Малознакомый Ленин - Николай Валентинов

Любопытно, что Ленин, о поездке которого за границу мать хлопотала еще в 1888 и 1889 годах (ему было тогда 18–19 лет) и не получала на то разрешения от полиции, стал настойчиво убеждать поехать за границу младшую сестру «Маняшу», когда той не было 16 лет и она еще училась в гимназии. Она часто болела, и учение ее не ладилось, и вот какие советы, плохо согласуемые с тем, что он сам всегда стремился быть лучшим, первым учеником в классе, давал ей брат в письме от 5 января 1895 года: «С твоим взглядом на гимназию и занятия — я согласиться не могу… Мне кажется, теперь дело может идти самое большее о том, чтобы кончить. А для этого вовсе не резон усиленно работать… Что за беда, если будешь получать тройки, а в виде исключения и двойки?.. Иначе расхвораешься к лету не на шутку. Если ты не можешь учить спустя рукава, — тогда лучше бросить и ехать за границу. Гимназию всегда можно будет кончить, — а поездка теперь освежит тебя, встряхнет, чтобы ты не кисла очень уж дома. Там можно поосмотреться и остаться учиться чему-нибудь более интересному, чем история Иловайского или катехизис Филарета».

Чтобы дать 16-летней девочке возможность совершить «освежающие» прогулки по Европе, нужны ведь средства. Мыслимы ли траты на это, если бы семья «жила лишь на пенсию матери»?

Побывав в 1895 году за границей и найдя, что это дело приятное, Ленин в 1897 году, находясь в ссылке в Сибири, снова внушал сестре Маняше поехать «освежиться»: «Меня вообще очень удивляет, что ты с неохотой едешь за границу. Неужели интереснее сидеть в подмосковной деревушке??»[6]

В обоих цитированных письмах — и 1895 года и 1897 года (к этому можно было бы добавить и письма 1898 года) — Ленин обходит абсолютным молчанием расходы на пребывание за границей. Это можно объяснить только его знанием, что материальные средства семьи вполне допускали такие расходы. Он даже не ставит о том вопроса. Для него все сводится к тому, хочет или не хочет его сестра ехать в Европу. «Маняша, — пишет он матери 28 августа 1898 года, — по-моему, напрасно колеблется. Полезно бы ей пожить и поучиться за границей в одной из столиц, и в Бельгии особенно бы удобно заниматься. По какой специальности хочет она слушать лекции?».

Очевидно, Крупская имела такое же представление о материальном достатке Ульяновых. Иначе было бы непонятно нижеприводимое письмо ее в Брюссель к той же Маняше. Из него ясно следует, что так как семья Ульяновых имеет средства, то Маняша, по мнению Крупской, может и не думать о хлебном занятии, о заработке.

«Ты совсем в других условиях живешь. «Хлебное занятие», не знаю? стоит ли к нему готовиться, думаю, не стоит, а если понадобятся деньги, поступить на какую-нибудь железную дорогу, по крайней мере отзвонил положенные часы и заботушки нет никакой, вольный казак, а то всякие педагогики, медицины и т. п. захватывают человека больше, чем следует. На специальную подготовку время жаль затрачивать…» (письмо от 3 сентября 1899 года).

Переходя от сестер к самому Ленину, мы с еще большей бесспорностью обнаруживаем, насколько слова А. И. Ульяновой о стесненных условиях жизни их семьи далеки от истины. Окончив университет и став помощником присяжного поверенного, Ленин в 1892 году в Самаре попробовал вести в суде некоторые гражданские дела и быстро к ним охладел. Изучение Маркса его интересовало неизмеримо больше, чем посещение судебной палаты. В Петербурге в 1893–1895 годах он занимался адвокатурой еще меньше. Над ним не капало. М. А. Сильвин в 1894 году спросил Ленина, как идет его юридическая работа. Ленин ответил: «Работы в сущности никакой нет», что за год, если не считать обязательных выступлений в суде, он не заработал даже столько, сколько стоит помощнику присяжного поверенного выборка документов… «Об адвокатской работе, — передает Сильвин, — он скоро вовсе перестал думать»[7].

На какие же деньги он жил? Средства ему давала мать. Но невозможно допустить, чтобы 25-летний Ленин был настолько ленив, циничен и эгоистичен, что, не ища заработка, мог с легким сердцем принимать от матери денежную помощь, если бы знал, что источником существования всей семьи была «лишь пенсия». В октябре 1893 года, находясь в Петербурге, Ленин писал матери:

«Попрошу прислать деньжонок: мои подходят к концу… Оказалось, что за месяц с 9/IX по 9/X израсходовал всего 54 р. 30 коп., не считая платы за вещи (около 10 р.) и расходов по одному судебному делу (тоже около 10 р.)…».

Указывая, что часть расходов в 74 рубля не каждый месяц повторится, Ленин все же признавал, что «все-таки получается расход чрезмерный — 38 р. в месяц… Видимое дело, нерасчетливо жил: на одну конку, например, истратил в месяц 1 р. 36 к. Вероятно, пообживусь, меньше расходовать буду».

В качестве примера своей нерасчетливости он ссылается на «коночные» издержки. Нельзя не усмехнуться по поводу этой ссылки, показывающей, что применение хитрого маневра — издавна черта Ленина. В самом деле: затраты на конку составляли ничтожную часть произведенных им расходов. Если бы он совсем отказался от конки, а стал передвигаться по столице только пешком — экономия была бы нуль. Однако для полного оправдания в глазах матери своих расходов ссылка на конку — очень важна. Она должна свидетельствовать (Ленин толкает на этот вывод), что расчетливость его достигает крайних пределов, и потому не может быть и мысли, что он делает «чрезмерные расходы».

Суть вопроса все же не в этом. Пенсия матери, получаемая ею от царского правительства в качестве вдовы директора народных училищ, действительного статского советника, кавалера Станислава 1-й степени, составляла в месяц 100 рублей. Даже много позднее то была значительная сумма. И все-таки возникает вопрос — могла ли М. А. Ульянова покрывать расходы сына Владимира не только в 74 рубля в месяц, а хотя бы в меньшей сумме, если бы в ее распоряжении была только сторублевая пенсия? Ведь кроме Владимира и Анны на ее полном иждивении находились дочь Мария, учившаяся в гимназии, сын Дмитрий, студент университета, ничего не зарабатывавший ни тогда, ни долго потом. После ареста и всякой перипетии Дмитрий Ильич кончил Университет в Юрьеве в 1901 году и лишь в 1902 году поступил на службу. Он начал зарабатывать в 28 лет, как и Ленин, то есть, по нашему воззрению, ненормально поздно. В цитированном выше письме Ленина к матери есть такая фраза: «Напиши, в каком положении твои финансы: получила ли сколько-нибудь от тети? получила ли сентябрьскую аренду от Крушвица? много ли осталось от задатка (500 р.) после расходов на переезд и устройство?».

Расспросы Ленина, показывающие, что он хотел быть tres au courant денежных дел матери, «фамильного фонда», бросают некоторый свет на источники доходов Ульяновых. Тетя, им упоминаемая, конечно, Анна Александровна Веретенникова, жившая в Казани и ведавшая имением Кокушкино. Это имение в то время приносило какой-то доход или должно было приносить, раз Ленин спрашивает — прислала ли тетя часть дохода, причитающегося его матери в качестве совладелицы Кокушкина. Что же касается фразы «получила ли сентябрьскую аренду от Крушвица», то она требует подробных объяснений.