Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - Джеральд Мартин

Никто не знает, что он сказал. Но нам известно, что произошло потом[3]. В большом доме старого полковника женщины готовили маленького Габито к приезду матери. Тот день он никогда не забудет. «Она здесь, Габито, твоя мама приехала. Она вот-вот будет здесь. Твоя мама. Слышишь — поезд идет?» С расположенного неподалеку вокзала снова донесся гудок.

Позже Габито скажет, что он не помнил мать. Она бросила его до того, как он научился запоминать. Пока мама в его восприятии ассоциировалась лишь с одними загадками — почему дедушка с бабушкой никогда не объясняли ему, чем был вызван ее внезапный отъезд? — и с непонятным беспокойством, как будто что-то было не так. Возможно, с ним самим. Где дедушка? У дедушки всегда есть ответы на все вопросы. Но дедушка куда-то запропастился.

Габито услышал, что в другом конце дома возникла суматоха. Значит, прибыли. Одна из тетушек пришла к нему, взяла его за руку. Все происходило как во сне. «Там твоя мама», — сказала тетя. И он вошел в ту комнату, а в следующее мгновение увидел в глубине незнакомую женщину. Она сидела спиной к закрытому ставнями окну. Красивая дама в соломенной шляпке, в длинном платье свободного покроя с длинными рукавами до запястий. Она тяжело дышала на полуденной жаре. И его охватило непонятное смятение, ибо ему нравилось, как выглядит эта дама, но он тотчас же понял, что не любит ее так, как, ему говорили, следует любить мать. Дедушку с бабушкой он любил сильнее. И даже тетушек любил больше.

— Разве ты не хочешь обнять маму? — обратилась к нему дама.

А потом она сама привлекла его к себе и обняла. От нее приятно пахло. Ее благоухающий аромат он никогда не забудет. Ему было меньше года, когда мама покинула его. Теперь ему почти семь. И только сейчас, когда она вернулась, он осознал: мама бросила его. И с этим Габито никогда не сможет свыкнуться, в немалой степени еще и потому, что никогда не решится разобраться в своих чувствах на этот счет. А вскоре мама снова его покинет.

Луиса Сантьяга, непутевая дочь полковника и мать Габито, родилась 25 июля 1905 г. в небольшом городке маленького Барранкасе, расположенном к востоку от Сьерра-Невады[4] между девственными землями Гуахиры и гористой областью Падилья[5]. В то время, когда Луиса родилась, ее отец служил в армии Либеральной партии, разгромленной консерваторами в ходе Тысячедневной войны — великой гражданской войны в Колумбии (1899–1902).

Николас Рикардо Маркес Мехиа, дедушка Габриэля Гарсиа Маркеса, родился 7 февраля 1864 г. в Риоаче (Гуахира) — в иссушенном солнцем, просоленном, пыльном городе на севере Атлантического побережья Колумбии. Крохотная столица самого дикого региона страны, этот город с колониальных времен и по сей день является обиталищем грозного индейского племени гуахиро, прибежищем контрабандистов и торговцев запрещенным товаром. О детстве и юности Николаса Маркеса мы знаем не много. Известно только, что он получил лишь начальное образование, но взял от школы все, что можно, а после на некоторое время его отправили на запад, в городок Эль-Кармен-де-Боливар, расположенный к югу от величественного города Картахены, основанного в эпоху колонизации. В Эль-Кармен-де-Боливаре он жил со своей двоюродной сестрой Франсиской Симодосеа Мехиа. Их обоих воспитывала бабушка Николаса по материнской линии, Хосефа Франсиска Видаль. Позже, после того как Николас за несколько лет исходит вдоль и поперек весь этот прибрежный регион, Франсиска переедет к его семье и будет жить под крышей его дома, до конца своих дней оставаясь старой девой. Какое-то время Николас провел в Камаронесе — небольшом прибрежном городке Гуахиры примерно в пятнадцати милях от Риоачи. Согласно семейному преданию, еще будучи совсем юным, он принял участие как минимум в одной из гражданских войн, регулярно нарушавших мирный ход жизни Колумбии XIX в. В семнадцать лет он вернулся в Риоачу и под руководством отца, Николаса де Кармен Маркеса Эрнандеса, освоил ремесло серебряных дел мастера — традиционное занятие его семьи на протяжении многих поколений. О том, чтобы продолжить учебу в школе, не могло быть и речи: у семьи мастеровых, из которой он происходил, на это просто не было денег.

Но, как оказалось, Николас Маркес был парень не промах. В течение двух лет со дня его возвращения в Гуахиру у беззаботного юного бродяги родились два незаконнорожденных, или «побочных», как говорят в Колумбии, сына: в 1882 г. — Хосе Мария, в 1884 г. — Карлос Альберто[6]. Их матерью была эксцентричная незамужняя жительница Риоачи Альтаграсия Вальдебланкес, связанная родственными узами с одной влиятельной семьей из консерваторов. Она была намного старше Николаса. Мы не знаем, почему Николас не женился на ней. Оба его сына носили фамилию матери и, несмотря на то что сам Николас был ревностным либералом, оба выросли верными католиками и консерваторами, потому что до недавнего времени в Колумбии по традиции дети перенимали политические убеждения своих родителей, а сыновья Николаса воспитывались в семье матери. Соответственно в Тысячедневной войне они будут воевать против либералов, а значит, и против родного отца.

Буквально через год после появления на свет Карлоса Альберто, Николас в возрасте двадцати одною года женился на своей ровеснице Транкилине Игуаран Котес. Та родилась тоже в Риоаче 5 июля 1863 г. Транкилина была внебрачным ребенком, но ее фамилия состояла из фамилий двух семей, слывших самыми авторитетными консерваторами в регионе. Совершенно очевидно, что и Николас, и Транкилина были потомками европейцев, людей белой расы, и хотя Николас, неисправимый Казанова, волочился за женщинами всех цветов кожи, расовые различия явно или неявно всегда прослеживались в их отношениях со всеми, с кем им случалось иметь дело, — как у себя в доме, так и за его стенами. А по многим вопросам они попросту предпочитали не вдаваться в детали.

Итак, мы вступаем во мрак генеалогического лабиринта, столь знакомого читателям по самому известному роману Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества». В той своей книге писатель всячески старается не помогать читателю напоминаниями о подробностях родовых взаимосвязей — обычно даются только имена, навязчиво передающиеся из поколения в поколение, — что в нашем восприятии является одной из завуалированных сложностей произведения, несомненно, отражающей смятение и страх, которые довелось испытать самому автору в детстве, когда он старался разобраться в истории своей семьи.

Возьмем, к примеру, Николаса. Он родился в законном браке, но воспитывали его не родители, а бабушка. Хотя это считалось в порядке вещей среди жителей удаленных от цивилизации поселений, полагавших, что спокойнее и надежнее жить большими семьями. Как уже было сказано, до того как Николасу исполнилось двадцать лет, он успел стать отцом двоих «побочных» сыновей. В этом тоже нет ничего необычного. В двадцать один год Николас женился на Транкилине, которая, как и Альтаграсия, принадлежала к более высокому сословию, чем он сам; правда, она была внебрачным ребенком, и это уравнивало ее с мужем. Ко всему прочему, она еще приходилась ему двоюродной сестрой, что довольно типично для Колумбии, и вообще это явление по сей день в Латинской Америке распространено больше, чем где бы то ни было, хотя, конечно, как и незаконнорожденность, оно до сих пор несет на себе печать позора. У Николаса и Транкилины была общая бабушка — Хуанита Эрнандес, прибывшая в Колумбию из Испании в 1820-х гг. Только Николас был сыном ее сына от законного брака, а Транкилина — потомком во втором поколении от ее внебрачной связи с креолом по имени Блас Игуаран, с которым у Хуаниты был роман уже после того, как она овдовела. Блас Игуаран был уроженцем Риоачи и на десять лет моложе Хуаниты. И вот случилось так, что ее внуки, Николас Маркес Мехиа и Транкилина Игуаран Котес, двоюродные брат и сестра, поженились в Риоаче. И хотя фамилии у них были разные, факт остается фактом: его отец и ее мать были единокровные брат и сестра, дети разудалой Хуаниты. Выходит, никогда не знаешь, кто достанется тебе в супруги. Такой грех был чреват проклятием или того хуже, чего особенно опасалась семья Буэндиа на протяжении всего романа «Сто лет одиночества», — у супругов мог родиться ребенок с поросячьим хвостиком, что привело бы к угасанию рода!