Киндер-сюрприз для декана - Джина Шэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – киваю, – можете оформить доставку за мой счет. У меня просто нет времени ездить сюда каждый день.
Да и не хочется.
Сколько бы не угорал надо мной Кир…
Я не хочу встречаться с отцом Карамельки. Хотя бы даже потому, что до сих пор не простила ему ту чертову таблетку. Таблетку, которая имела все шансы не дать Карамельке родиться на свет.
Глава 2. Юлий
М-м-мать. Мать-мать-мать-мать!
Я смотрю на часы и понимаю, что “легкое опоздание” уже вот-вот превратится в “сильное опоздание”. А если прикинуть, сколько времени нужно, чтобы закинуть Антона к няне и добраться до университета, я имею все шансы пролететь мимо назначенной встречи.
Может, хоть на ступеньках пересечемся?
Если нас впустят в кабинет хотя бы в ближайшие десять минут.
– Антипов, – школьный психолог выглядывает из-за двери, – ага. Привел отчима. Заходите.
– Ну, пойдем, – я поднимаюсь и нашариваю плечо Антона. Он…
Ну конечно, он никуда не хочет идти. Уперся пятками, напружинился.
– Ну нет, брат, – выдыхаю невесело, – так нельзя. За свои поступки надо нести ответственность.
Антон пыхтит и багровеет. Еще чуть-чуть и из ушей дым пойдет.
– Ты ведь понимаешь, что чем раньше мы зайдем, тем раньше свалим?
Антон зыркает на меня из-под тонких светлых бровок.
Мол, ну чего ты брешешь, знаешь ведь, что ТАМ мозг полоскать могут как полчаса, так и час.
Знаю, увы.
Красноречие школьной психологини зашкаливает за все немыслимые границы. В том и беда.
Снова обеспокоенно зыркаю на часы.
На мое счастье, третьей попытки увещевать Антона не требуется. Пасынок наконец-то оттаивает и решительно шагает к приоткрытой двери кабинета психолога.
Чтоб она треснула со всеми своими тридцатью тремя вариантами декольте! И пусть в ту трещину выльется излишек её болтливости!
– Юлий Владимирович, – Мария Аскольдовна уже, конечно, за столом. По уши в делах, когда мы заходим – поднимает голову, – мы стали часто видеться в последнее время.
– Разве можно сожалеть о лишней встрече с красивой женщиной?
Флирт получается вымученным, неуклюжим. Я на самом деле его из себя давлю, потому что точно знаю, что пара комплиментов сильно укорачивают обычно длительность наших “консультаций”. А искренность?
Да больно нужна этой возрастной разведенной матроне моя искренность!
Я оказываюсь прав – она кокетливо зашторивается густыми ресницами, начинает теребить кулончик, явно пытаясь привлекать внимание к груди.
Так и хочется сказать: “Мария Аскольдовна, мы с вами уже почти год плотно общаемся. С первого раза ваши достоинства вполне себе разглядел. И если не оценил, могли бы и смириться”.
Но я, конечно, не говорю. У нас вообще-то дисциплинарное взыскание. И если мы не будем ходить к психологу или испортим с ней отношения – нас попросят из этой гимназии. А этого мы не хотим.
Ну или… Я не хочу.
Тут углубленка по математике, индивидуальный подход, интересные проекты даже для начальной школы.
Еще в прошлом году Антону здесь безумно нравилось, он приносил домой дракончиков из пластилина и рисовал котов “как на уроках” на всех пригодных для рисования поверхностях. В этом году…
В этом году мы не сдали итоговые тесты. И потому сейчас, в начале июля болтаемся на дополнительные занятия, чтобы хотя бы со второй попытки этот переводной тест сдать. И не только на занятия…
– Мария Аскольдовна, я очень тороплюсь, мы не могли бы уже начать, – выдыхаю я, бросая очередной кислотный взгляд на часы. Минутная стрелка, кажется, возомнила себя секундной.
– Ох, ну конечно, конечно! – психологиня откликается моему настроению и откладывает в сторону листок, в котором явно описан сегодняшний инцидент. – Юлий Владимирович. Я знаю, что Антону не просто в этом году. Мы все это понимаем. Но жалобы на его поведение не прекращаются. Сегодня он опять подрался. На уроке! Вы понимате всю глубину проблемы?
Смотрю на пасынка, вижу, как он сосредоточенно изучает носки ботинок. Губы плотно сжал, явно сдерживает крик.
– Ну и? С кем на этот раз? – невесело интересуюсь я.
Выражение лица у психологини – самое скорбное. Плохо. Все очень плохо. Чую седалищем.
– Вы ведь знаете Веригина?
Сам слышу, как скрипят резко стиснувшиеся зубы. Да кто ж не знает мудозвона Веригина? Аж цельного мэра города Звенигорода. О нем знает каждый родитель, умудрившийся пропихнуть своего ребенка в московскую две тысячи сорок четвертую общеобразовательную. Потому что есть в этой школе те, кто прошли жесткий конкурс, как мы, а есть… Степочка Веригин, кусок дерьма на палочке, рассматривающий своих одноклассников исключительно как своих холопов и груши для битья.
Нам, увы, не повезло. Мы с ним в один класс попали. Я бился с директором за перевод в другой класс еще до начала зимы, но он только напомнил нам, что у нас испытательный срок и лучше бы нам не выеживаться.
А у Тохи со Степочкой конфронтация нарастала даже не от месяца к месяцу. А от дня ко дню.
– А он что, тоже не сдал переводные? – критически спрашиваю я.
Насколько я знаю, единственное, что не покупается в этой школе – это результаты экзаменов. У школы высокая планка, и всем шишкам, что хотят, чтобы их деточки получали хорошее образование, озвучено, что результаты экзаменов должны быть чисты от фальсификаций.
– О чем вы думаете, Юлий Владимирович! – психологиня театрально прижимает руки к щекам. – Ваш пасынок сегодня голову ему разбил. Швы пришлось накладывать.
Бросаю взгляд на мрачного Антошку. Тот сжимает кулаки, по-прежнему багровый. Раскаянья от этого парня ждать не стоит.
Интересно, почему Марина Аскольдовна смотрит на меня с таким выжиданием сейчас. Правда хочет, чтобы я вытащил ремень из брюк и покарал Антона прямо сейчас? Или достаточно погромыхать на весь кабинет, застыдить мелкого до слез? В этом случае кровожадность многоуважемой госпожи психолога будет удовлетворена?
Обидно! Я-то так надеялся, что высокая планка этой школы гарантирует человеческое отношение среди учителей. Антону оно нужно. Однозначно больше, чем Степочке Веригину.
– Я думаю, Мария Аскольдовна, что вы преувеличиваете ущерб, нанесенный моим сыном, – нарочно выделяю слово “сына”, потому что вот это её нарочитое пасынок, отчим – она будто отчаянно пытается до меня донести, что это не мой ребенок, и я вполне имею право избавить их и себя от такой тяжкой ноши.
Что ж, их я и избавлю.
Достали они меня за этот год.
Говорили про понимание много слов, но до демонстрации дело так и не дошло.
– Идем отсюда, – поднимаюсь из кресла и беру Антона
