Мир Маньяка - Владимир Уваров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А остальные два?
Охранник, даже не вздохнув, выдохнул заученную фразу:
– Если охране будет выдано распоряжение по средствам связи, если охране будет выдано распоряжение устно, если охране будет выдано распоряжение письменно.
– Действительно – три совсем разных варианта, а в случае постановления?
– А в случае постановления – это уже не компетенция охраны, а адвоката.
Кот не сдавался:
– А кто выдаёт это распоряжение?
– Соответствующее лицо, указанное в «Правилах внутреннего распорядка».
– Можно ли ознакомиться с ними?
– Это – внутренний документ, и он не подлежит разглашению.
Наблюдать за борьбой с этой «мягкой стеной» можно было бесконечно, но с одинаково нулевым результатом. Ни одного «НЕТ» и никакой информации. Прямо-таки открытая книга, но… с пустыми страницами.
Ву решил вмешаться и сменить тему.
– ГРУ или ФСБ?
И поскольку такой вопрос не предусматривался в стандартных ответах, охранник наконец смог произнести фразу, которую раньше так любил, и которая давала почувствовать себя особенным и причисленным к избранным:
– Это – закрытая информация.
– Значит – ГРУ.
На лице охранника появилась нестандартная реакция – удивление вместе с уважением, но всё же он остался сдержано немногословен:
– Откуда?.. – продолжение фразы он снова проглотил или сэкономил, как те люди, которые пишут «СПС» вместо «спасибо».
И куда они только девают это сэкономленное время?!
– Ваша реакция на принадлежность к этим двум организациям была разная, – Ву продолжил диалог с неразговорчивым. – Первая – лёгкая грусть воспоминаний, глаза пошли вверх – воспоминания, затем вниз – грусть. Название второй организации вызвало лёгкую неодобрительную усмешку только с одной стороны рта – это не презрение, поскольку в этом случае глаза не остались бы безучастными, а скорее – чувство превосходства над этим ведомством. Можно было бы ещё описать движения всего тела, особенно рук, но и этого достаточно, чтобы вычислить ваше бывшее место работы.
– Сильно! – эти слова были произнесены человеком, хорошо обученного вещам, о которых простой смертный даже и не подозревает, именно поэтому его всего одно слово прозвучало, как длинная речь восхищения.
– Даже не знал, что в полиции есть такие специалисты.
– Что вы? Я дальше от полиции даже чем Вы, это вот по службе им надо разговоры разговаривать, не правда ли, герр майор? – последние слова опять имели скрытый смысл только для Котова, который сразу же стал продолжать наметившуюся благожелательную ноту разговора, но…
Ву как-то неуклюже отступил назад, запнулся о полицейского и просто грохнулся на собаковода – именно так он называл кинолога, всё это время крепко державшего собаку на поводке.
Тот, то ли от неожиданности, то ли от внезапно навалившегося на него тела режиссёра выпустил поводок, и Пушок рванул вперёд, проскользнув мимо охранника.
– Извините, извините, сейчас собаку верну, – режиссёр всполошился не на шутку и набросился на ни в чём не повинного сержанта. – Ну разве можно быть таким растяпой, а ещё претендуете на звание моего коллеги: кино – лог. Собаковод ты!
Майор тут же подключился, да так рьяно, что возле калитки поднялась целая кутерьма, во время которой Ву отважно бросился внутрь, да так шустро, что охранник не успел ничего предпринять, поскольку был занят полицейскими, которые ругались и оправдывались одновременно.
Глава 3. Шахматно-карточный дом и его хозяева
Дом возвышался громадной ромбовидной скалой, повёрнутой к входящему углом, из которой рос ещё один забор – внутренний, иссиня-чёрного цвета – с той стороны, где он упирался в белоснежный дом.
Всё было очень красиво, но достаточно обычно для богатого дома. А вот за калиткой внутреннего забора всё было как во сне, вернее, как в кошмаре – правда, в шикарном кошмаре. На этот раз уже забор был белоснежный, а упирался он в абсолютно чёрный дом, лестница которого антрацитово-аспидной лавой стекала в парк.
Зелёный цвет привычного газона здесь был искоренён как вид. Чёрная блестящая галька, иногда прерываемая причудливыми белыми разводами белого кварца, занимала большую площадь, а небольшой ручеёк, дно которого было выложено прозрачным хрустальным камнем, своим блеском резал глаза.
Растений было много, но все они были как будто с другой планеты – красные, жёлтые, коричневые, в общем, всех цветов, кроме зелёного.
Но всё это был пускай и необычный, но только фон. Главным здесь были скульптуры. О которых можно было только и сказать: «Сон разума рождает чудовищ». Наконец-то Дали, Гигер и Бексиньский[7] встретились вместе, основательно выпили – да и не только выпили, но скорее всего и покурили чего-то – и создали что-то невообразимое.
Но разглядывать эти «шедевры» времени у Ву не было. Во всяком случае – пока.
В центре стоял громадный шатёр – пожалуй, единственное нефутуристическое сооружение – материал, из которого он был сделан, струился словно шёлк. Только вот это был далеко не шёлк, а камень, хотя понять это было возможно, только потрогав его.
Именно к нему и устремилась собака, которая, подбежав к одной из стенок, стала рыть землю, стремясь пробраться внутрь шатра.
Ву подбежал вовремя – она не успела нанести большой урон целостности покрытия, в противном случае появившаяся охрана с воронёными пистолетами вполне могла остановить её другим способом. И всё же он успел заметить, что в этом месте порылся не только пёс – новая галька, видимо, от недавнего ремонта, несколько выделялась по цвету.
Тут из дома вышел человек, и по поведению охраны было понятно, что это хозяин. Не старый, но и не молодой, со смешным хохолком волос на голове. Одет он был в полухалат и белую рубашку с шикарной бабочкой, но не такой, как у несчастного, найденного на дороге – это был галстук-бабочка, чёрного атласа. Весь его наряд напоминал одежду девятнадцатого века.
«Йагупоп»[8], – подумал Ву и чуть не рассмеялся, насколько он был похож на правителя Королевства Кривых Зеркал.
Но злить этого мужчину никак не входило в его планы, и он быстро переключился на свою роль.
– Пушок! – обратился Ву к собаке. – И как в полиции могут держать таких невоспитанных пёсиков!
В Ву изменилось всё, кроме одежды – голос, походка, взгляд. Он «включил» режиссёра – индивидуума гламурного, зазнавшегося и даже слегка чуть тронутого «голубизной».
А потом, крепко взяв пса за ошейник, он подошёл к одной из скульптур, как будто забыв обо всём на свете, кроме неё. Он заходил с разных сторон, приседал, а когда собаковод увёл собаку – даже прилёг возле неё, сложив пальцы рук в квадрат, как это делают операторы, оценивая кадр. Ни на что другое он не обращал внимания. Только скульптура. Она стала его миром, всё остальное исчезло.
И это было настолько необычное поведение, что охранники на какое-то время остолбенели, не зная, что им делать.
Да и их хозяин тоже внимательно наблюдал за этим действом. Стоя в полной задумчивости.
Наверное, скульптура задумывалась как некая
