новый знакомецъ предложилъ мнѣ слѣдовать за нимъ, и вамъ не нужно сказывать, что я съ большою охотою согласился на это выгодное для меня предложеніе.

„Послушай, Мурадъ, — сказалъ мнѣ новый мой покровитель, когда я описалъ ему свои несчастія — ты почитаешь себя осужденнымъ на неудачи; я въ этомъ съ тобою несогласенъ, и берусь помогать твоему горю: совѣтуйся со мною всякой разъ, когда ты вздумаешь приняться за какое нибудь дѣло. Я обѣщался исполнять его приказанія.

Этотъ человѣкъ былъ и богатъ и великодушенъ; онъ содержалъ меня очень хорошо: должность моя состояла въ присмотрѣ за вьюкомъ верблюдовъ и пересчитыванія тюковъ при ихъ перекладкѣ. Я исполнялъ эту должность съ великою точностію каждый вечеръ. Однажды — это случилось въ самый день нашего прибытія, въ Александрію — я полѣнился пересчитать тюки, будучи увѣренъ, что они всѣ на лицо. Начали перегружать ихъ на корабль; что же? недоставало трехъ тюковъ хлопчатой бумаги. Мой господинъ сдѣлалъ мнѣ выговоръ, но кроткій и слишкомъ милостивый. Черезъ крикуна возвѣстилъ онъ, что дастъ хорошее награжденіе тому, кто отыщетъ пропажу — и пропажа нашлась; но корабль уже отвалилъ отъ берега. Мы — я и мой господинъ — сѣли въ шлюбку, съ своею хлопчатою бумагою, догнали корабль; но Капитанъ сказалъ намъ, что уже не было никакого способа помѣстить на немъ наши товары, что онъ уже былъ полонъ. Очень долго спорили — наконецъ Капитанъ согласился дать мѣсто на палубъ нашимъ тремъ тюкамъ, а мнѣ приказано было стеречь ихъ и днемъ и ночью.

Въ продолженіе нашего плаванія не случилось съ нами никакого несчастія; но въ послѣднюю ночь, на канунѣ отбытія корабля въ Каиро, заснулъ я, выкуривъ свою трубку, на одномъ изъ тюковъ съ хлопчатою бумагою. Трубка была единственнымъ моимъ утѣшеніемъ и я не разставался съ нею ни на минуту. Что же? моя злая судьба и это невинное удовольствіе обратила въ мою погибель: вдругъ пробуждаютъ меня крики моихъ товарищей! Вскакиваю! что сдѣлалось? Я не высыпалъ пепла изъ моей трубки! хлопчатая бумага загорѣлась, и чалма на головъ моей уже пылала. Я весь изжегся и на лбу у меня выскочило множество волдырей; а когда затушили огонь, то Капитанъ корабля торжественно, объявилъ, что онъ не согласится ни за какія деньги, держать на своемъ суднѣ такого человѣка, которое причиною всѣхъ несчастій; и добрый мой господинъ, удостовѣренный опытами, что непріязненная звѣзда моя не позволяетъ мнѣ быть исправнымъ слугою, рѣшился со мною разстаться; онъ далъ мнѣ кошелекъ съ пятьюдесятью цехинами и сказалъ: теперь ты свободенъ, Мурадъ; постарайся употребить на пользу свою эти цехины, и участь твоя можетъ быть перемѣнится. Увы! я не имѣлъ никакой надежды на счастіе, однако рѣшился послѣдовать доброму совѣту и сдѣлать выгодное употребленіе изъ моихъ цехиновъ.

Прошла недѣля. Въ одинъ день, прохаживаясь по улицамъ великаго Каира, я встрѣтился съ человѣкомъ, котораго лицо показалось мнѣ знакомо. Всматриваюсь, узнаю того жида, который ссудилъ меня деньгами въ лагерѣ Эллъ-Ариша. Не могу понять, что привело этаго проклятаго еврея въ Каиро; конечно судьба моя шепнула ему на ухо: ты найдешь въ этомъ городѣ Мурада! счастливый путь! Онъ привязался ко мнѣ съ требованіемъ, чтобы я заплатилъ ему долгъ, грозясь объявить меня бѣглымъ солдатомъ, хорошо извѣстно было ему, что я бѣжалъ по неволѣ, будучи брошенъ больной на дорогѣ. Я старался умилостивить своего сердитаго заимодавца — шумѣли? шумѣли — наконецъ условились, чтобы я заплатилъ ему капиталъ, и чтобы онъ отсрочилъ мнѣ платежъ процентовъ, за что я обязывался купитъ у него связку платья, доставшагося ему изъ вторыхъ рукъ, и, которое онъ соглашался уступить за весьма дешевую цѣну по той причинѣ, что ему необходимо нужно было какъ можно скорѣе уѣхать изъ Каиро. Онъ показалъ мнѣ платье, и въ самомъ дѣлъ оно было очень богатое; словомъ сказать, я купилъ этотъ товаръ въ твердой увѣренности, что продамъ его скоро и за хорошія деньги.