Талисман - Генадий Синицын

– Это ж на-а-до…, – задумчиво протянул Иван. – Всё шло своим чередом, было ясно и понятно, казалось, что время Сталина нескончаемо, и вдруг на тебе – нету его. Что дальше-то будет? Этот Берия ещё уголовников выпустил. Сколько разбоев через это, людей сколько погубили. Уже и его, этого шпиона порешили, а до сих пор амнистия его аукается. Что дальше-то будет? Пока там наверху всё утрясётся…

– Да, уж …, – откликнулся Николай. – Действительно, голова кругом идёт от всех этих событий, свалившихся, как снег на голову. Такую войну прошли, вспоминать страшно. Я, считай, с первых дней в эту мясорубку попал. Не успел военное училище закончить, как война началась. Так нам младших лейтенантов присвоили и на фронт отправили. С таким воодушевлением мы рвались в бой. Нас ведь чему учили? Если война, то непременно на чужой территории, скоротечная и победоносная. Какое там …, на своей-то земле долго в себя прийти не могли. Хаос, паника, боеприпасов в обрез, жрать почти нечего, связи никакой, помощи ждать не приходится. Я-то сам в артиллерии воевал, фашисты прут, танки, хоть зубами их грызи, ну и грызли, как могли. Сколько народу полегло, а те, кто живые после боя оставались, одно думают, как до своих прорваться, а куда направиться? Как бы в плен не попасть! Кругом немцы. В общем, так и драпали, огрызались, как могли. Когда немного опомнились, оглянулись, бежать-то уже и некуда, позади Москва. Вот такие дела тогда были. Помню, на нашем участке немецкий танковый прорыв случился. Мне приказ: «Стоять насмерть, не пропустить!» Я тогда уже батареей командовал. Легко сказать – стоять, когда прямо на тебя лавина танков прёт, а за ними автоматчики. Благо, что к этому времени с боеприпасами легче стало. Завязался бой. Когда в расположении батареи начали рваться немецкие снаряды, с позиции один боец побежал, другой, а следом целая группа. Кричу: «Назад!» Пытаюсь остановить панику. Куда там…, хватаю автомат и по головной группе очередь, несколько человек упало, остальные повернули обратно. В общем, продержались мы, пока наши танки из резерва подошли. Больше половины бойцов полегло в том бою, а ведь могло быть и значительно хуже, если бы не удалось остановить паникёров. И фашистов бы не сдержали, и батареи бы не стало, а тех, кто драпанул, всё равно расстреляли бы.

– Да, сурово, однако, своих-то стрелять, – отозвался собеседник.

– А что было делать? Выбирать не приходилось. У меня самого потом ещё долго кошки на душе скребли, но бойцы всё правильно поняли. В этом я убедился под Сталинградом. Ранило меня там тяжело осколком мины, упал, в глазах туман от потери крови. Осколок-то вошёл в правое предплечье, как уж он там двигался, а в итоге застрял где-то, аж у позвоночника, в районе шейных позвонков. Вот так-то. Тут подползает ко мне боец, один из тех, кто в том памятном бою под Москвой среди паникёров был. «Товарищ майор, – говорит, – вам в медсанбат надо». «Какой медсанбат, здесь каждый боец на счету, немедленно на позицию!» – отвечаю, пытаясь в бессилии направить на него пистолет. В общем, тащил он меня несколько километров до медсанбата, а ведь мог бы и бросить, не рисковать.

Иван тяжело вздохнул, поднялся с завалинки.

– Пойдём, что-ли, в избу, холодновато, однако, – поёжившись, буркнул он.

Войдя в переднюю комнату хозяин, обратился к супруге, хлопотавшей у печи:

– Ну что, мать, ты определила гостей на ночлег?

– А что тут определять? Они с ребёночком в спальне разместятся, а мы на печи, чай, не впервой, – пропела Глафира.

– Добре, вот и определились, – согласился Иван.

***

Очередной раз, уже ближе к утру, подойдя к сыну, Катя застала его в сильном жару, разбудила мужа и запричитала:

– Коля, ребёнок весь горит, умоляю, сделай что-нибудь!

– Чёрт возьми! Видимо, морг даром не прошёл, много ли ему, такому малому нужно. Надо немедленно в больницу, пока ещё не поздно. Собирайся, сейчас поедем.

Наскоро одевшись, Николай выскочил из спальни. У печи, как будто с вечера и не отходила от неё вовсе, хлопотала хозяйка. Обернувшись на звук открывшейся двери, она увидела Николая и певуче проговорила:

– Уже проснулись, вот и славненько, я тут уже и завтрак приготовила.

– Ой, Глафира, – перебил её Николай, – не до завтрака тут, сын наш в горячке, в больницу мы едем.

– Господи, – всплеснув руками, воскликнула Глафира…, – да что же это за наказание такое!

Николай в спешке умылся под рукомойником, схватил с вешалки верхнюю одежду и скрылся снова в спальне. Глафира, возбуждённо причитая, засуетилась у печи. Когда гости, уже одетые, вышли в переднюю комнату, она протянула им свёрток, наспех собранный, и со словами: «Я вам тут припасла кое-что на дорожку, а то, что же это – с утра не евши, господь вас храни», – и осенила их крестным знамением. На крыльце они столкнулись с возвращавшимся со двора хозяином.

– Куда же это вы с утра пораньше, Глафира, небось, уже и завтрак собрала, куда спешить-то?

– Иван, в больницу нам срочно надо, сына спасать, горит он весь, времени нет, спасибо за гостеприимство.

– Ну, коль такое дело, давайте я вас провожу до калитки.

На выходе со двора они попрощались, хозяин пожелал им всего хорошего и пригласил при случае, заглядывать к ним на огонёк.

Вскоре машина остановилась у двухэтажного здания районной больницы. Сразу за входной дверью находилась небольшая проходная комната ожидания с окошком регистратуры. Получив направление, Катя с ребенком, пройдя через комнату, попали в длинный неширокий коридор, по обе стороны которого располагались приёмные кабинеты. Найдя номер, указанный в направлении, Катя, постучавшись, вошла.

В небольшом кабинете всё было предельно просто, казённо, но чисто и аккуратно. Слева вдоль стены стояла небольшая, аккуратно застеленная льняной простынкой кушетка, в углу приютилась деревянная вешалка для верхней одежды посетителей. На противоположной стене расположились навесные шкафчики со стеклянными дверками, за которыми на полочках разместились различные лекарства и медицинские принадлежности. Под ними на полу стоял небольшой деревянный столик, накрытый простенькой скатертью, на которой на небольшом круглом стеклянном подносе стоял графин с водой и граненый стакан. Напротив входа, у окна стоял широкий добротный стол, по обе стороны которого на стульях сидели две женщины в белых халатах. У стола, со стороны от двери сиротливо стояла табуретка для посетителей. «Проходите, присаживайтесь», – не поворачивая головы, что-то быстро записывая на бумаге, промолвила пожилая женщина в очках, сидевшая слева от входа, по всей видимости, врач. Катя прошла к столу, осторожно присела на табуретку и протянула направление предполагаемому врачу. Женщина в очках, именно она и оказалась врачом, оторвала свой взгляд от записей и внимательно посмотрела на молодую женщину с ребёнком.

Катя сбивчиво объяснила, что случилось, и сквозь слёзы, опять проступившие на глазах, умоляла спасти её маленького сыночка. Врач и медсестра на некоторое время оцепенели от её сумбурного и просто невероятного по своей дикости рассказа. Встряхнув головой, как бы избавляясь от наваждения, врач, наконец, проговорила, обращаясь одновременно и к медсестре, и к матери ребёнка: «Термометр и фонендоскоп быстро! Ребёнка на кушетку, расстегните и снимите с него одежду». Катя осторожно положила ребёнка на кушетку и оголила его. Врач поставила термометр и начала прослушивать ребёнка. Тот закапризничал, Катя и врач успокаивали его, продолжая обследование. Наконец, доктор, закончив процедуру, вынула термометр и распорядилась: «Одевайте ребёнка, – посмотрела на показания термометра, села за стол и принялась писать. Закончив, она протянула посетительнице направление. – У ребёнка, по всей вероятности, двухстороннее воспаление легких, его необходимо немедленно положить в стационар. Поднимитесь на второй этаж, там вас с ребёнком и разместят, будем надеяться на благополучный исход, хотя положение очень серьёзное, не теряйте времени. До свидания». Та, поблагодарив врача, вышла из кабинета, прошла по коридору. У дверей в комнату ожидания её поджидал муж. Она ему всё рассказала, они вместе поднялись на второй этаж. У входной двери в коридор, за столиком сидела дежурная медсестра. Катя протянула ей направление, та, внимательно прочитав его, распорядилась:

– Пройдёмте со мной, – и обратилась уже к Николаю: – Вам можно уже уходить, здесь никому, кроме больных, находиться не разрешается.

– Может быть, ещё что-нибудь понадобится, я подожду, – возразил тот.

– Всё что необходимо, здесь есть, ничего больше не надо. Их сейчас разместят в больничной палате и начнут курс лечения ребёнка. Возвращайтесь домой. С обратной стороны двери висит график посещений больных. До свидания.