Кровавый пакт - Дэн Абнетт

Е.Ф. Монтвелт открыл свой планшет с данными и снова взглянул на документы корабля. «Утешение», как и не было неожиданно, везло мертвых. Среди товаров в обозначенной грузовой накладной было «Пятьдесят погребальных контейнеров, полностью сертифицированных, перевозимых в целях интернирования на Балгаут».

Далее мелким шрифтом было обозначено, что в каждом контейнере было двадцать человеческих трупов или частей трупов в индивидуальных закрытых гробах. Они были людьми из 250-го Борунского Стрелкового, родного полка Балгаута, и жертвами трагической ошибки Алдо на Хелисе. Они были парнями Балгаута, возвращающимися домой.

Сопровождающие группы плакальщиков с Сан Велабо были перечислены в списке пассажиров.

Высокорожденные, некоторые из них, судя по титулам и почетным званиям, проделали большое путешествие на Балгаут в официальном проявлении долга и уважения. Е.Ф. Монтвелт поправил свой воротник и отряхнул рукава кителя. Этикет, всегда этикет.

Огромные створки грузового отсека Утешения начали раскрываться. Металлические консоли, грузовые рампы и мостики на шарнирах выдвинулись, чтобы соединить освещенные фонарями грузовые отсеки с доком. Массивные сервиторы потащили вниз первый из контейнеров. Е.Ф. Монтвелт увидел пассажиров и членов экипажа, спускающихся по ближайшему мостику.

Он увидел двух вдов, идущих рука об руку, с единственным траурным зонтиком с двумя ручками над их покрытыми вуалями головами. Позади них шли трое слуг в ливреях, несущих ящик из розового дерева, и член экипажа в перепачканном маслом комбинезоне с мотком тяжелого кабеля. За ними по мостику хромал выглядящий уставшим полковник с пустым, свободно висящим рукавом, рядом со своим заботливым адъютантом, за которыми следовал высокий, атлетичный человек в длинном плаще из кожи бейжа. Бритая голова человека была скульптурной и с острыми чертами, как будто была эргономично спроектирована. Пропорции головы казались довольно неправильными: изящное, достаточно четкое лицо, и компактный и обтекаемый череп, который казался слишком маленьким, чтобы соответствовать ему. Человек шел с прямой шеей и поднятой головой, что говорило о военной педантичности.

Затем Е.Ф. Монтвелт увидел другую вдову. На ней было длинное платье из черного шелка, и она несла черный веер и пурпурный платок. Полы ее платья, шелковые и крепированные, шуршали, когда она двигалась. Ее волосы, цвета белого золота, были приколоты заколками, и с них свисала черная газовая вуаль, такая тонкая, что висела, как дым. Он не мог видеть ее лица, но он мог видеть ее бледную тонкую шею. Затылок казался неприличным, как умышленная нагота.

Е.Ф. Монтвелт пошел к пассажирам, спускающимся на палубу.

— Мастер Жонас? — спросил он. — Мастер Жонас?

Казалось, что никто не озаботился признать его.

— Где твой капитан? — спросил он члена команды с кабелем. Человек равнодушно пожал плечами.

Раздраженный его поведением, Е.Ф. Монтвелт постучал по пуговицам и знакам гильдии, указывающим на звание и на службу в Муниторуме, которые он носил на левой стороне кителя.

— Ты на моей земле! — сказал он апатичному парню.

— И рад этому, — ответил человек, перевесив тяжелый моток кабеля на другое плечо.

— Где капитан этого судна? — спросил Е.Ф. Монтвелт.

— Вон та леди, она просила его проверить ее личный груз, — ответил человек, кивая в сторону вдовы с возмутительным затылком.

— Мамзель? — позвал Е.Ф. Монтвелт, когда пошел к ней. — Извините меня, но вы не знаете, где найти капитана?

— Ох, дорогой, он мертв, — ответила леди. Ее голос был тих, но очень четок, и звучал с отдаленным акцентом. В нем была дрожь, как будто она боролась с эмоциями.

— Он мертв?

— Действительно, ужасно жаль, — согласилась она, с еще одной запинкой в голосе.

— Но как? — спросил Е.Ф. Монтвелт.

— Ну, нам пришлось убить его, когда он отказался сотрудничать с нами, — сказала она. Е.Ф. Монтвелт не мог видеть ее лица сквозь тонкую вуаль, но он чувствовал, что ее глаза зафиксировались на нем, регистрируя его выражение беспокойства.

— Что вы сказали, мамзель? — спросил он.

— Я не могу лгать, — произнесла вуаль. — Я извиняюсь за это.

— Мамзель, — сказал Е.Ф. Монтвелт, обеспокоенный растущей напряженностью в ее голосе, — вы в порядке?

— Нет, нет, — сказала она. — Я не могу говорить ложь. Честное слово, это мое великое бремя. Я вынуждена говорить всем без исключения правду, даже жестокую.

— Возможно, вам нужно присесть? — предложил Е.Ф. Монтвелт.

— Моя дорогая сестра, ты опять переутомилась?

Высокий человек в длинном плаще из бейжа появился рядом с вдовой, и заботливо положил руку на ее. Его руки были в перчатках.

— Этот джентльмен спросил меня о капитане, — сказала леди.

Человек посмотрел на Е.Ф. Монтвелта. Как и у вдовы, его голос был приправлен отдаленным акцентом.

— Мои извинения, — сказал он. — Моя сестра очень обеспокоена, и вы должны извинить ее. Горе ужасно повлияло на ее разум.

— Мне жаль это слышать, — настоятельно ответил Е.Ф. Монтвелт. — Я не хотел ее утомлять.

— Я ни секунды в этом не сомневался, сэр, — сказал человек. Он держал руку сестры довольно крепко, как будто она могла выскользнуть и улететь.

— Тем не менее, это правда, — сказала леди. — Я не могу говорить ложь. Больше никогда. Это совершенно не в моих силах. Это цена, которую я должна платить. Если я желаю правды, у меня должны быть все истины, поэтому только правда может вылетать из моего рта и...

— Тссс, сестра, — сказал человек, — ты почувствуешь себя дурно. Позволь мне отвести тебя в тихое место, где ты сможешь собраться с мыслями. — Он бросил взгляд на Е.Ф. Монтвелта. — Сэр?

— В конце зала выгрузки есть комната отдыха, в конце дока, — сказал Е.Ф. Монтвелт, указывая.

— Вы очень любезны, — сказал человек. — Леди Эйл ценит ваше понимание. Она не понимает, что говорит.

— Ну, это очевидно, — сказал Е.Ф. Монтвелт. — Я спросил, где может быть капитан, а она