Рассказы о Пилле-Рийн - Эллен Нийт

Анне живёт в углу за шкафом. Там она спит на кровати под серым шерстяным одеялом, которое соткала для неё тетя Юули.

В этом углу хорошо. Почти так же хорошо, как если идёшь в гости к Ану и Юри.

Анне не какая-нибудь обыкновенная кукла. Она как живая. Всё понимает, что Пилле-Рийн ей говорит, и ни одной тайны Пилле-Рийн не выдаёт, не то что Юри. Под матрац к Анне Пилле-Рийн прячет для мамы конфеты, которые приносит ей дедушка. Анне никогда их тайком не съест. И самой Пилле-Рийн брать неудобно, раз она отдала их на сбережение.

Пилле-Рийн получила куклу в подарок от тёти Юули, когда жила у неё в деревне. Папа и мама тогда уехали в Тарту, а Пилле-Рийн осталась у тёти Юули.

Был дождливый день. С неба лилась и лилась тёплая вода и шуршала в листьях сирени. Пилле-Рийн забралась с ногами на кухонную скамейку и глядела в окно.

Тётя Юули мыла у плиты посуду. Жужжали мухи, и капли ударяли в стекло, и Пилле-Рийн захотелось, чтобы мама была здесь. Когда светило солнце, об этом так не думалось. И она спросила у тёти Юули:

– Мама уже села в поезд?

– Нет ещё, – ответила тётя Юули. – Маму будем встречать через неделю.

Пилле-Рийн стало грустно. И дедушка тоже не приходил, и неделя – это очень долго. А дождь всё шумел, и теперь Пилле-Рийн вспоминала дедушку.

– А кто дедушкин ребёнок? – спросила она.

– Дедушкин ребёнок? Ну конечно, твой папа, – ответила тётя Юули.

– Но папа ведь не ребёнок. Он взрослый, – сказала Пилле-Рийн.

– И он был ребёнком, а потом вырос, – ответила тётя Юули.

– А дедушка тоже чей-нибудь ребёнок? – спросила Пилле-Рийн.

– Конечно. Дедушка ребёнок моей мамы,- сказала тётя Юули.

– Почему – твоей? Разве у него своей мамы не было? – опять спросила Пилле-Рийн.

– Просто моя мама была и его мамой,- сказала тётя Юули.- Дедушка мой брат. А наша мама – Аэт из Пахклепа.

– А где она сейчас? – спросила Пилле-Рийн.

– Она уже давно на том свете, – сказала тётя Юули.

– Это далеко? – спросила Пилле-Рийн.

– Очень далеко,- ответила тётя Юули.

Пилле-Рийн хотела спросить ещё, но почему-то не стала. Ей опять вспомнилась мама. Дождь всё шёл. По стеклу бежали светлые струи, встречались и снова разбегались.

– А кто твой ребёнок? – спросила она у тёти Юули.

– Мой? Мой ребёнок Анне.

– Какая Анне? Где она у тебя?

– Маленькая Анне, – сказала тётя Юули.

И Пилле-Рийн были видны в темноте кухни добрые глаза тёти Юули.

– Она у меня всюду. Зимой дома, летом на улице, и в огороде, и на чердаке, в свежем сене.

– Как? – удивилась Пилле-Рийн. – А почему я её никогда не видела?

– Ты плохо смотрела, – сказала тётя Юули. – Она часто приходит ко мне.

– Она живёт там же, где твоя мама? – спросила Пилле-Рийн.

– Нет, она живёт здесь.

– Так покажи мне её. Мы будем вместе играть!

– Нет, я не могу. Она показывается только мне.

– Как гномы?

– Да, как гномы.

– А какого цвета у неё волосы? – спросила Пилле-Рийн.

– Волосы у неё светлые. А глаза тёмные, – ответила тётя Юули.

– Я хотела бы такого ребёнка, как твоя Анне, – сказала Пилле-Рийн.

– Такого невозможно, – ответила тётя Юули. – Но пойдём в комнату, посмотрим. Может, я сделаю тебе тоже Анне.

Тётя Юули вытерла руки, а таз, в котором мыла посуду, поставила вверх дном на край плиты.

И они пошли в комнату. Тётя Юули открыла ящик комода, где у неё лежали всякие интересные вещи. Она достала из-под чистого белья фотографию какого-то дяди. Дядя был в военной форме. И улыбался.

– Он милиционер? – спросила Пилле-Рийн.

– Нет, он отец моей Анне, – сказала тётя Юули. – Он был солдат. Он давно умер.

– Почему умер? – спросила Пилле-Рийн.

– На первой войне погиб,- сказала тётя Юули. – Это было очень давно.

И она положила фотографию обратно, под кипу чистого белья. А из ящика достала белую материю, и красную шерстяную пряжу, и ещё разные лоскуты.

Из белой материи она сделала тело куклы.

Голову, руки и ноги она сделала из розовой рубашки.

Глаза – из пуговиц.

Рот вышила красной шерстью.

Брови – коричневой.

Нос и уши – розовой.

Потом тётя Юули покопалась в нижнем ящике комода и достала оттуда что-то странное: не то пряжу, не то волосы, не то вату.

Это лён, – сказала тётя Юули. – Из него будут волосы у нашей Анне!

И она сделала волосы Анне изо льна.

Светло-жёлтая лопатка

Мама давно ушла на работу. В комнате никого нет, и Пилле-Рийн скучно. Она успела уже два раза открыть мамин стол и поглядеть на мамину красную брошку, выпустить воздух из Понту и снова надуть, два раза вымыть Понту под краном в ванной и разок прополоскать. Но так как водой баловаться нельзя, Пилле-Рийн отложила Понту, влезла с ногами на стул и стала глядеть в окно.

На улице светило солнце. Мимо дома проехал синий автобус с жёлтой полоской на боку, потом серый автомобиль и ещё один серый автомобиль, только потемнее. А зелёного или красного не было, хотя зелёные и красные – самые красивые.

Пилле-Рийн отошла от окна. Она решила сварить для Понту кашу из воды и зубного порошка.

И вдруг ей что-то вспомнилось.

Вчера во дворе, в песочной куче, она нашла свою светло- желтую лопатку, которую потеряла ещё летом, Снег на песке растаял, и лопатка лежала тут же, свержу. Жёлтой краски на ней почти не осталось – только на верхней части ручки, – и лопатка теперь стала серой. Пилле-Рийн спрятала лопатку в коридоре, за корзиной с мусором, потому что мама не разрешила приносить её в комнату. Теперь Пилле-Рийн забеспокоилась: там ли ещё лопатка? А вдруг кто-нибудь взял её или она сама потерялась? Пилле-Рийн тихонько открыла дверь, чтобы папа не слышал, и быстро сбежала вниз по лестнице.

Лопатка была на месте, только упала набок. Но она была цела и даже как будто стала чуть желтее. Пилле-Рийн захотелось скорее попробовать, может, лопатка и копает теперь

тоже лучше. Она приоткрыла входную дверь и выглянула на улицу. Там было уже тепло. Снег почти весь растаял, и только у забора стоял ещё сугроб.

Пилле-Рийн выбежала на улицу и отгребла лопаткой немного снега от сугроба. Лопатка копала хорошо. Но снег был грязный и очень уж хрупкий и, кроме того, промочил тапочки Пилле-Рийн. Пилле-Рийн посидела ещё немного на корточках возле сугроба, потом перебежала на дорожку, выложенную каменными плитами, и проскакала по ней на одной ноге до крыльца.

Дорожка была совсем сухая и гладкая, и прыгать по ней было приятно.

Потом Пилле-Рийн придумала игру, будто сама она мама, деревянная лопатка – ребёнок, весь двор – это вода, а каменная дорожка – мост. Мост был узкий, и Пилле-Рийн шла очень осторожно. Всё это заняло много времени.

Потом Пилле-Рийн вспомнила, что вчера во дворе синего дома видела живых кур, и теперь ей захотелось показать их ребёнку. Она подбежала к поленнице, что была сложена у забора. Возле дров снега не было вовсе, а была прошлогодняя трава. Некоторые травинки были даже зелёные. Пилле-Рийн положила лопатку на землю и сказала:

– Посиди здесь, на траве, мама сейчас придёт, – а сама забралась за поленницу.

Там, между забором и дровами, было сыро и прохладно и с веток берёзы капало: кап-кап… Пилле-Рийн нашла в доске забора дырку от сучка и поглядела через эту дырку во двор синего дома. Кур сегодня не было.

Пилле-Рийн вышла из-за поленницы и сказала лопатке:

– Милая детка, сегодня зоопарк закрыт. Но ты не плачь, мама возьмёт тебя в кино. – И она подняла лопатку и пошла с ней в другой конец двора.

Там, в подвале дома, был погреб с одним окном, и на его подоконнике лежало красивое тёмно-зелёное стёклышко, которое Пилле-Рийн нашла ещё давно. Если смотреть в него, и небо, и дома, и забор – всё становилось другим: тёмным и зелёным. Пилле-Рийн посмотрела в стёклышко сама и показала ребёнку. Когда они обе насмотрелись, она положила осколок на прежнее место, и кино кончилось.

Тогда Пилле-Рийн нарисовала палочкой на песке большой квадрат – это был дом. И квадрат поменьше – это было окно. И ещё – трубу и дым из трубы. Она положила ребёнка в комнату и сказала:

– Ну, детка, не шали. Мама уходит на работу, – и отошла на несколько шагов от дома.

Тут вдруг она вспомнила что-то и вскрикнула:

– Боже мой, ребёнок остался один в комнате, а электроплитка не выключена! – Пилле-Рийн побежала обратно и ладонью стёрла дым, который шёл из трубы. Потом она пошла к большой сосне. Там у неё была работа.

На сосну светило солнце, и кора была шероховатая, будто сделана из сушёного хлеба. В коре были щели и трещины, и в одной щели виднелось что-то жёлтое. Пилле-Рийн не знала можно ли это взять, не перестанет ли от этого расти дерево. Она потрогала это пальцем, а потом языком: оно было как стекло, только не такое твёрдое, а вкуса не было никакого.