Последний выстрел Солтмурада - Александр Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В другой раз Солтмурад поучил бы жену за неуважение к хозяину дома, но тут, чувствуя, что она права, молча пошел во двор, даже не поев, потому что видел, как жена захлебывается в домашних заботах.
А события в Грозном тем временем показывали, что люди сошли с ума, и Аллах отвернулся от них. Перед новым годом федеральные войска начали штурм столицы Ичкерии и через два месяца захватили ее. В селения и города стали привозить погибших, и над всей Чечней и Россией стоял скорбный плач и вой. Солтмурад переживал, что давно не было никаких вестей от сына. Жена постоянно плакала, проклиная и Дудаева, и Ельцина, а Солтмурад каменным истуканом сидел перед телевизором и старался среди огня, дыма и крови увидеть родное лицо. Электричество часто пропадало, и в такие минуты он ходил из угла в угол, словно загнанный зверь. Он уже проклинал себя за свою минутную слабость, когда отпустил сына на войну.
Но однажды Теймураз пришел в дом сам. Он стоял у порога в порванной одежде, грязный и завшивевший, но живой и невредимый. Мать клушкой кружила вокруг него, сдирая с тощего тела лохмотья и слизывая поцелуями грязь с его щек. Был он без оружия, сказал, что патронов у него не осталось, и он выбросил автомат в речку. Помывшись и переодевшись в чистую одежду, сын сидел за столом в окружении домочадцев, которые взирали на него, словно на чудо, свалившееся с неба, ел горячий, жирный суп и со слезами на глазах рассказывал о тех ужасах и издевательствах, которые творили федералы с мирными чеченцами.
Солтмурад слушал и молчал, он понимал, что сын защищал свои интересы и идеалы, с которыми он шел на войну, и для него любой противник был жестоким и неправым. Но Солтмурад знал и другое, что война – это грязь, смешанная с горем и кровью, и в ней пачкаются одинаково обе противоборствующие стороны, что не судят только победителей, на которых этой кровавой каши не меньше.
Сейчас Солтмурада поразило другое: у его сына был потухший, почти стариковский, взгляд, будто из его глаз выжали всю радость и залили водой искры жизни. Солтмурад помнил, что точно такой же взгляд был у отца в те минуты, когда он молча смотрел в свое прошлое.
3
Скоро война на хромых ногах приковыляла и в горы. Ополченцы снова вытащили из тайников свое оружие и ждали развития событий. Над их головами все чаще с грохотом пролетали военные самолеты и вертолеты, в селе появились первые раненые, которых размещали в больнице, в школе, а то и просто по домам. А следом за ранеными появились и бородатые боевики. Шум боев приближался с каждым днем.
Однажды в село пригнали пленных юнцов и заставили их рыть окопы, траншеи и строить укрепления. Было их человек тридцать. На ночь их, изможденных и голодных, бросали в ямы и закрывали в подвалы. Кормили пленников только по утрам, кидая им несколько буханок хлеба и спуская на веревке чайник с кипятком. Все было, как на войне. Один из бородачей так и сказал:
– Пленный должен работать на того, кто его захватил, иначе – смерть.
Одного такого парнишку, попытавшегося бежать, боевики несколько раз били, отрезали ему правое ухо, а потом привязали к дереву, согнали к нему пленных, и командир сказал:
– Глядите, засранцы, вонючие русские свиньи, то же будет с каждым из вас, если попробуете сачковать или попытаетесь бежать!
В глазах обреченного уже стояла смерть, ширинка его штанов намокла, из штанин текли тонкие струйки мочи, а когда длинная очередь взлохматила его тело, словно подушку, он не издал ни звука, а просто повис мешком на веревке, пустив изо рта тягучую слюну. И без того бледные от пережитого страха, недоедания и тяжелых работ, пленники превратились в меловые статуи, а двое упали в обморок. Один из них наделал в штаны, и один из боевиков под громкий хохот бородачей погнал его на речку подмываться. Видно, разведка федеральной армии пронюхала о сильно укрепленном селении в горах. Пастухи и жители других сел доносили, что в близлежащей местности все чаще появляются разведгруппы и через соседний перевал войска пытались подтянуть артиллерию и бронетехнику, но ополченцы устроили им сражение в стиле а-ля Москва-41, и вэдэвэшники, понеся большие потери, снова скатились по склонам к подножию гор.
Солтмурад должен был впервые участвовать в бою. Командир долго наставлял его перед сражением:
– Ты, Солтмурад, не бей всех подряд, солдаты что – пешки. Выбирай командиров, командир – это голова подразделения, а любое войско без головы – труп. Понял?
Солтмурад лишь кивал головой – чего тут не понять, только вот как определить, кто из них командир, а кто нет, спрашивать не стал – на месте разберемся. Он выбрал хорошую позицию в распадке между скалами над речушкой и долго обустраивал себе лежбище. Ждал, до слез глядя на дорогу в узком ущелье, и все равно проморгал появление врага. Там, внизу, уже застрекотали автоматные очереди, заухали гранатометы, закашлял крупнокалиберник, а он все еще никого не видел.
Но вот в его прицеле мелькнула одна фигура в камуфляже, затем вторая, третья. Кто из них был командир, а кто подчиненный, понять Солтмурад не мог. Из всех он выловил в перекрестие солдата с огромной рацией на спине, над которым, как над инопланетянином, удочкой качалась длинная антенна. Тот что-то горячо кричал в микрофон. Солтмурад тщательно, как его учили, прицелился и выстрелил. Солдат с испугом посмотрел вокруг и тут же исчез в кустах.
Так происходило много раз, и Солтмурад не был уверен, что ранил хотя бы одного врага. Откровенно говоря, он и не чувствовал особой потребности убивать, все это напоминало ему скорее стрельбу в тире, чем войну. Враг казался ему игрушечной мишенью, фантомом, призраком, в глаза которого невозможно взглянуть и увидеть в них ту притягательную искру ненависти, которая порождает силу противодействия, вливающая во все твое существо страсть борьбы и пыл победы. Другое дело, когда ты встречаешь врага лицом к лицу и знаешь, что один из двоих должен выжить или умереть.
Однажды такое с Солтмурадом уже происходило. Как-то зимой он пошел в лес, чтобы нарубить жердей для провалившейся от тяжелого снега крыши овчарни. Внизу не нашел ничего подходящего, а когда поднялся в гору и присел отдохнуть, вдруг почувствовал себя так неуютно, что по телу пробежали мурашки. Чувство опасности развернуло его на сто восемьдесят градусов, и он прямо перед собой увидел торчащие из расщелины волчьи морды. Солтмурад знал, что обычно на охоту выходит волчица, но в паре с волком она была особенно опасна. Инстинкт самосохранения заставил его выхватить из-за пояса топор, тело его наклонилось в ожидании схватки, налилось упругостью и дрожью, готовое к отпору.
Но волки тоже пришли не по-орехи. Несколько минут звери и человек стояли друг перед другом, готовые биться насмерть. Волки с рычанием скалили желтые зубы, вздыбив загривки, а глаза их метали искры решимости и готовности к сражению до тех пор, пока их голодные желудки не обожжет тепло человеческой крови и свежего, еще живого мяса. Звери уже несколько дней охотились в горах и около селений, пытаясь раздобыть еду, но недавно выпавший глубокий снег и снежные лавины завалили все тропы, перевалы и ущелья.
Солтмурад тоже был голоден, но, в отличие от зверей, он был человеком и защищал свою жизнь, от которой зависели жизни его родных, потому что был единственным их кормильцем и защитником. Видно, и звери почувствовали его решимость биться до конца и после долгих минут противостояния и повинуясь инстинкту самосохранения, первыми сделали шаг назад и скрылись во впадине, где ворчала сонная горная речушка. А Солтмурад шел домой, постоянно оглядываясь, всей кожей ощущая их лютый невидимый взгляд.
Не прорвавшись сквозь плотный огонь боевиков и потеряв много боевой техники, федералы ушли. Вернувшись домой, Солтмурад отогрелся у печи, поел и лег спать. Но отдохнуть ему так и не дали, часа через два к нему пришел сосед и, растолкав его, сказал, что командир приказал им заступить на пост у въездной дороги в ущелье, потому что, по слухам, на рассвете русские могут попытаться ворваться в их село. Немного поворчав и захватив с собой термос с горячим чаем, Солтмурад послушно собрался.
То, что произошло потом, Солтмурад будет помнить до самых последних дней своей жизни. Когда усталые и промерзшие до костей ополченцы уже собирались домой, из-за южного гребня гор вдруг выпорхнула стая зеленых бабочек. Сосед показал пальцем в небо:
– Ну-ка, погляди, Солтмурад, что это там?
Через прицел винтовки Солтмурад поглядел в небо и сквозь утреннюю снежную дымку разглядел четыре вертолета, которые летели прямо на их селение. Вот два из них свернули в сторону и стали кружиться на одном месте, а два других стали постепенно снижаться.
– Бежим, Ахмед! – закричал Солтмурад, таща напарника за рукав. – Сейчас стрелять начнут!