Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было время больших надежд для России и многие образованные люди считали, что перед ней открываются новые возможности и новые перспективы. Так же считали и в Европе, например, тот же граф Филипп-Поль де Сегюр писал в своих воспоминаниях, что этот «великий (русский. – Авт.) народ создаст великую эпоху».
В какой степени эти надежды сбылись и могли ли они осуществиться в полной мере? Ведь, невзирая на героизм армии, только «дубина народной войны», по выражению Толстого, позволила России одолеть могущественного врага.
Верещагин В. В… Не замай! Дай подойти.1887–1895 гг.
Несомненно одно, что после Отечественной войны русский народ, как заметил в своей книге «Россия и русские» известный публицист и экономист Н. И. Тургенев, был проникнут чувством своей силы и достоинства, и поэтому как власти, так и помещики вели себя по отношению к крепостным крестьянам очень осторожно. Возможно, отмечает Тургенев, им мешала совесть поступать «сурово с людьми, принесшими такие великие жертвы своей родине».
Нельзя не отметить, что этими идеями было пропитано почти все русское образованное общество. Именно поэтому, под влиянием этого стихийно возникшего чувства, в своем недописанном рассказе «Вадим» совсем еще юноша Лермонтов назвал русский народ «сторуким исполином».
Между тем в манифесте императора Александра I о ежегодном чествовании дня избавления России от неприятельского нашествия (официальное название «Всемилостивейший Манифест. Об учреждении крестов для Духовенства, а для воинства, дворянства и купечества медалей и о разных льготах и милостях») в пункте 6 было указано: «Крестьяне, верный Наш народ, да получит мзду свою от Бога…то не токмо на нынешний год, но уповательно и на предбудущий или более останутся они без набора рекрут. Между тем Мы предполагаем и ожидаем несомненно, что они в наставшее после жестокой брани мирное и спокойное время, пребывая верны долгу и званию своему, умножат прилежание свое к сельским трудам и ремесленным промыслам, и тем исправят нанесенные неприятелем разорения».
Таким образом, после тяжелейшей войны и неизбежного, связанного с ней разорения, крестьяне не получили ничего, что, конечно, вызвало недоумение не только у них, но и у большинства образованных людей из всех сословий. Многие ожидали освобождения крестьян от крепостной зависимости. Но сопротивление ее уничтожению со стороны основной части дворянства было столь велико, что с этим не мог не считаться император. Так, государственный секретарь и известный писатель вице-адмирал А. С. Шишков предлагал царю в проекте манифеста указать, что между помещиками и крепостными издавна существует добрая связь, основанная, по его мнению, на обоюдной пользе. С этими формулировками Александр I решительно не согласился, что дало повод Шишкову с горечью отметить, что «несчастное в государе предубеждение против крепостного права в России, против дворянства и против всего прежнего устройства и порядка внушено ему было находившимся при нем Лагарпом и другими окружавшими его молодыми людьми, воспитанниками французов, отвращавших глаза и сердце свое от одежды, языка, нравов, словом, от всего русского».
При всей своей внешней приверженности к русским началам Шишков был твердым сторонником сохранения крепостного права. Вероятно, он полагал, что если не все, то большинство помещиков относятся к крестьянам должным образом, то есть примерно так, как помещик Гринев к Савельичу в повести Пушкина «Капитанская дочка». Он был и противником народного образования, хотя занимал пост министра народного просвещения с 1824 по 1828 гг. Обучать грамоте весь народ, по его мнению, принесло бы более вреда, чем пользы: «Наставлять земледельческого сына в риторике было бы приуготовлять его быть худым и бесполезным или еще вредным гражданином».
Нельзя сказать, что его сентенции являются проявлением крайней реакции и негативного отношения к народу. Просто то образование, которое получали дворяне, по наблюдениям Шишкова, вместо служения Отечеству прививало презрение к нему, что впоследствии совершенно ясно выразил профессор Московского университета, а потом политический эмигрант В. С. Печерин. Поневоле вспоминаются его стихи, написанные в 1830-х гг., то есть во времена активной творческой деятельности Лермонтова:
Как сладостно – отчизну ненавидеть
И жадно ждать ее уничиженья!
И в разрушении отчизны видеть
Всемирного денницу возрожденья!
Позднее на склоне жизни он напишет в своих мемуарах: «Моя судьба висела на волоске. Не будь матери, которая непременно хотела мне дать наилучшее воспитание, отец давно уж бы записал меня в военную службу, а там я уж несомненно бы погиб и физически, и нравственно» [6]. Удивительно, но почему так не считали многие деятели российской науки и культуры, служившие в свое время офицерами – по подсчетам современного русского историка С. В. Волкова их было немало, а в отдельных сферах деятельности они составляли до половины от общего числа [7]. И это притом, что численность офицеров в России была незначительной – сотые доли процента от общего количества населения.
Таким образом, победа в Отечественной войне приветствовалась далеко не всеми – и не только вне границ России, но и внутри ее. Отсюда и путь к «смердяковщине» – крайнему русофобскому течению в общественной жизни страны, названному так по имени Павла Смердякова, одного из персонажей романа Достоевского «Братья Карамазовы». Его знаменитый монолог («Я всю Россию ненавижу… В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с») в той или иной степени отражал мысли и чувства определенной, но достаточно влиятельной части русского дворянского сословия.
Эта болезнь, «смердяковщина», никуда не исчезла, более того, она расцвела в современной России. Вот как пишет, например, некто В. А. Брюханов в своей, полной исторических подтасовок, книге «Заговор графа Милорадовича»: «Остается только посожалеть, что в 1812 году потерпела поражение не Россия – пусть даже это и вызовет обвинения в антипатриотизме! Ведь в 1812 году Наполеон вовсе не угрожал самому существованию русского народа, как в 1941 году Гитлер, не говоря уже об отношении нацистов к поголовно истребляемым евреям и цыганам! Основное, что Россия могла утратить в 1812 году – это крепостное право» [8]. Вот так повторяет все тезисы Смердякова так
