Мир Маньяка - Владимир Уваров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чужой и Хищник – только основательно исковерканные в разных направлениях, словно уже готовые фигуры поставили сушиться, да забыли, и они стали плавиться и стекать, как будто были сделаны из воска. Эта скульптурная композиция была иссиня-чёрного цвета, полированная до нещадного блеска она сверкала под лучами солнца. От пристального взгляда глаз этих существ подошедшему человеку становилось явно не по себе – кажется, он провожал тебя, куда бы ты не пошёл.
Но всё же, несмотря на всю гротескность и ужас – которые вызывали абсолютно все скульптуры – надо было признать, что выполнены они были весьма талантливо.
– Какая жалость! Нет, какая жалость! – режиссёр прямо разрывался от чувств.
И тут домохозяин как будто очнулся от этого танца с бубнами, устроенного Ву.
– Вы это тоже видите? Самое важное в них?
Вообще-то, Ву хотел сказать: «Какая жалость, что это не могут видеть все, и что место этому как минимум в Лувре, и…». В общем, всякую лабуду, которую говорят творческому человеку о его творениях, когда хотят понравиться. Но поняв, что случайно попал в точку и раскрыл замысел скульптора, решил подыграть ему, ведь иначе узнать то, что на самом деле происходит в этом великолепном сумасшедшем доме, не получится никак.
– Разве кто-то не видит это? Ведь ему безумно жалко это делать, и безумно жалко другого, – на всякий случай он решил пожалеть всех.
– Думаете? Как-то необычно: и жалеть, и причинять боль. Как-то раньше мне не приходило это в голову, – хозяин – и, видимо, по совместительству творец – задумался.
– Необычно? А они у вас обычные, разве? – правда, тут Ву не кривил душой.
Обычными ни «мозгоежку» с длинным языком, ни второго, с черепом-раскрывайкой, планомерно достающего сердце, причём – не своё, назвать никому бы и в голову не пришло.
– Просто потрясён. Полиция – и такой тонкий вкус!
– Что вы, что вы! Где я – а где полиция? Позвольте представиться – Вуалов Владимир, но чаще меня зовут просто Ву. Не Джон Ву. Милостью Господней и режиссёрским факультетом ГИТИСа – режиссёр.
– Шутите? Сериалы «Мир Маньяка» и «Странные Странствия Странника»! – хозяин разве только не взвизгнул от удивления.
– Ещё скажите, что посмотрели больше одной серии! – а сам подумал: «Ну, вот есть же польза от моей работы…».
– Не только посмотрел, но и пересмотрел. Полное сумасшествие! В превосходном смысле, безусловно. Вот так история! А ещё не вечер, да и мы не на Патриарших![9] И каким образом – вы, собачка, полиция? Какой-то дивный винегрет. Дичь полная! Кстати, меня зовут… Впрочем, как же меня зовут? Для вас надо подобрать какое-то особенное имя!
– А они у вас что, разные? В зависимости от настроения или от времени года?
– В зависимости от собеседника – безымянный хозяин сказал это серьёзным тоном.
Просто он не знал, что имя собеседнику в голове режиссёра уже подобрано. И конечно бы сильно рассердился, узнав – какое.
– А причина моих собачьих приключений проста – достоверности в кинематографе, знаете ли, не хватает. Новые сценарии со старых фильмов пишут. Вот я и решил, так сказать, побывать в гуще событий, чтобы своими глазами увидеть всё.
– А-а, руками попробовать, а ногами побегать. Нового «Мухтара» снимать будете? Старый-то чем не угодил? – хозяин даже улыбнулся.
– Знаете ли, старые фильмы – это как глоток чистой родниковой воды, в критике их я вам – не партнёр. Взять того же Мухтара с Никулиным… Величайший комик, и такая трансформация! Только лучше со мной эту тему и не трогать. Не только часами – днями могу восхищаться Великим Советским Кинематографом. Тут, знаете ли, совершенно случайно оказался. Из-за моей оплошности сие животное – которое, кстати, совсем не Мухтар – нарушило ваш покой, – тут Ву мысленно скрестил два пальца за спиной: напраслина на удивительного пса, не раз выручавшего во многих делах, не должна была быть правдой.
Его слова были таким явным расшаркиванием, что Ву просто с трудом удержался от того, чтобы не добавить «так-с сказать-с», но переигрывать тоже не стоило. И он продолжил объяснения:
– Так, зовут иногда на убийства, чтобы в сторонке наблюдал, да под ногами не путался. Вот и сегодня такое происшествие случилось, только по сравнению с этим великолепием… – режиссёр развёл руки, как будто хотел обнять все статуи разом от переполнявших его чувств. – Хотя там тоже знатный скульптор попался, с юмором, знаете ли, правда – с чёрным.
– А давайте не будем себя ограничивать. О кинематографе я бы с удовольствием поговорил, да ещё с таким знатным гостем. Не откажите ведь мне в этом? – последняя фраза хозяина особняка была похожа на вопрос, но – только похожа.
– А и не будем. Только и я с просьбой… Нельзя ли как-нибудь поподробнее с прелестью этой ознакомиться с часок-другой. Тут ведь бегом не получится. Помню, первый раз в Третьяковке возле картин, что ещё на лестнице висят, я минут тридцать простоял, а тут ещё поглубже вникнуть хотелось бы.
Тут хозяин как-то внутренне напрягся, а поскольку причина этого была непонятна, Ву стал его успокаивать:
– Цветов не помну, даже и не беспокойтесь, а что не так – думаю, охрана поправит. На такой натуре можно целый фильм построить, который фурор произведёт только благодаря такой натуре, вполне выставляться можно будет, может, даже в Каннах, если с актёрским составом повезёт.
Упоминание о контроле, а также «Нью-Васюковый горизонт»[10] – как же, известный режиссёр дифирамбы поёт – снова вернули хозяина в благодушное состояние.
«Хотя, как говорится, ложечки нашлись, а осадочек остался… Надо осторожнее с ним…», – подумал Ву.
– Тогда прошу за мной, – хозяин был само гостеприимство. – А то, что мы на порожках всё беседуем.
Ву уже, было, шагнул к чёрным ступенькам лестницы, но хозяин мягко взял его под руку и развернул к калитке внутреннего забора.
Глава 4. Очень большая и очень красивая мышеловка
«А как красиво выгоняют…», – подумал Ву.
Но миновав внутренний забор, они направились не к входным воротам, а к белоснежной лестнице другой половины дома.
«Очень большая и очень красивая… Мышеловка…», – снова подумал
