Том 19. Посмертные претензии. Хитрый как лиса. Плохие вести от куклы - Джеймс Чейз

Наконец голос рыжей произнес:

— Входите, пожалуйста.

Здесь побывал декоратор. Комната была столетней давности. Обои с розовыми гвоздиками и веночками незабудок. Мебель из орехового дерева и дуба, покрытая лаком и обитая черной кожей. Керосиновые лампы с красивыми абажурами на мраморных подставках на столиках.

Девушка вела его по сверкающему паркету, на котором в нескольких местах лежали коврики ручной работы. Шли они так быстро, что он успел только мельком увидеть у камина из розового гранита седовласую женщину в темных очках, сидящую в кресле на колесиках. Сухопарая, ширококостная, морщинистая. Миссис Пионер. С ней разговаривал человек с гривой волос соломенного цвета.

Девица открыла двойную дверь с узкими панелями из матового стекла, с орнаментом из пальмовых листьев. И это снова была вторая половина XIX века. Большой плавательный бассейн поблескивал синевой во внутреннем дворике. Какой-то пловец плыл по диагонали к дальнему краю бассейна. Сердце Дэйва екнуло. Там покачивался на воде одетый человек. Он лежал головой вниз, руки и ноги слегка шевелились от движения воды. Пловец добрался до него, подставил руку ему под подбородок, толкнул назад и вверх, направляя к берегу. Крепко держа утопленника одной рукой, он медленно приближался к краю бассейна.

Поморщился, с явным трудом поднимая бесчувственное тело. Дэйв подбежал ему на помощь, наклонился, подхватил человека под мышки и рванул наверх. При этом он сильно качнулся назад, едва не упав: труп оказался необычайно легким. Он почти ничего не весил. С секунду Дэйв оторопело смотрел на него, не выпуская из рук и не замечая, что одежда и обувь уже порядком намокли.

Дэйв услышал смешок. Пловец подмигнул ему и мигом выскочил из бассейна.

— Спасибо, — сказал он. — Больше можно не волноваться за него. Опустите его на землю.

Он взял полотенце из стоящего рядом шезлонга и принялся вытирать себе волосы.

— Что все это значит? — спросил Дэйв.

— Будущий фильм…

На шезлонге висел терракотовый махровый халат, он в него завернулся.

— Мне придется спасать утопающего мальчика. Там будет значительно труднее, вот я и репетирую заранее.

— Вот почему вы с таким трудом только что вытаскивали «труп» из бассейна.

— Вроде этого. В реке «утопленник» будет потяжелее.

У него все еще чувствовался юго-западный акцент. Он был выше среднего роста, великолепного телосложения. Возможно, имелось огромное количество гораздо более красивых мужчин, но Дэйв их не видел. Актер протянул ему руку.

— Я — Вейд Кочран. Вы — Брендстеттер. Кэти сказала, что вы с большим трудом нашли меня. Чем могу быть полезен?

— Я кое-кого разыскиваю. Мальчика. На прошлой неделе утонул его отец. Он был застрахован моей компанией. Мальчик должен получить страховку. Его зовут Питер Оутс.

Кочран казался непонимающим:

— Я его не знаю.

— Однажды вечером его видели в вашей машине возле театра «Эль Молино», помните? Он играл главную роль в пьесе под названием «Лоренцо». Вы присутствовали на всех представлениях.

— Ах! — Кочран ударил себя по лбу. — Тот парнишка? Конечно.

Он посмотрел мимо Дэйва, который тут же повернулся. Рыжеволосая девушка стояла возле записывающего оборудования. Кочран окликнул ее.

— Кэти, не принесете ли вы нам сюда наливки?

Она быстро прошла к двери и исчезла.

Кочран сказал:

— Однажды вечером я подвез его к театру. Мы ездили перекусить в город в ресторан, где хорошо готовят морскую рыбу. «Лас Гавиотас». Он умолял меня поговорить с ним.

Кочран уселся в шезлонг. Рядом стоял столик красного дерева, на котором лежали какие-то бумаги. С другой стороны имелся еще один стул. Он кивком головы указал на него Дэйву. Тот сел.

— Люди мне частенько докучают. Но этот — талантливый парень, я не хочу быть несправедливым.

Снова скрипнула дверь, Вейд повернулся, наблюдая, как Кэти несет на подносе стеклянный кувшин с красной жидкостью и пузатые стаканчики вместе с чашкой и кубиками льда. Она опустила поднос на стол.

— Собираетесь ли вы сегодня в свой охотничий домик?

— Собираюсь. А кто спрашивает?

— Ваша матушка.

Кэти сняла крышку и наполнила стаканы.

— Ей хочется, чтобы преподобный отец остался на ночь. Он согласен, если вы тоже будете здесь ночевать.

— Олл-райт, я уеду только после ужина, а к завтраку вернусь и сяду вместе с ним за стол… Можете ей передать.

Кэти снова закрыла кувшин.

— Она бы хотела, чтобы вы сегодня не уезжали.

Кочран сжал губы. Он был не в восторге, но все же сказал:

— Хорошо, пусть не волнуется.

Кэти улыбнулась.

— Она уже обо всем договорилась с преподобным отцом. Благодарю вас. Ваша матушка очень обрадуется. — И она убежала.

— Пока мы ели, — продолжал Кочран, — парнишка обнаружил, что потерял свои часы. Он боялся, что их кто-нибудь возьмет; «стибрит», как он выразился. У него не было машины, идти было далеко, вот я и подвез его к театру.

— После окончания спектакля он исчез из театра, — сказал Дэйв. — Виттингтон, тамошний руководитель, предположит, что вы ему что-то предложили.

Кочран отрицательно покачал головой и выпил из своего стакана.

— Его невозможно было принять в состав группы этого фильма. Он слишком утонченный, речь у него правильная, не современная. Нет, для вестернов, на которых мы сейчас специализируемся, нужны совсем другие типажи. И я не рассчитывал найти у Виттингтона для себя что-то подходящее.

Он кивнул на стакан Дэйва.

— Попробуйте, прекрасная наливка: вкусная и полезная. Говорят, что если пить наливку из смородины, не будет рака.

— Действительно, чудесная штука, — сказал Дэйв, пригубив. — Спасибо. Но почему же вы забыли в «Эль Молино» дорогу? Почему Питер Оутс примерно в это время уехал из дома и решительно никому не сказал, куда он направляется?

Кочран пожал плечами:

— Вы задаете эти вопросы не по адресу.

Дэйв холодно улыбнулся.

— Но кого еще мне спросить? Почему вы степь упорно ходили на их спектакли?

— Я планирую создать художественный фильм из жизни святого Павла. Люди говорят, что Виттингтон гениален. Знаете ли вы, что он высоко котировался на Бродвее пока там в почете был классический репертуар; но когда они перешли на всякий вздор, он ушел. Создал пару фильмов. По той же причине отказался. Цельная натура с установившимися взглядами на искусство. Я не хочу какого-нибудь голливудского наемного писаку, эти люди испорчены до мозга кости. Человек, которого я найму, должен обладать вкусом.

— И благочестием? — спросил Дэйв. — Или как минимум, почтением?

— Моя труппа и я, в этом плане мы задаем тон.

Кочран отпил еще наливки.

— Короче говоря, я слышал о Виттингтоне и поехал оценить его лично. Он не обманул моих надежд, но я не хочу принимать скоропалительное решение. На постановку картины потребуется около двух миллионов — почти целиком из моего кармана. Так что мне нужно все как следует взвесить и подсчитать.

— Вы с ним говорили? Он согласился?

— Я спросил его, но он отказался.

— Ему это не по душе, — усмехнулся Дэйв.

Кочран кивнул.

— Предпочитает голодать в этом болоте, но зато делать то, что ему нравится, что он считает важным. Остается только восхищаться его жаждой независимости.

— По его виду не скажешь, что он недоедает, — рассмеялся Дэйв.

— Он исчерпал все свои сбережения. Мой менеджер наводил справки. Когда-то у Виттингтона было несколько тысяч, теперь его счет в банке исчерпан, А сколько они выручают за спектакли? Ерунду!

Он усмехнулся.

— Знаете, почему он направил вас сюда? Из-за досады и уязвленного самолюбия. Я дал ему чек на приличную сумму, это ему не понравилось. Нет, он его взял, конечно, но возненавидел меня за то, что я смог его ему дать.

— И вы не представляете, что случилось с Питером Оутсом?

— Молодежь тяжело воспринимает неудачи. Возможно, после того, как я отверг его, он решил, что сценическая карьера не для него. Возможно, он расценил это, как провал, и сбежал подальше от знакомых. Множество родителей неодобрительно смотрят на желание детей посвятить себя сцене. Я каждодневно возношу благодарность Господу Богу, что он дал мне такую мать, как моя.

Он снова посмотрел мимо Дэйва, а тот снова повернулся.

Двойные двери были распахнуты настежь. В проеме сидела седовласая женщина в своем инвалидном кресле, за ней стоял миссионер.

— Не можешь ли ты освободиться и подойти сюда?

То, как она повернула голову, подсказало ему, что женщина была слепа. Но зато у нее был такой голос, которым она смогла бы поднять полевых рабочих на борьбу с ветром в прерии.

— Преподобный отец может подумать, что я никогда не учила тебя хорошим манерам.