Тайны служебные и личные, или Карибский синдром - Александр Васильевич Кулешов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И вы все это вместе делаете? – уточнила Настя, обводя рукой окружающих молодых людей.
– Да нет. Мы служим в разных батареях. Хотя ты подала интересную идею – создать подразделение с одними двухгодичниками в должностях, батарею инженерского ополчения, – все засмеялись над сказанным, а Настя, не понимая, что в этом смешного, не унималась с расспросами:
– Так стало быть, если ты даешь ракете цель полета, ты – самый главный из всех? – обратилась она к Коростелеву, и тот как-то замешкался с ответом, не находя, что сказать.
– Нет, среди присутствующих главных нет, – пояснил ей Княжнин и, понизив голос, добавил, взмахнув рукой в сторону: – Один из главных вон отдыхает рядом вместе с семьей, но это совсем другой уровень.
– Ну да, его дочка так и стреляет глазами в нашу сторону, так и предлагает себя: возьмите замуж, и мой отец поможет вам сделать карьеру, – неожиданно резко отреагировала одна из молчавших до сих пор Лешиных подруг, представленная при встрече Леной, красивая брюнетка с длинным хвостом темных волос, точеной фигурой и какой-то нездешней смуглостью, подаренной щедрым солнцем. Отметив в уме едкость прозвучавшего замечания, все присутствующие сделали вид, что пропустили мимо слуха резкий выпад одной из конкуренток в борьбе за молодых лейтенантов, считавшимися в Рубежанске завидными женихами. Каждое прибытие в город группы офицеров-новобранцев гарантировало, что среди них обязательно есть те, кто находятся в состоянии поиска, ну почему бы и не попробовать? Валечка про себя усмехнулась, обнаружив, что те, от претензий которых она приготовилась оборонять свой союз с Сержантовым, оказались ей в своих намерениях даже союзницами, и она уже обратила внимание на стороннюю девушку, пару раз подходившую к поляне и из-за кустов слушавшую душевные песни Алексея.
– Нет, ну правда, кто из вас ракеты запускает? – снова активизировалась с расспросами Настя, обводя наивным взглядом расположившихся в свободном круге лейтенантов.
– Из нас ракету еще никто не запускал, и вряд ли это когда случится, – молчавший до сих пор Володя Сержантов решил дать пояснение. – Да и из кадровых офицеров мало кто делал это на учениях. Виктор на занятиях просто поворачивает ракету в сторону вражеской цели, а я задаю системе управления расстояние до нее. Ну а когда ракета знает направление полета и расстояние до цели, что ей остается? Правильно, уничтожить ее. Но для этого надо нажать кнопку «Пуск».
– Из скромности Володя опустил из своего рассказа, что кунг третьего отделения, где стоит эта кнопка запуска – единственное помещение на стартовом комплексе, которое закрывается изнутри, и в нем располагается его служебный пост, а в подчинении – всего один ефрейтор. В связи с этим спать в нем удобно, и никто не мешает. Ставишь стулья в один ряд, ложишься, пока остальные расчищают старт от снега или опавших листьев и занимаются обслуживанием вверенной им техники, спишь в свое удовольствие. Самое правильное место для двухгодичника, жаль, что при назначении на должность ты еще ничего не знаешь и выбрать что надо не в состоянии. Без рядового состава офицерская служба куда как легче!
– И что, кнопку нажимаешь – и ракета летит? – Настя не отпускала линию расспросов.
– Нет, в обычном состоянии кнопка блокирована с командного пункта дивизиона, а разблокировка может быть сделана только в случае войны. Поскольку мы с Витей порознь знаем направление и дальность полета, получаемые из боевого задания, то совместными усилиями с применением несложных пересчетов мы можем установить назначение удара. Вся предпусковая возня таким образом обретает политико-географический смысл: рядом с заданной нам целью всегда расположен большой город, скажем, Амстердам, Лондон, Бирменгем или какой-то Ливерпуль.
– Мальчики, да у вас получается, что Земля, как шахматы – игровая зона с четкими целями и вероятными ходами, – брюнетка Лена изложила традиционное представление о человеческом мире как о большой шахматной доске, где супердержавы-ферзи и сателлиты-пешки разрешенными ходами занимают чужую территорию или удерживают свою от посягательств соперников.
– Ага, игровая зона… Когда ты получаешь набор безликих цифр в виде задания, то вроде звучит все отвлеченно, почти не волнует – ну чистая формальность ввести все это в программу полета ракеты. Среди людей считается нормальным, когда военные убивают других военных. Наша ракета предназначена для поражения площадей до ста квадратных километров, а это означает развороченные развалины конкретного города с сотнями тысяч жертв после выполнения тобой служебных действий – с сопутствующими потерями в результате применения оружия никто не считается – ужас охватывает. – Разговор неожиданно принял серьезный оборот. – И последствия для всех нас представить жутко. Это очень страшно. Почему этот город, кто решил, что его надо уничтожить? Недаром пишут, что американские летчики, бомбившие Хиросиму и Нагасаки, по заданию должны были посмотреть, что творится на земле во время и после взрыва. Посмотрели – через какое-то время стали нервными, агрессивными, потом запаниковали от сознания своей причастности к массовому убийству, все закончили жизнь в психушке… Поэтому нам и выдают задание набором цифр направления и дальности полета, чтобы не было понимания сопутствующего ему злодейства. Я во время тренировок вместо кнопки «пуск» просто тыкаю пальцем в стену, – с нескрываемой горечью в голосе от осознания потенциальных последствий выполнения им служебных заданий пояснил Сержантов.
– Ты такие честные мысли держи при себе, не ровен час попадут в ненужные уши – на комиссии по определению вменяемости окажешься раньше, чем нажмешь кнопку или тыкнешь в стенку, Сначала получишь рекомендации чаще бывать на свежем воздухе, больше отдыхать в меру служебной нагрузки, и уж совсем ни к чему на себе примерить положения инструкции «О порядке применения принудительного лечения» – эти специалисты психо-невротического направления сведут с ума надежнее, чем сама жизнь, – замечание Княжнина имело под собой серьезное основание – все читали в газетах о судебно-медицинском преследовании инакомыслящих и всегда с обвинительным уклоном, а потом получали дополнительные разъяснения сначала на занятиях по политподготовке, а затем при прослушивании «Голоса Америки» или «Русской службы Би-Би-Си». По рукам среди друзей, считавшихся проверенными, ходили книжки, обернутые в газетную бумагу – никто не должен видеть ни название публикации, ни имени ее автора, так как они не рекомендовались властью для прочтения. За исключением Солженицина, были это, в основном, рассказы про гражданскую войну, увиденную с другой стороны.
