Придурки, или Урок драматического искусства (сборник) - Виктор Левашов

ШКОЛЬНИКОВ. Тоже? (Мельком взглянул на Фролову.) А, да. Лариса Юрьевна Рейн. Ей не было и тридцати, но Кручинина у нее была… вот уж веришь, что купец Мухобоев мог запить от восторга с первого акта!.. Ее мало где видели. После спектакля ее ждал черный «зис», она садилась и уезжала. У моего отчима был такой же «зис»…

ЗЮКИНА. У отчима?

ШКОЛЬНИКОВ. Да, мать развелась с отцом очень давно. Вот тогда, после одного из спектаклей, я и понял, что стану актером.

ЗЮКИНА. Почему же не стали?

ШКОЛЬНИКОВ. Так вышло.

СПИВАК. Спасибо за откровенность, но ответа я не получил. Попробую объяснить, почему мы берем Островского. Как это понимаю я. Роли у всех есть? Читаем. По очереди. С любого места, неважно – начало, конец. Не играем, просто читаем. Задание понятно? (Фроловой.) Вы пока отдыхайте. Начали. Серафима Андреевна.

ЗЮКИНА. «Ну, уж и бесподобное!.. Нет, вот я вчера к портнихе за выкройкой для воротничка ходила, так видела платье… вот то, так уж действительно бесподобное. Таисе Ильиничне подвенечное шьют…»

СПИВАК. Николай Евдокимович.

ЖУК. «Что ж делать… Виновато во всем мое воспитание; я человек забитый, загнанный. Извини меня, – ну, я просто боялся…»

СПИВАК (читает многотиражку). «В трудовом соревновании в честь 27-й годовщины Красной Армии значительных успехов добился котлопункт 10-го лаготделения…» Шмага.

БОНДАРЬ. «Я подозреваю, что у вас есть намерение угостить нас, первых сюжетов, завтраком; по этому случаю вы дадите денег; а я уж, так и быть, услужу вам: схожу, куплю пирогов, колбаски, икорки и прочего…»

СПИВАК (читает). «Сурово наказывать промотчиков вещдовольствия». Незнамов.

ШКОЛЬНИКОВ. «Актриса! актриса! Так и играй на сцене. Там за хорошее притворство деньги платят. А играть в жизни над простыми, доверчивыми сердцами, которым игра не нужна, которые правды просят… за это казнить надо… нам обмана не нужно, нам подавай правду, чистую правду!..»

СПИВАК. Дудукин.

ЖУК. «Да ведь надо же вам чем-нибудь питаться; гостиницы у нас в плохом состоянии. А что такое эти безделки: чай, да икра, да и все наши букеты и лавры. Об них и говорить-то не стоит…»

БОНДАРЬ. Как говорят! Господи, как они говорят!

Пауза.

СПИВАК. Остались вопросы?

ШКОЛЬНИКОВ. Я знаю вас второй год, а все не привыкну. Почему бы вам просто не сказать то, что вы сказали всем этим?

СПИВАК. А что я сказал – всем этим?

ШКОЛЬНИКОВ. Что мы берем пьесу, потому что она написана хорошим русским языком.

СПИВАК. Эти заметки тоже написаны не по-немецки. Вещдовольствие, промотчик, разблюдовка, литраж.

ЗЮКИНА. Пайка, зона, параша, кум.

СПИВАК. Вражеское нашествие всегда приносит в язык народа новые слова. Соцсоревнование, доходяга, фитиль, придурок.

БОНДАРЬ. Млеко-яйко, ахтунг, аусвайс, хенде хох.

СПИВАК. Ликбез, продразверстка, лишенец, нэп.

ЖУК (поспешно). Ксива, сявка, филон, баланда, клифт.

СПИВАК. Социально близкий, социально чуждый, враг народа, колхоз.

ФРОЛОВА. Хватит!

СПИВАК. И у нас есть только один союзник в борьбе против этого нашествия. Только один. «А коли спрашивать станут, скажи: здесь, мол, где-то!..» Если вопросов больше нет, пойдемте на сцену.

ЗЮКИНА. Переодеваться не будем?

СПИВАК. Завтра. Костюмы нужно еще подогнать.

ЖУК. Тогда под замок надо усё. Стырят. И на портянки пустят, тут же бархат!

БОНДАРЬ. Точно – сопрут. (Школьникову.) В столярке чуланчик есть. С замком. Если бы ключ…

ШКОЛЬНИКОВ. Так и сделаем. Берите костюмы.

Жук, Бондарь и Спивак уносят одежду. Школьников выходит вслед за ними. В гримуборной остаются Зюкина и Фролова.

ЗЮКИНА. Ты что ж нас, падла, позоришь? А ну выкладывай сахар! Я кому, тварь, сказала!

Приподнявшись, Фролова хватает ее за волосы, резко пригибает, почти бьет лицом о свои колени.

ФРОЛОВА (вполголоса). Вякнешь еще – задавлю. На тебя у меня сил хватит. (Заметила, что в гримерку заглянул ШКОЛЬНИКОВ. Без перехода.) «Помешаешь ей! Да кто ж на ее капитал не польстится, какая бы она ни была. Нет, таким-то всегда счастье; а хорошие барышни жди да пожди. (Гладит Зюкину, поправляет ей волосы.) Вот вы, скоро ль дождетесь хорошего жениха! Другой бы, может, и взял… да приданого нету…»

Школьников с интересом наблюдает за происходящим. Зюкина тоже замечает его.

ЗЮКИНА. «Так ты думаешь, что только за тем и дело стало?»

ФРОЛОВА. «А то за чем же? Нынче народ-то какой? Только денег и ищут; а не хотят того понимать, что коли у вас приданого нету, вы зато из хорошего роду, образование имеете, всякое дело знаете. А что ваши родители померли да вам ничего не оставили, так кто ж этому виноват!»

ЗЮКИНА (поднимаясь с колен и отходя в сторону). «Так, так, отлично ты рассуждаешь. А вот погоди, и я разбогатею, так замуж выйду…» (Фролова молчит.) Ну? (Подсказывает реплику.) «А что ж мудреного вам разбогатеть!..»

ФРОЛОВА. Нет… Дальше не помню.

ШКОЛЬНИКОВ. Очень интересно. (Фроловой.) Вы – Аннушка? Но она же молодая.

ФРОЛОВА. В лицах сказано: горничная Отрадиной. Может быть и старая дева.

ШКОЛЬНИКОВ. Но Отрадина говорит… как там?

ЗЮКИНА. «А ты девушка молоденькая ты не все говори, что слышишь».

ФРОЛОВА. Шутит.

ШКОЛЬНИКОВ. А почему такая мизансцена? Отрадина на коленях – перед горничной!

ФРОЛОВА. Она же утешения ищет. Предчувствует беду. И плакать может…

Возвращаются СПИВАК, ЖУК и БОНДАРЬ. Спивак отдает Школьникову ключ от чулана.

ШКОЛЬНИКОВ. Удивительно. Лариса Юрьевна умеет объяснять необъяснимое точно так же, как вы.

СПИВАК. В театре все можно объяснить. В отличие от жизни.

ШКОЛЬНИКОВ. А в жизни – не все?

СПИВАК. А по-вашему – все?

ЖУК. Ефим Григорьевич, вы сказали – на сцену.

СПИВАК. Да-да, давайте походим, начнем осваивать площадку.

Спивак, Школьников, Жук и Бондарь проходят на сцену.

ЗЮКИНА (Фроловой). Как ты это сделала? Как ты э т о сделала? Ты – жалела меня! Как сестра! Ты – ты заставила меня плакать! Как ты это сделала?!

ФРОЛОВА. Уймись.

ЗЮКИНА. Научи! Как это делается? Мне нужно, я должна научиться!

ФРОЛОВА. В домработницы опер тебя и так возьмет.

ЗЮКИНА. Нужен он мне! Фраер! Сушки таскает. Лучше бы табаку притащил, пайку опять урезали. Выйду – в театр пойду. В вольный. Возьмут. Тут была одна, до тебя. Приняли. По бытовой шла, мужа убила. Она Кручинину должна была играть. Ни кожи, ни рожи. Взяли. И меня возьмут.

ФРОЛОВА. А второй – Миловзоров?

ЗЮКИНА. С резьбы сорвался.

ФРОЛОВА. Сбежал?!

ЗЮКИНА. Сбежал! Тут сбежишь! Вошел в запретку.

ФРОЛОВА. И… что?

ЗЮКИНА. Первый раз замужем? Что! Два выстрела. Один в него, второй в воздух. Будто предупредительный. Вертухаю отпуск. Научишь? Я заплачу. У меня две банки свиной тушенки заныкано. Даже три.

ФРОЛОВА. Три! А сама охнари сшибаешь.

ЗЮКИНА. Я же говорю: заначка. Мало ли. И еще достану.

ФРОЛОВА. Как?

ЗЮКИНА. Этот способ – он уже не для тебя. Договорились?

ФРОЛОВА. Тушенку вперед.

ЗЮКИНА. Завтра же притараню. Только не наваливайся – пронесет.

СПИВАК. Дамы, ждем вас.

Все выходят на темную сцену.

СПИВАК. Электрик на месте? Первый софит, пожалуйста!

Высвечивается стол под красным кумачом и три стула – для судей.

СПИВАК. Второй софит!

Освещается длинная деревянная лавка – скамья подсудимых.

СПИВАК. Третий софит!

Прожектор вырывает из темноты большой транспарант над сценой:

«СУРОВЫЙ ПРИГОВОР САБОТАЖНИКАМ ОДОБРЯЕМ!»

СПИВАК. Давайте работать.

Под руководством Жука рабочие сцены опускают и уносят транспарант, устанавливают выгородку, изображающую номер в провинциальной гостинице конца прошлого века.

Картина вторая

Лица и исполнители

За сдвинутым к краю сцены столом, превращенным в режиссерский пульт, – СПИВАК. Он в бархатном балахоне Дудукина. Рядом с ним, с блокнотом и текстом пьесы, – ФРОЛОВА. Она в новом ватнике и в новых ватных штанах. Все остальные участники спектакля в сценических костюмах, а их ватники висят в гримуборной рядом с полушубком и гимнастеркой Школьникова. И кажется, что и лагерные взаимоотношения остались здесь же, за границей сцены.

СПИВАК. Продолжаем. Акт второй, явление четвертое. Кручинина одна.

ЗЮКИНА входит в выгородку.

ФРОЛОВА (по тексту пьесы). «Входят Незнамов и Шмага, дожевывая кусок бутерброда».

СПИВАК. Начали.

Школьников и Бондарь входят в выгородку.

ЗЮКИНА-КРУЧИНИНА. «Ах! (С испугом отступает.)»

ШКОЛЬНИКОВ-НЕЗНАМОВ. «Ничего, чего вы боитесь?»

ЗЮКИНА-КРУЧИНИНА. «Извините».

ШКОЛЬНИКОВ-НЕЗНАМОВ. «Не бойтесь! Я ваш собрат по искусству, или, лучше сказать, ремеслу. Как вы думаете: по искусству или по ремеслу?»

ЗЮКИНА-КРУЧИНИНА. «Как вам угодно. Это зависит от взгляда».

ШКОЛЬНИКОВ-НЕЗНАМОВ. «Вам, может быть, угодно считать свою игру искусством, мы вам того запретить не можем. Я откровеннее, я считаю свою профессию ремеслом и ремеслом довольно низкого сорта».

ЗЮКИНА-КРУЧИНИНА. «Вы вошли так неожиданно…»

ШКОЛЬНИКОВ-НЕЗНАМОВ. «Да мы уж в другой раз сегодня».