Том 19. Посмертные претензии. Хитрый как лиса. Плохие вести от куклы - Джеймс Чейз

— Я не говорил, что удар по голове его убил. Джон Оутс действительно утонул. Коронеру я верю.

Он усмехнулся.

— Верю ему точно так же, как и вы. Но вы же не в состоянии представить, как это Джон Оутс надумал идти купаться под проливным дождем?

— Полиция же верит! — возразила она.

— Вы же сами сказали, что полиции нет ни до чего дела. Она получила вердикт, который оставляет их в стороне. Больше это не их забота. А вот для меня смерть Джона Оутса остается проблемой.

Он закурил.

— Его могли ударить по голове здесь, в этой комнате, в бессознательном состоянии раздеть, дотащить до берега и сбросить в воду, где он и утонул.

— Только не Питер!

На ее лице появилось упрямое выражение.

— Он не стал бы этого делать и не смог бы! Да и ради чего?

— Ради двадцати тысяч долларов.

Дэйв подошел к стеклянной двери. По самой кромке горизонта медленно передвигался траулер.

— Вы говорите, что он ужинал с отцом. Возможно, отец сказал ему, что лишает его наследства, если можно так выразиться. Питеру нужны были эти двадцать тысяч?

— Нет. Для чего?

— Я бы хотел спросить у него самого.

Он повернулся.

— Почему вы не знаете, где он сейчас? Может, вы с ним не ладили? Так сказать, не разговаривали?

Она вспыхнула:

— Я пригласила его жить здесь до того, как это сделал его отец. Мне было очень его жалко. Он не был счастлив с матерью. Особенно после того, как она…

Эйприл понизила голос:

— Они никогда не могли жить вместе. Когда Джон попал в беду, в больницу, я предложила Питеру жить в этом доме, сама же перебралась в наш старый семейный дом. Позднее я его продала. Пришлось. Было столько счетов на баснословные суммы.

— Это были не ваши счета? Джона Оутса, верно?

Она кивнула.

— Одна операция следовала за другой. Специалисты. Пересадка кожи. Страшно вспомнить. Сколько раз он говорил, что у него больше нет сил, он готов был сдаться, хотел, чтобы ему помогли умереть и покончить со своими болезнями.

— Так что, Питер поселился здесь?

Дэйв наклонился над столом, чтобы воспользоваться пепельницей с попугайчиками.

— Потом перебрались вы. Потом привезли сюда и Джона, когда его выписали из больницы. А Питер уехал?

— Нет. Джон вернулся на Пасху, а Питер уехал всего две, нет, три недели назад. У него был день рождения. Он закончил свою учебу.

— Вы не знаете, куда он поехал и зачем? Что за причина погнала его отсюда?

— Не потому, что Питер считал себя в чем-то ущемленным. Когда он не бывал на занятиях, то пропадал в театре «Эль Молино»… Это местный маленький театр. И детской истерии у него не было. Он радовался за меня и Джона. Да, это маленький домик. Да, мы с Джоном спали вместе. Теперь не XIX век, мистер Брендстеттер. Молодые это хорошо понимают.

Он поднял чашку и выпил немного кофе.

— Если вы с ним ладили, почему же он не сказал вам, что уезжает? Должен же он был объяснить свой поступок!

— Меня здесь не было в то время. Я снова работала. Питер не явился домой накануне вечером. А на следующий вечер, когда я вернулась, он уехал.

— Вот значит как. Что сказал его отец?

Она заволновалась.

— Послушайте, мистер Брендстеттер!.. Честное слово, мне кажется, что я не должна отвечать на все ваши вопросы. Полиции я все рассказала. Капитану Кэмпосу. Если же вы находите необходимым все это знать, его протоколы наверняка будут вам предъявлены, точно так же, как стенограмма дознания.

— Вы не хотите отсылать меня в полицию, мисс Стэннард.

Он посмотрел прямо ей в глаза.

— Разве что по какой-то причине это выгодно для Питера. Понимаете, они до сих пор еще не знают, что Джон Оутс намеревался лишить его наследства.

С минуту ее губы были плотно сжаты, потом она подошла к окну. Ее слова плохо доносились до него:

— Джон ничего не говорил. ’«Я не хочу это обсуждать». Вот и все, что я от него добилась. В тот вечер он выпил больше обычного. Мне так и не удалось добиться от него объяснения.

— Он сердился?

Она повернулась.

— Он был расстроен. Подавлен. Ужасно. Он очень любил Питера. Они же вместе пережили много горя. Эта женщина… мать Питера… была такой стервой. Мне кажется, ни один из них не выдержал бы в одиночку. Они были командой. И неожиданно эта сплоченная команда распалась.

— У него была теперь другая женщина, — улыбнулся он. — Вовсе не стерва.

Она слегка улыбнулась в ответ.

— Возможно. Только тогда я вела себя непозволительно. Я была зла на Питера за то, что он довел отца до такого состояния. По-видимому, я тоже ревновала… Впрочем, Джон так резко оборвал меня. Мы всегда были совершенно откровенны друг с другом. Но он так сильно страдал, что я не могла ругать его. Вместо этого я наговорила много неласковых слов в адрес Питера. Джон никак не реагировал, он только внимательно смотрел на меня. И глаза у него были такими печальными!

Она зябко повела плечами, обняла себя обеими руками и повернулась к окну.

— Наверное, он переживал из-за парнишки.

Дэйв наклонился, чтобы достать сигарету. Сказал:

— Возможно, он и правда бросился в эту большую волну, не желая вернуться назад.

Она резко повернулась к нему.

— Я была здесь!

— Не в тот день. Возможно, ему стало невмоготу. Бывают такие дни.

— Нет, он бы не сделал этого. Слишком много сил он отдал, чтобы остаться в живых. И я так яростно боролась, чтобы выходить его! Он никогда не нанес бы мне такого удара!

Дэйв подошел к книжным полкам, достал очки из кармана пиджака. На девяносто процентов книги были очень старыми, некоторые из них выглядели респектабельными, другие убого. Но можно было с уверенностью сказать, что оказались они на полках не случайно.

— По какой причине он попал в больницу?

— Ожоги. Они купили новый дом. Точнее сказать, не слишком новый, но дорогой. Это была идея не его, а Евы. Ее ничто не удовлетворяло, она постоянно требовала от него больше и больше.

— Некоторым мужчинам это нужно, — заметил Дэйв, — или они думают, что нужно.

Он взял книжку в темно-синем переплете с потемневшими золочеными скрепками. «Домой. Энджел Скрибнер. 1929». Буква «А» внизу под годом издания указывала, что это первое издание.

— Но он оставался с нею?

Она не ответила на этот вопрос.

— Этот дом стоял на холме, под ним с задней стороны имелся подвал, который Джон хотел использовать под свои книги. Их всегда было больше, чем вмещалось в магазине. Так бывает у каждого книжного торговца. Машина ржавеет под открытым небом, так как гараж забит книгами.

Он поставил фолиант обратно. Возле стояли книги Томаса Вулфа: «О времени» и «Река» — черно-зеленый переплет, «От смерти до утра» — светло-коричневый.

— На цементном полу были жирные пятна, и Джон не мог класть туда книги, а стеллажей не было. И вот он принес канистру бензина, чтобы очистить эти пятна. Погода была холодная. Двери и окна закрыты. В углу находился газовый титан. Когда он расплескал по полу бензин, тот внезапно вспыхнул. Причина точно не установлена. Все случилось так быстро, что он даже не успел погасить на себе одежду. Люди…

— Мало помогли? — подсказал Дэйв, разглядывая другие книги Вулфа. Все они были помечены буквой «А». 1936 год. Тремя годами позже великий писатель разделил пинту рисовой водки с больным человеком на борту парохода, идущего из Виктории в Ванкувер, подхватил вирус, который и убил его в возрасте тридцати восьми лет. Ему было на одиннадцать лет меньше, чем Джону Оутсу, когда тот умер.

— И ушло много времени на то, чтобы его залатать? Все это время вы находились радом с ним, продали свой дом и машину, чтобы заплатить по его счетам?

Она показалась ему расплывчатым пятном, он поспешил снять очки и сунул их в карман: в них он мог толью читать.

— Джон застраховал себя на случай смерти. Других страховок у него не было?

Она закрыла глаза и покачала головой.

— Только обычная страховка машины. Никакого страхования на случай заболевания. Понимаете, — руки у нее поднялись и упали, — он был таким молодым по своим привычкам, вы бы никогда не сказали, что ему почти пятьдесят. Тело у него было упругим и гибким, и это не было результатом тренировки и особой диеты. Ему никогда не приходило в голову, что с ним может что-то случиться, он никогда не болел.

— Да, пока здоровье не было полностью потеряно… Жизнь свою он застраховал на большую сумму.

— Послушайте, это же не был только мой дом и только моя машина, они в равной степени принадлежали и ему. А бизнес… Чарлз Норуд, партнер, откупил его часть. Вот и все. Даже Ева. Это было самое худшее. Пока он преуспевал, она держалась за него. Но когда это случилось и врачи заявили, что он может умереть, а если останется жить, то уже не будет таким, как прежде, не сможет работать, она сразу же подала на развод.