Собака Баскервилей. Острие булавки (сборник) - Гилберт Честертон

– А мне еще больше не понятно то, почему эта собака, если предположить, что наши выводы верны…

– Я ничего не предполагаю.

– Я хочу сказать, почему собаку выпустили именно сегодня ночью? Не думаю, что ее выпускают на болото каждую ночь. Стэплтон не стал бы ее выпускать, если бы не был абсолютно уверен, что сэр Генри будет здесь.

– Все-таки мой вопрос существеннее, поскольку ответ на ваш вопрос мы, скорее всего, уже очень скоро получим, а мой может навсегда остаться загадкой. Ну ладно. Надо подумать, что делать с телом. Нельзя оставлять его здесь лисам и воронью.

– Давайте отнесем его в одну из хижин и свяжемся с полицией.

– Согласен. Наверняка мы с вами вдвоем сможем отнести его туда. Постойте-ка, что это? Ба, да это же Стэплтон, собственной персоной! Кто бы мог подумать! Ни слова о том, что нам все известно, Ватсон… Он не должен знать, что мы его подозреваем, иначе все мои планы пойдут прахом.

Со стороны болот к нам приближался человек, я заметил красный огонек сигары. Постепенно свет луны обрисовал подтянутую фигуру натуралиста. Он явно торопился, но, увидев нас, замер на месте; однако ненадолго, уже через секунду Стэплтон продолжил путь.

– Доктор Ватсон? Это вы? Никак не ожидал встретить вас на болоте в такое время. Боже мой, а это что такое? Тут что-то случилось? Нет… Только не говорите, что это наш друг сэр Генри!

Стэплтон обошел нас и склонился над телом. Я услышал, как он изумленно вздохнул, сигара выпала из его пальцев.

– Кто… кто это? – запинаясь, спросил Стэплтон.

– Это Сэлден. Заключенный, сбежавший из Принстауна.

Стэплтон повернул к нам побледневшее лицо, но сумел больше ничем не проявить охватившее его удивление и разочарование. Пристально глядя на меня и на Холмса, он сказал:

– Надо же! Какой ужас! Как же он погиб?

– Похоже, упал с утеса на камни и сломал шею. Мы с другом шли через болото, когда услышали крик.

– Я тоже услышал крик. Поэтому и поспешил сюда. Я подумал, это сэр Генри.

– Почему же именно сэр Генри? – не удержавшись, спросил я.

– Потому что я пригласил его в гости. Но он не пришел, и, естественно, услышав крики на болоте, я подумал, что это баронет. Кстати… – Стэплтон снова перевел взгляд на Холмса. – Вы кроме криков ничего не слышали?

– Нет, – сказал Холмс. – А вы?

– Тоже ничего.

– Почему же спрашиваете?

– О, ну вам же известно, что крестьяне рассказывают о собаке-призраке. Говорят, по ночам на болоте можно даже услышать ее голос. Мне стало интересно, не было ли каких-нибудь похожих звуков.

– Нет, ничего такого мы не слышали, – сказал я.

– И как вы объясняете смерть этого бедняги?

– Не сомневаюсь, что от постоянного страха и возбуждения у него просто сдали нервы. В припадке безумия он выбежал на болото, сорвался с обрыва и свернул шею.

– Что ж, звучит вполне правдоподобно, – сказал Стэплтон и вздохнул, как показалось мне, с облегчением. – А что вы думаете, мистер Шерлок Холмс?

Мой друг слегка поклонился.

– Вы проницательны, – сказал он.

– С того дня, когда приехал доктор Ватсон, мы ожидали увидеть в наших краях и вас. Удивительно, вы приехали как раз тогда, когда случилась очередная трагедия.

– Да, действительно. Я полностью согласен с объяснением своего друга. Придется завтра возвращаться в Лондон с неприятным осадком на душе.

– Вы что, завтра уезжаете?

– Да, собираюсь.

– Но я надеюсь, вы смогли разобраться в том, что у нас здесь происходит?

Холмс пожал плечами.

– К сожалению, не всегда все получается так, как хотелось бы. Для того чтобы начать расследование, нужны факты, а не легенды или слухи. Я не стал браться за это дело.

Мой друг говорил спокойно и как бы равнодушно, но Стэплтон выслушал его очень внимательно. Потом натуралист повернулся ко мне.

– Я бы предложил отнести этого беднягу к себе домой, но не хочу напугать сестру. Давайте накроем ему чем-нибудь лицо и оставим здесь до утра.

Так мы и сделали. Отвергнув предложение Стэплтона остаться на ночь у него, мы направились в Баскервиль-холл, предоставив натуралисту возможность вернуться домой в одиночестве. Обернувшись, мы увидели, как по широкому раздолью болота медленно бредет одинокая фигура. А за ее спиной на острых серых камнях темной бесформенной грудой остался лежать человек, принявший такую страшную смерть.

– Развязка уже близко, – говорил Холмс, когда мы вместе шли через болото. – У этого парня просто поразительная выдержка! Как он взял себя в руки, обнаружив, что жертвой его плана стал не тот человек, на которого он рассчитывал. Любой другой преступник в такую секунду наверняка смутился бы. Я еще в Лондоне вам говорил, Ватсон, и повторю снова, что нам до сих пор не приходилось вступать в противоборство с более достойным соперником.

– Только плохо, что он вас увидел.

– Поначалу я тоже так подумал. Но это все равно рано или поздно случилось бы.

– Как, по-вашему, повлияет на его планы то, что он узнал, что вы здесь?

– Возможно, Стэплтон станет действовать осторожнее или, наоборот, решит пойти на какие-нибудь отчаянные шаги. Как и большинство умных преступников, он, скорее всего, слишком уверен в собственной хитрости и думает, что сумел обвести нас вокруг пальца.

– А почему бы не арестовать его сразу?

– Дорогой Ватсон, у вас слишком деятельная натура. Вас всегда тянет на решительные поступки. Хорошо, давайте предположим, что сегодня же ночью мы его арестовали. Что нам это дает? Мы ведь ничего не можем доказать. В этом и состоит его дьявольская хитрость! Если бы сообщником Стэплтона был человек, мы бы могли насобирать достаточное количество улик, но даже если мы приведем в суд его огромную собаку, это не поможет нам накинуть петлю на шею ее хозяина.

– Но ведь преступление совершено.

– Отнюдь. Все, что у нас есть, это предположения и догадки. Нас со смехом выгонят из зала суда, если мы явимся туда с подобными заявлениями и доказательствами.

– Но смерть сэра Чарльза!

– На его теле не было обнаружено ни единой отметины. Нам с вами известно, что он умер от страха, и мы знаем, что его напугало, но как убедить в этом двенадцать присяжных? Где следы собаки? Где отпечатки ее зубов? Конечно, мы знаем, что мертвое тело собака не станет кусать, а сэр Чарльз умер еще до того, как это чудище приблизилось к нему. Но ведь это все нужно будет доказать, а мы этого сделать не сможем.

– Хорошо. А сегодняшняя ночь?

– С сегодняшней ночью ситуация не лучше. Опять же между смертью человека и собакой нет прямой связи. Мы с вами даже не видели эту собаку. Да, мы ее слышали, но доказать, что она шла по следу погибшего, невозможно. Мотивы отсутствуют. Нет, дорогой друг, нужно смириться с тем, что на данный момент мы бессильны. И именно поэтому нужно пойти на любой риск, чтобы вывести преступника на чистую воду.

– Что же вы предлагаете делать?

– Я надеюсь на то, что Лора Лайонс окажется очень полезной для нас, когда узнает, как в действительности обстоят дела. Но у меня есть и другие планы. Думаю, наш противник тоже возлагает на завтрашний день большие надежды, но надеюсь, что победу все-таки будем праздновать мы.

Больше мне ничего не удалось из него выудить. До самого Баскервиль-холла Холмс шел молча, занятый своими мыслями.

– Зайдете?

– Да, я не вижу причин продолжать скрываться. Но напоследок еще кое-что, Ватсон. Не рассказывайте сэру Генри ничего о собаке. Пусть он думает, что Сэлден погиб так, как это представил Стэплтон. Так баронету будет проще справиться с суровым испытанием, которое ждет его завтра. Если я правильно помню из вашего отчета, он приглашен к этим людям на обед?

– Да, и я вместе с ним.

– Вам придется сделать так, чтобы он пошел туда один. Это будет несложно. Что ж, мы с вами не обедали, но, думаю, нагуляли хороший аппетит к ужину.

При виде Шерлока Холмса сэр Генри больше обрадовался, чем удивился, потому что уже несколько дней ждал его приезда из Лондона в связи с недавними событиями. Его больше поразило то, что мой друг прибыл налегке и отказался объяснять полное отсутствие багажа. Впрочем, скоро, за поздним ужином, мы рассказали баронету о происшествии на болоте в той форме, которая была выгодна нам. Но сначала мне пришлось взять на себя неприятную обязанность сообщить печальную новость Бэрриморам. Узнав о смерти шурина, дворецкий с видимым облегчением вздохнул, но жена его, закрыв лицо передником, горько разрыдалась. Для всего мира этот человек был воплощением зла, наполовину зверем, наполовину демоном, но для нее он всегда оставался маленьким упрямым мальчиком, которого она в детстве водила за руку. Воистину ужасен должен быть тот мужчина, после смерти которого не прольет слез ни одна женщина.