Собака Баскервилей. Острие булавки (сборник) - Гилберт Честертон

Последние лучи заката погасли на западе, и на фиолетовом небе робко заблестели первые звезды.

– Последний вопрос, Холмс, – сказал я, поднимаясь. – Нам с вами ведь нечего скрывать друг от друга. Зачем Стэплтону это нужно? Что у него на уме?

Голос Холмса сделался серьезным.

– Убийство, Ватсон… Хорошо спланированное, хладнокровное убийство. О подробностях не спрашивайте. Я уже расставил вокруг Стэплтона свои сети, хотя он расставил вокруг сэра Генри свои. Учитывая вашу помощь, можно считать, что натуралист почти у меня в руках. Нужно бояться только одного: того, что он нанесет удар первым. Еще день, максимум два, и дело будет закрыто. Но до тех пор вам необходимо заботиться о сэре Генри, как заботливая мать заботится о хвором ребенке. Сегодня ваше отсутствие в Баскервиль-холле, конечно, оправдало себя, но я бы хотел, чтобы вы больше не оставляли своего подопечного одного. Тише!

Тишину, царившую на болоте, пронзил крик, долгий, истошный крик ужаса и боли. От этого страшного звука кровь застыла у меня в жилах.

– Боже мой, – выдохнул я, – что это?

Холмс вскочил на ноги, бросился к двери хижины и замер, вытянув шею и вслушиваясь в темноту.

– Тихо! – прошептал он. – Тихо!

Кричали где-то далеко, в погруженной во мрак долине, но крик был такой силы, что мы слышали его совершенно отчетливо. В следующую секунду вопль повторился, но уже ближе, громче и отчаяннее.

– Где это? – зашептал Холмс, и по его голосу я понял, что даже он, человек со стальными нервами, был потрясен этими звуками. – Где это кричат, Ватсон?

– По-моему, там, – я ткнул пальцем в темноту.

– Нет, там!

Снова болота огласились истошным криком, но теперь он прозвучал еще громче и ближе. На этот раз к нему примешивался новый звук – глухое, невнятное урчание, мелодичное, но зловещее, то усиливающееся, то затихающее, как рокот прибоя.

– Это собака! – вскричал Холмс. – Скорее, Ватсон, скорее! Никогда себе не прощу, если мы опоздаем!

Он бросился бежать, не разбирая дороги, по болоту, я следовал за ним по пятам. Но тут прямо перед нами, где-то среди холмов раздался последний отчаянный крик, а за ним глухой стук, как будто что-то тяжелое упало с высоты. Мы остановились и прислушались. Сгустившуюся тишину безветренной ночи не нарушил более ни единый звук.

Я заметил, что Холмс жестом отчаявшегося человека схватил себя за голову. Он даже притопнул ногой.

– Он опередил нас, Ватсон. Мы опоздали.

– Нет. Нет! Не может быть!

– Какой же я дурак, зачем я медлил? А вы, Ватсон! Видите, к чему привело то, что вы оставили сэра Генри одного! Если случилось худшее, клянусь Богом, Стэплтон за это ответит!

Мы снова помчались сквозь тьму, натыкаясь на кочки, пробираясь через заросли утесника, взбираясь на холмы и несясь по склонам вниз, в том направлении, откуда доносились эти жуткие звуки. Оказываясь на вершине очередного пригорка, Холмс торопливо озирался вокруг, но ночь на болоте была темной, никакого движения вокруг заметно не было.

– Вы что-нибудь видите?

– Ничего.

– Тихо! Что это?

До нас донесся едва слышный стон. Еще один! Слева от нас. С той стороны цепочка скалистых холмов обрывалась отвесным утесом, дно которого было усеяно большими острыми камнями. На них бесформенной грудой темнел какой-то предмет. Когда мы подошли ближе, расплывчатые контуры обрели форму. Это был человек. Он лежал ничком, широко раскинув руки и ноги, причем шея его была так искривлена, что голова оказалась под ним и теперь почти прижималась ухом к грудной клетке. Плечи были приподняты, спина прогнулась, как при кувырке. Его поза была такой причудливой, что я даже не сразу сообразил, что последний звук, который мы только что услышали, был его предсмертным криком. Темная фигура, над которой мы склонились, больше не шевелилась и не издавала ни звука. Холмс взялся за плечо человека, но тут же в ужасе отдернул руку. Дрожащими руками мой друг зажег спичку, и в мерцающем свете я увидел пятна на его пальцах и страшную черную лужу, медленно расплывающуюся из-под раскроенного черепа трупа. Но это не все. Мы увидели то, от чего волосы на головах наших встали дыбом, и мы в ужасе попятились от тела… Это был сэр Генри Баскервиль!

Невозможно было не узнать этот рыжий твидовый костюм, который был на сэре Генри в тот самый день, когда мы впервые принимали его у себя на Бейкер-стрит. Не успели мы как следует его рассмотреть, как спичка погасла, так же как в наших сердцах угасла последняя надежда. Холмс застонал, лицо его сделалось белее мела.

– Господи! Какой ужас! Никогда себе этого не прощу! – воскликнул я, сжимая кулаки. – Как я мог оставить его одного?

– Ватсон, я виноват больше, чем вы. Из-за моей дотошности и желания красиво завершить дело погиб клиент. Такого удара я не испытывал за всю свою карьеру. Но откуда же я мог знать… как я мог догадаться… что он все-таки решит пойти на болота, несмотря на все мои предупреждения? Что мы услышим его крики (Господи, эти крики!) и не успеем ему помочь?! И где собака, это исчадие ада, которая погубила его? Она, может быть, и сейчас прячется где-то здесь рядом, среди скал. А Стэплтон, где он? Он должен ответить за все.

И он ответит. Это я обещаю. И дядя, и племянник были убиты… Первый умер от ужаса, когда увидел собаку, которую считал порождением злых сил, второй погиб, пытаясь убежать от нее. Теперь нам придется доказывать, что и эта смерть связана с собакой. Ведь даже то, что мы только что слышали, не является доказательством, что она существует, ведь сэр Генри умер в результате падения. Черт побери! Клянусь, каким бы хитрым ни был этот негодяй, я выведу его на чистую воду, не пройдет и дня!

Мы постояли над изувеченным телом, потрясенные этим неожиданным и непоправимым несчастьем, которое привело все наши долгие и упорные усилия к такому жалкому финалу. Потом, когда взошла луна, мы взобрались на вершину утеса, с которого упал наш несчастный друг, и с этого возвышения всмотрелись в призрачную, покрытую серебристо-серым туманом даль. Вдалеке, в нескольких милях от нас по направлению к Гримпенской трясине неподвижно желтел одинокий огонек. Источником света могли быть только окна уединенного обиталища Стэплтонов.

С моих уст сорвалось страшное ругательство, и я погрозил кулаком недосягаемому врагу.

– Давайте схватим его прямо сейчас!

– Дело еще не закончено. Этот мерзавец очень хитер и всегда настороже. Важно не то, что нам известно, а то, что мы сможем доказать. Единственный неверный шаг, и преступник ускользнет от правосудия.

– Что же нам делать?

– Завтра нам предстоит много работы. А сегодня остается только позаботиться о теле нашего несчастного товарища.

Мы вместе спустились по крутому склону и подошли к телу, отчетливой черной тенью распластавшемуся на посеребренных луной камнях. При виде неестественно искривленной спины и свернутой шеи мурашки пробежали у меня по коже, а глаза наполнились слезами.

– Холмс, нужно сходить за помощью. Мы не сможем нести его на руках до самого Холла. Господи, что вы делаете?

Издав крик, Шерлок Холмс склонился над телом. Потом неожиданно вскочил, рассмеялся и, пританцовывая, схватил и затряс мою руку. И это мой вечно серьезный и сдержанный друг! Воистину, я еще многого о нем не знал.

– Борода! Борода! У него борода!

– Борода?

– Это не баронет… Это… Это же мой сосед, каторжник!

Когда мы поспешно перевернули тело, косматая борода задралась в сторону холодной яркой луны. Я сразу узнал этот низкий лоб и ввалившиеся звериные глаза. Да, это было то самое лицо, которое глядело на меня с камня, освещенное свечой… лицо каторжника Сэлдена.

В ту же секунду мне стало ясно все. Я вспомнил, как баронет говорил мне, что отдал свои старые вещи Бэрримору. Бэрримор передал их Сэлдену. Ботинки, сорочка, шляпа, все это когда-то принадлежало сэру Генри. Конечно, оттого что это оказался не сэр Генри, трагедия не стала менее ужасной, но, по крайней мере, по законам нашей страны этот человек заслуживал смерти. Срывающимся от радости и облегчения голосом я рассказал Холмсу, как обстояло дело.

– Что ж, – сказал он, – одежда и стала причиной смерти этого несчастного. Мне совершенно ясно, что собаку чем-то приучили к запаху сэра Генри (скорее всего, башмаком, который пропал в гостинице) и сегодня натравили на этого человека. Однако меня очень интересует один вопрос: каким образом Сэлден в темноте узнал, что собака идет по его следу?

– Очевидно, услышал.

– Нет, звуки, издаваемые собакой, не могли настолько испугать такого человека, как этот каторжник, чтобы он стал в ужасе звать на помощь, рискуя быть снова схваченным. Судя по тому, сколько раз он кричал, Сэлден еще долго убегал от собаки после того, как увидел ее.