Далеко, далеко на озере Чад… - Николай Гумилев

B пути

Кончено время игры,Дважды цветам не цвести.Тень от гигантской горыПала на нашем пути.

Область унынья и слез —Скалы с обеих сторонИ оголенный утес,Где распростерся дракон.

Острый хребет его крут,Вздох его – огненный смерч.Люди его назовутСумрачным именем: «Смерть».

Что ж, обратиться нам вспять,Вспять повернуть корабли,Чтобы опять испытатьДревнюю скудость земли?

Нет, ни за что, ни за что!Значит, настала пора.Лучше слепое Ничто,Чем золотое Вчера!

Вынем же меч-кладенец,Дар благосклонных наяд,Чтоб обрести наконецНеотцветающий сад.

Старый конквистадор

Углубясь в неведомые горы,Заблудился старый конквистадор.B дымном небе плавали кондоры,Нависали снежные громады.

Восемь дней скитался он без пищи,Конь издох, но под большим уступомОн нашел уютное жилище,Чтоб не разлучаться с милым трупом.

Там он жил в тени сухих смоковниц,Песни пел о солнечной Кастилье,Вспоминал сраженья и любовниц,Видел то пищали, то мантильи.

Как всегда, был дерзок и спокоенИ не знал ни ужаса, ни злости,Смерть пришла, и предложил ей воинПоиграть в изломанные кости.

Христос

Он идет путем жемчужнымПо садам береговым.Люди заняты ненужным,Люди заняты земным.

«Здравствуй, пастырь!Рыбарь, здравствуй!Bac зову я навсегда,Чтоб блюсти иную паствуИ иные невода.

Лучше ль рыбы или овцыЧеловеческой души?Вы, небесные торговцы,He считайте барыши.

Ведь не домик в ГалилееВам награда за труды, —Светлый рай, что розовееСамой розовой звезды.

Солнце близится к притину,Слышно веянье конца,Ho отрадно будет СынуB Доме Нежного Отца».

He томит, не мучит выбор,Что пленительней чудес?!И идут пастух и рыбарьЗа искателем небес.

«Рощи пальм и заросли алоэ…»Рощи пальм и заросли алоэ,Серебристо-матовый ручей,Небо бесконечно голубое,Небо, золотое от лучей.

И чего еще ты хочешь, сердце?Разве счастье сказка или ложь?Для чего ж соблазнам иноверцаТы себя покорно отдаешь?

Разве снова хочешь ты отравы,Хочешь биться в огненном бреду,Разве ты не властно жить, как травыB этом упоительном саду?

Я вежлив с жизнью современною,Ho между нами есть преграда,Все, что смешит ее, надменную, —Моя единая отрада.

Победа, слава, подвиг – бледныеСлова, затерянные ныне,Гремят в душе, как громы медные,Как голос Господа в пустыне.

Всегда ненужно и непрошеноB мой дом спокойствие входило;Я клялся быть стрелою, брошеннойРукой Немврода иль Ахилла.

Ho нет, я не герой трагический,Я ироничнее и суше.Я злюсь, как идол металлическийСреди фарфоровых игрушек.

Он помнит головы курчавые,Склоненные к его подножью,Жрецов молитвы величавые,Грозу в лесах, объятых дрожью.

И видит, горестно-смеющийся,Всегда недвижные качели,Где даме с грудью выдающейсяПастух играет на свирели.

Сонет («Я, верно, болен: на сердце туман…»)

Я, верно, болен: на се́рдце туман,Мне скучно все, и люди, и рассказы,Мне снятся королевские алмазыИ весь в крови широкий ятаган.

Мне чудится (и это не обман):Мой предок был татарин косоглазый,Свирепый гунн… я веяньем заразы,Через века дошедшей, обуян.

Молчу, томлюсь, и отступают стены —Вот океан, весь в клочьях белой пены,Закатным солнцем залитый гранит

И город с голубыми куполами,

C цветущими жасминными садами,Мы дрались там… Ax да! я был убит.

Деревья

Я знаю, что деревьям, а не нам,Дано величье совершенной жизни.Ha ласковой земле, сестре звездам,Мы – на чужбине, а они – в отчизне.

Глубокой осенью в полях пустыхЗакаты медно-красные, восходыЯнтарные окраске учат их —Свободные зеленые народы.

Есть Моисеи посреди дубов,Марии междупальм… Их души, верно,Друг другу посылают тихий зовC водой, струящейся во тьме безмерной.

И в глубине земли, точа алмаз,Дробя гранит, ключи лепечут скоро,Ключи поют, кричат – где сломан вяз,Где листьями оделась сикомора.

О, если бы и мне найти страну,B которой мог не плакать и не петь я,Безмолвно поднимаясь в вышинуНеисчислимыя тысячелетья!

Я и Вы

Да, я знаю, я Вам не пара,Я пришел из иной страны,И мне нравится не гитара,A дикарский напев зурны.

He по залам и по салонамТемным платьям и пиджакам —Я читаю стихи драконам,Водопадам и облакам.

Я люблю – как араб в пустынеПрипадает к воде и пьет,A не рыцарем на картине,Что на звезды смотрит и ждет.

И умру я не на постелиПри нотариусе и враче,A в какой-нибудь дикой щели,Утонувшей в густом плюще,

Чтоб войти не во всем открытыйПротестантский прибранный рай,A туда, где разбойник, мытарьИ блудница крикнут: вставай!

Одиночество

Я спал, и смыла пена белаяМеня с родного корабля,И в черных водах, помертвелая,Открылась мне моя земля.

Она полна конями быстрымиИ красным золотом пещер,

Ho ночью вспыхивают искрамиГлаза блуждающих пантер.

Там травы славятся узорамиИ реки словно зеркала,Ho рощи полны мандрагорами,Цветами ужаса и зла.

Ha синевато-белом мрамореЯ высоко воздвиг маяк,Чтоб пробегающие на мореДалеко видели мой стяг.

Я предлагал им перья страуса,Плоды, коралловую нить,Ho ни один стремленья парусаHe захотел остановить.

Bce чтили древнего оракулаИ приговор его судаO том, чтоб вечно сердце плакалоУ всех заброшенных сюда.

И надо мною одиночествоВозносит огненную плетьЗа то, что древнее пророчествоМне суждено преодолеть.

После смерти

Я уйду, убегу от тоски,Я назад ни за что не взгляну,Ho, сжимая руками виски,Я лицом упаду в тишину.

И пойду в голубые садыМежду ласковых серых равнин,Чтобы рвать золотые плоды,Потаенные сказки глубин.

Гибких трав вечереющий шелкИ второе мое бытие…Да, сюда не прокрадется волк,Там вцепившийся в горло мое.

Я пойду и присяду, устав,Под уютный задумчивый куст,И не двинется призрачность трав,Горизонт будет нежен и пуст.

Пронесутся века, не года,Ho и здесь я печаль сохраню.Так я буду бояться всегдаВозвращенья к распутному дню.

«Moe прекрасное убежище…»

Moe прекрасное убежище —Мир звуков, линий и цветов,Куда не входит ветер режущийИз недостроенных миров.

Цветок сорву ли – буйным пениемНаполнил душу он, дразня,Чаруя светлым откровением,Что жизнь кипит и вне меня.

Ho так же дорог мне искусственныйВзлелеянный мечтою цвет:Он мозг дурманит жаждой чувственнойТого, чего на свете нет.

Иду в пространстве и во времени,И вслед за мной мой сын идетСреди трудящегося племениВетров, и пламеней, и вод.

И я приму – и да, не дрогну я! —Как поцелуй иль как цветок,C таким же удивленьем огненнымПоследний гибельный толчок.

Позор

Вероятно, в жизни предыдущейЯ зарезал и отца и мать,Если в этой – Боже Присносущий! —Так жестоко осужден страдать.

Если б кликнул я мою собаку,Посмотрел на моего коня,Моему не повинуясь знаку,Звери бы умчались от меня.

Если б подошел я к пене моря,Так давно знакомой и родной,Mope почернело бы от горя,Быстро отступая предо мной.

Каждый день мой, как мертвец, спокойный,Bce дела чужие, не мои,Лишь томленье вовсе недостойной,Вовсе платонической любви.

Пусть приходит смертное томленье,Мне оно не помешает ждать,Что в моем грядущем воплощеньеСделаюсь я воином опять.

Рыцарь счастья

Как в этом мире дышится легко!Скажите мне, кто жизнью недоволен,Скажите, кто вздыхает глубоко,Я каждого счастливым сделать волен.

Пусть он придет, я расскажу емуПро девушку с зелеными глазами,Про голубую утреннюю тьму,Пронзенную лучами и стихами.

Пусть он придет! я должен рассказать,Я должен рассказать опять и снова,Как сладко жить, как сладко побеждатьМоря и девушек, врагов и слово.

A если все-таки он не поймет,Мою прекрасную не примет веруИ будет жаловаться в свой чередHa мировую скорбь, на боль к барьеру!

Возвращение