Мираж - Эльза Вернер

— Если бы я видел образчики вашего искусства в верховой езде, то, конечно, был бы увереннее, — ответил консул, пожилой человек аристократической внешности. — В данном случае вышел очень приятный сюрприз. Идите же к моей дочери! Зинаида хочет видеть Фаиду; она чрезвычайно гордится ее победой.

Фон Осмар дружески махнул победителю рукой и обратился к двум подошедшим англичанам, тогда как Эрвальд, сдержанно поклонившись им, взял лошадь под уздцы и повел ее к трибунам.

— Фаида желает получить благодарность от своей хозяйки, — сказал он, слегка кланяясь молодой девушке, которая протягивала руку к лошади, чтобы поласкать ее.

Фаида наклонила красивую головку и тихонько заржала, точно понимала, что заслужила ласку.

— А наездник? Он не нуждается в благодарности за смелую езду? — улыбаясь спросила девушка.

— Напротив, мне следует благодарить вас, — возразил Эрвальд. — Не заступись вы за меня, мне не доверили бы Фаиды. Ваш батюшка сначала был решительно против этого и сдался только на вашу просьбу.

— Смейтесь-смейтесь! Вы одержали блистательную победу над всеми, кто сомневался в вас, и над бедным Бернридом. Надеюсь, его падение не будет иметь опасных последствий?

— Надеюсь, что нет. Я уже справлялся, но лорд Марвуд, к которому я обратился с вопросом, не соблаговолил мне ответить. Правда, я никогда не был в милости у лорда, но, с тех пор как он убедился, что я держусь в седле до известной степени порядочно, удостоил меня уже полной немилости. Я в отчаянии!

Слова молодого человека дышали веселой насмешкой, а в его движениях, когда он вплотную подошел к трибуне и положил руку на барьер, была заметна некоторая преднамеренность: он прекрасно видел, что лорд Марвуд, в отдалении разговаривая с консулом, наблюдает за ним и за молодой девушкой.

Зинаиде фон Осмар было около двадцати лет. Это была стройная, хрупкая девушка, одаренная жгучей экзотической красотой страны, в которой родилась. Черные волосы, причесанные гладко и свернутые на затылке греческим узлом, имели синеватый оттенок; глаза были бархатистые, очень темные, какие бывают только у детей юга; взгляд был кроток и мечтателен, но в нем таился страстный огонек; лицо казалось немножко бледным; ему недоставало свежего румянца, но его мягкие, нежные черты были полны чарующей прелести. Даже не будучи дочерью одного из самых богатых людей в Каире, молодая девушка все же привлекала бы к себе внимание.

Вероятно, так думал и лорд Марвуд, не сводивший с нее глаз. Он, очевидно, не постигал, как смеет «мальчишка» так фамильярно болтать с дочерью консула. Что касается Осмара, то тот как будто не замечал этого; в это время он разговаривал с двумя английскими офицерами о Бернриде.

— Кажется, он еще довольно счастливо отделался, — сказал консул. — Насколько я слышал, он не особенно расшибся. А Дарлинг в самом деле погиб?

— К сожалению, да, — подтвердил полковник. — Задняя нога сломана. Жаль, но Бернрид шпорил его, как безумный. Сам виноват, что погубил такую чудесную лошадь, потеря которой для него равносильна разорению.

— Он во что бы то ни стало хотел победить, — сказал Гартлей. — А Эрвальд ведь сражался не на жизнь, а на смерть. Кто, собственно, этот господин?

— Молодой немец, желающий попытать счастья в огромном Божьем мире, — весело ответил Осмар. — Я и сам больше ничего о нем не знаю. Его привез с собой из Германии Зоннек; он берет его в экспедицию в центральную Африку. Эрвальд понравился мне с первого взгляда. Славный, умный юноша: от него так и веет силой и жизнью.

— Да, такие люди нужны Зоннеку, — сказал полковник. — В чем другом, а уж в смелости у этого Эрвальда нет недостатка. Как дивно, безумно смело взял он последнее препятствие!

Имя Эрвальда, которое эти господа прежде никак не могли припомнить, теперь весьма бегло сходило с их языка, ведь в последнюю четверть часа оно облетело толпу, переходя из уст в уста со скоростью огня, бегущего по зажигательному шнуру; неизвестный молодой иностранец вдруг выдвинулся на первый план.

Его разговор с Зинаидой фон Осмар скоро был прерван; консул отозвал его, чтобы представить еще нескольким знакомым, и молодого человека снова засыпали поздравлениями.

Все были заняты исключительно им и Фаидой, и никто не обратил внимания на закрытый экипаж, медленно двинувшийся по дороге к городу. Во время его отправления был только один человек; он дал указания кучеру и уже пошел назад к ипподрому, как вдруг Зоннек остановил его вопросом:

— Ну что, доктор Вальтер, благодаря сегодняшнему увеселению на вашу долю выпала работа? Вероятно, это господин Бернрид уехал в город? Говорят, все обошлось довольно благополучно, несчастный случай не имел серьезных последствий.

— Напротив, дела очень серьезные, господин Зоннек, — возразил доктор, быстро оборачиваясь. — Пока мы лишь наскоро наложили повязку; подробный осмотр можно будет сделать только в немецкой больнице, куда я отправил господина фон Бернрида.

— В больнице? — повторил пораженный Зоннек. — Разве вы не можете лечить его на дому?

— С тех пор как умерла его жена, у него нет квартиры, он занимает несколько комнат в гостинице. Там не может быть и речи о правильном уходе. Не знаю, что будет с ребенком, с его маленькой дочуркой. Оставаться в гостинице она не может, потому что пройдет много времени, прежде чем ее отец вернется, если только он вообще вернется!

Услышав последние слова, Зоннек явно испугался.

— Неужели вы опасаетесь смертельного исхода? — быстро спросил он. — Это было бы грустно.

— Кто знает! — серьезно ответил врач. — Может быть, для Бернрида это был бы лучший исход, ведь гибель Дарлинга для него — разорение, и кроме того не думаю, чтобы жизнь, которую он вел в последнее время, доставляла ему удовольствие. Для его дочурки тоже невелико счастье расти в такой обстановке и в такой среде, хотя отец боготворит ее. Во всяком случае я сделаю все от меня зависящее, чтобы спасти его, но у меня мало надежды на это.

Наступила пауза. Зоннек молча смотрел в землю и наконец взволнованно сказал:

— Кажется, господина Бернрида в Каире недолюбливают. Никому до него нет дела; больше говорят о его Дарлинге, чем о несчастье, происшедшем с ним самим. Его никогда нельзя было встретить в настоящем обществе, и господин фон Осмар не принимал его.

— Это понятно; германский консул обязан заботиться о своем служебном положении и сторониться сколько-нибудь запятнанных личностей. Правда, Бернрид, происходит из древнего дворянского рода и играет роль в спортивном мире, но друзей у него никогда не было, да и не такой образ жизни он вел, чтобы их иметь. Но вот идет господин Эрвальд; он, кажется, ищет вас. Я поговорю еще со своим коллегой и сейчас поеду в больницу.