Счастье Мелинды - Людмила Лапина

«Так улыбался ее дед, когда разговаривал с моим отцом», – с обжигающей ясностью вспомнил Джеффри.

– Слушаю вас, мистер Нили, – сладким голосом сказала Мелинда. – Чем я могу вам помочь?

– Леди, мне нужны ваши драгоценности, – сказал янки.

– И только? – презрительно усмехнулась Мелинда, и, не обращая внимания на ледяной ком в животе, медленно вынула из ушей изумрудные серьги – подарок родителей к пятнадцатому дню ее рождения – и небрежно уронила их на гравийную дорожку:

– Потрудитесь поднять, мистер Нили.

Сержант спрыгнул с лошади, ловко подхватил сережки с земли и потянулся к золотой цепочке, обвивающей тонкую шею девушки.

– Это мой крестильный крест, – воскликнула она, отшатнувшись. – Я ношу его всю жизнь.

– Ладно, леди, я вам его оставлю, но взамен на вашу шкатулку с драгоценностями, – сказал сержант-янки, немного отступив.

– Берите, что хотите, но не трогайте мой дом, – воскликнула девушка. – Я вынесу вам драгоценности, подождите немного, – она шагнула к дому, но янки резко схватил ее за руку:

– Э, нет, леди, так не пойдет, вы можете сбежать.

– От соседа? – удивилась Мелинда и горько пожалела, что сейчас у нее нет при себе оружия: любимый кольт последней модели остался в ящике ее туалетного столика. Не брать же его в церковь. Подумать только, как были бы шокированы ее родители, но отныне она будет носить оружие с собой всюду, даже купаясь в ванне.

– Я никуда не убегу. Обычно я держу свое слово, – воскликнула она, вырывая руку из цепких пальцев соседа, с началом войны ставшего врагом. Они отвратительны – липкие от пота и омерзительно горячие, да и от самого Нили тошнотворно пахнет застарелым потом и пылью. Она обожгла его ледяным взглядом серых глаз и ядовито проговорила:

– Проводите меня до дома и получите наши фамильные драгоценности.

Гордо выпрямившись, она легко взбежала по лестнице, ведущей на выложенную белым мрамором террасу перед задним фасадом усадьбы «Райский уголок».

«Я сохраню дом, – билось в голове девушки. – Тайник не открою, бабушкины драгоценности и серебро сохраню».

Быстрым шагом Мелинда пересекла террасу, распахнула французское окно, пробежала анфиладу из нескольких гостиных, окружающих роскошный бальный зал с огромной хрустальной люстрой, отражающейся в белом мраморном полу. Этот зал, называемый просто «Золотой», был знаменит балами, которые давали в честь праздника сбора урожая три поколения предков Мелинды. Дойдя до своих комнат, мисс Милли – ласковое семейное имя – открыла дверь гардеробной, подошла к резному комоду из темного дуба и нажала потайную кнопку. Дверцы комода распахнулись с мелодичным звоном, и молодая хозяйка извлекла из его недр шкатулку, а, вернее, маленький сундучок, обитый потемневшей от времен телячьей кожей, с окованными углами – наследство прадедушки Майкла. Сгибаясь под тяжестью сокровищ, леди подала их сержанту-янки.

– Теперь вы покинете мой дом? – мягко спросила она, выпрямившись.

– Если у вас больше ничего ценного не осталось, – с гаденькой улыбочкой ответил он.

– О, больше ничего, – распахнув невинные глаза, честно ответила девушка. Не считать же особой ценностью мелкий устричный жемчуг, приготовленный на отделку табакерок, кисетов и домашних тапочек, а так же аметисты прабабки Энн – Мелинда искренне их не любила. Нили пожирал ее чистое лицо горящими глазами, красная пелена гнева заволакивала его мозг. Для этой золотой девочки юга, с детства игравшей погремушками, стоившими целое состояние, деньги не имели никакого значения – она бы не нагнулась поднять с земли даже бриллиантовую булавку, выпавшую из ее прически или корсажа. А семья бедных фермеров могла бы прожить на деньги от продажи такой безделушки целый год. Братьям Нили нередко приходилось голодать. В дни праздников, которые устраивали богатые соседи, Джеффри с братьями бегали смотреть из-за ограды усадьбы иллюминацию дома и парка, а на кухне чернокожие кухарки давали молодым «белым масса» вкусную еду, оставшуюся от роскошного обеда хозяев поместья.

Сержант наливался дурной кровью. Сейчас он кое-что покажет этой богатой сучке. Его лицо так исказилось, что Мелинда в ужасе отшатнулась. А он выронил шкатулку, схватил Милли за руку и притянул к себе. Она уперлась в его плечи и откинула голову, брезгливо отстраняясь от его жадных губ.

– Нет, нет, прошу вас, – лихорадочно повторяла она, вырываясь из его цепких рук. Он часто задышал, но внезапно отпустил ее. Не успела девушка обрадоваться свободе, как он рванул ее платье и разорвал до талии. Мелинда вскрикнула, дала ему пощечину и вцепилась в глаза. Но он оглушил ее двумя ударами по голове, как встреченную в лесу индеанку или негритянку, совсем разорвал платье, дал подножку и повалил на ковер, подминая под себя. Девушка боролась отчаянно, она уже не кричала и не стонала – не доставит она этим радости врагу. Молча, она царапала его, извивалась под ним, откидывала голову, увертываясь от его поцелуев. Однако Нили с ранней юности приобрел опыт насильника. Он захватил оба запястья девушки, заломил ей за голову и коленом раздвинул ее ноги. Сорвав с нее батистовые панталоны, он расстегнул свои синие бриджи и с хриплым стоном вошел в нее.

– Ненавижу! – выдохнула девушка, распятая под насильником.

– Будь ты проклят! – и мучительный стон сорвался с ее губ, когда негодяй взял ее девственность. Она конвульсивно сжала ноги, но он приподнял ее бедра и еще глубже погрузился в ее тело. Поймав губами ее сладкие губы, он просунул язык меж ее зубов и задвигался в бешеном ритме. Он не разделся, медные пуговицы его мундира больно царапали нежную девичью кожу. Мир померк для Мелинды, она почти не чувствовала разрывающей ее внутренности боли его движений. Он быстро насытился ее телом и отпустил бедняжку. Она лежала неподвижно, потрясенная и измученная. Он обтер себя лоскутом, оторванным от платья Мелинды, застегнул бриджи, подхватил шкатулку, наклонился над своей жертвой и сорвал с ее шеи золотой крест. Она вздрогнула, возвращаясь к жизни.

Сержант-янки Джеффри Нили покинул обесчещенную им девушку. Он вышел, не оглядываясь, но навсегда запомнил бледное нежное лицо, перекошенное невыносимой болью, и серые глаза, превратившиеся в узкие щелки от ярости, обдававшие его холодным презрением. Он не сумел заставить ее бояться, как другие свои жертвы. В изнеженной утонченной соседке он пробудил только ненависть. «Пожалуй, я обошелся с ней сурово. Однако, какого черта! Если бы не война, эта надменная аристократка никогда бы не взглянула на меня. Не собираюсь же я жениться на ней?» – кривая усмешка перекосила его узкое ястребиное лицо. Он вошел в бальный зал и увидел свое отражение в одном из зеркал, расположенных по периметру роскошного помещения. Дикая ярость овладела им, зависть к соседской семье, владеющей этим богатым поместьем, и сожаление, что все кончилось так печально. До войны он, коммивояжер, продающий шелковые ткани и мануфактуру, работал в родных краях. Охота принесла ему первый капитал, потом он покупал ткани в Новом Орлеане и развозил их вверх и вниз по реке Миссисипи. Торговля его шла хорошо, иногда он даже получал приглашение показать товары дамам, своим соседкам. Мелинда тогда была слишком молода, он видел ее только один раз на той же аллее, где они встретились сегодня. Но тогда она была прелестным невинным ребенком в розовом муслиновом платье с крошечным зонтиком в руках, гулявшим в сопровождении гувернантки и двух нянь-квартеронок. Это видение потрясло его, и его сердце наполнилось неудержимой завистью и ненавистью к богатым почтенным людям, ведущим жизнь, в которой ему никогда не будет места. Война дала ему шанс отомстить. Он пошел служить в армию янки, а так как хорошо знал родные места, его произвели в сержанты и направили в распоряжение генерала Гранта, осаждающего Виксбург.

В порыве бешеной ярости Нили выхватил саблю и обрушил ее эфес на зеркало как на преграду, отделяющую его от прекрасной надменной соседки. Блестящие осколки посыпались на паркет розового дерева и золоченую мебель в сердце особняка. Нили вспорол белую шелковую обивку, наискось разрубил изогнутые ножки диванов и столики-консоли. Схватив обломок дерева, он запустил его в люстру и отпрыгнул от града хрустальных осколков, хлынувших вниз. Закончив крушить сердце особняка, он немного успокоился, вышел через главный подъезд и увидел своих солдат, грабящих богатый дом. Он холодно усмехнулся и отдал краткий приказ:

– Ребята, поджигай дом!

Янки восприняли приказ грубым хохотом, им уже случалось буйствовать в захваченных и разграбленных поместьях южан-плантаторов. Вспыхнули факелы, бледные в солнечном свете, и вскоре прекрасный белоснежный особняк запылал со всех сторон.

Мелинда потеряла сознание, когда обесчестивший ее янки корчился в последних судорогах удовлетворенного желания. Спасительная тьма застлала ее глаза, она не чувствовала, как он разомкнул грязные объятия, поднялся и оставил свою жертву. Забытье ее продолжалось не долго. Царапающая шею боль привела в чувство, Мелинда открыла глаза, и страшные воспоминания всплыли в ее мозгу – ненависть к врагу, полная беспомощность и боль, раздирающая все тело. Как ей жить после этого насилия? О, если бы она тут же смогла умереть от стыда. Она резко села, застонав от боли. Опустив глаза, она увидела белое разорванное платье в пятнах крови, и неудержимая рвота сотрясла ее опозоренное тело. Пережив, очень неприятные пять минут, девушка оперлась на дрожащие руки и встала на ноги. Чувствовала она себя ужасно. Хуже всего было то, что некому теперь отомстить за нее – дедушка и папа умерли, негры стали дерзкими и непокорными, забыв разом все хорошее, что для них делалось на плантации. И во всем виноват мистер Линкольн. Убить бы его! До этой ужасной войны Мелинда ни к кому не испытывала ненависти, но сейчас ярость и жажда мести переполняли ее. Если убить президента она не может, то хотя бы одного янки она отправит на тот свет. Ее серые глаза вспыхнули бешенством, она сорвала ключ, висевший на задней стене большого шкафа красного дерева, где за стеклянными дверцами хранилась большая коллекция оружия – начиная от мушкета прошлого века, дуэльных пистолетов, до спенсера для охоты на бизона и кольтов последних моделей. Здесь же были и патроны. Стиснув зубы от ярости, Мелинда выхватила из шкафа спенсер пятидесятого калибра и кольт сорок пятого. Перекинув через плечо солдатскую сумку с патронами времен мексиканской войны, она выскочила из спальни, не обращая внимания на свой растерзанный вид и кровь, испачкавшую ноги. Чистая нежная девочка исчезла, превратившись в разъяренную фурию. Она собиралась убить своего насильника, а так же столько янки, сколько сможет. Женщины семьи Лаумер мстят за свою поруганную честь, если не осталось мужчин, способных вступиться за них.