Слово о сыне - Анна Гагарина

— Как же я соскучился! — сказал Юра.

Валя, отвечали дальше, справляется со своими материнскими заботами, племянники по общему решению оставлены в Гжатске.

Впечатления Юры от первого космического полета сейчас хорошо известны по прессе. Но 14 апреля рассказы его были внове, говорил он о еще неизвестном. Слушали его, боясь пропустить самую малость из сказанного.

Валя сидела рядышком. Я заметила, как время от времени она дотрагивалась до Юриной руки, будто проверяя, тут ли он, живой ли. Я ее понимала. Юра рассказывал всем, но иногда у него прорывалось: «Помнишь, Валя?»

Он всегда хорошо рассказывал — просто, доходчиво, слова находил очень точные. Так и тогда. Я сама словно его глазами увидела бархатную, глубокую черноту неба без солнца, колючее и незнакомое сияние звезд, Землю нашу со стороны круглым шариком, выплывающее солнце, яркое и могучее. Он рассказывал о невесомости, о состоянии, которое до сих пор никто из живущих на земле людей не ощущал.

— Чувствовал себя превосходно,— говорил Юра.— Просто все стало легче делать. Ноги, руки ничто не весят, предметы плавают по кабине. Да и сам я не сидел в кресле, а вдруг плавно вроде бы выплыл из него и завис на ремнях. По отработанной на земле программе я стал есть, пить — никаких неприятных ощущений или последствий. Стал писать — почерк ничуть не изменился, хотя карандаш как-то необычно легко шел по бумаге, да и рука была как не своя — веса ее не ощущал, но управлялась легко. Состояние непривычное, а предметы будто живые, как в детском стихотворении о Мойдодыре,— вдруг убегают от тебя. Приходится сосредоточить внимание на том, что на земле привычно. Надо не забывать крепко держать блокнот, ручку, тубы с завтраком. Отпустишь — они станут плавать по кабине.

Он подробно рассказывал о своих ощущениях при взлете и приземлении.

— Юрк! Скажи — страшно было? — спросил отец.

— А ты как думаешь?! Когда корабль вошел в плотные слои атмосферы, загорелась обшивка. Ты сидишь в самом центре пекла, а за щитками иллюминаторов бушует тысячеградусное пламя. Но... я был абсолютно уверен, что все будет в порядке. Я верил в нашу технику. Иначе Главный конструктор не дал бы согласие на полет человека.

Мы стали вспоминать различные события, эпизоды, смеялись, сопоставляя Юрины слова тех предполетных дней с тем, как мы на них реагировали. Юре же особенное удовольствие доставило, когда мы ему рассказали об отцовском недоверии, что в космос может полететь именно он, его сын. А уж когда узнал, что отец даже сообщению ТАСС не поверил, Юра вовсе развеселился. Отец тоже смеялся, повторял:

— Я говорю: нет, не мой сын, мой Юрка — старший лейтенант, а этот — майор...

Юра рассказывал о любопытных совпадениях. Оказывается, приземлился он на саратовской земле, примерно в тех местах, где начинал летать шесть лет назад курсантом аэроклуба. Первым ориентиром, который увиделся ему, была Волга. Он сразу узнал великую русскую реку — над ней он делал свои первые полеты под руководством Дмитрия Павловича Мартьянова. Как же Юре было приятно, что на другой день он встретился с Дмитрием Павловичем, который по-прежнему работал в Саратовском аэроклубе и прилетел к своему курсанту на встречу.

А первыми, кого Юра увидел на земле, были жена лесника Анна Акимовна Тахтарова с внучкой Ритой. Здесь Юра прервал рассказ замечанием: «Твоя тезка, мама!»

Женщина и девочка стояли около пятнистого теленка, с любопытством смотря на Юру, потом нерешительно направились к нему. Заминка их была понятна: одет-то он был в непривычную одежду — оранжевый скафандр.

— Неужели из космоса? — спросила Анна Акимовна с сомнением в голосе.

— Представьте себе, да! — ответил Юра.

Потом прибежали механизаторы с соседнего полевого стана, окружили Юру, обнимали его. Подъехала машина с солдатами и офицером, которые тут оказались случайно. Они-то и передали Юре, что — он майор.

Юра воспроизводил свои, их жесты, картина вставала как живая.

Обед закончился. Наступил акт вручения наград. Мы все прошли в зал. Наступила тишина, и в ней торжественно и тепло звучал голос Председателя Президиума Верховного Совета СССР Леонида Ильича Брежнева, читавшего Указы. Он прикрепил награды на грудь Юрию, по-отечески улыбнулся в ответ на слова сына о готовности выполнить любое задание Родины.

В большом зале, куда все перешли после награждения, Юра сразу подошел к группе людей постарше его возрастом, что-то очень уважительно сказал им. Несколько человек отделились, приблизились к нам. Познакомились. Пошел общий разговор.

...В январе 1966 года после похорон Сергея Павловича Королева Юра приехал в Гжатск убитый горем, посеревший. До этого дня он часто с восхищением и преклонением рассказывал о Главном конструкторе космических кораблей, о его таланте, силе воли, оптимизме, доброте. Называл его как все — Сергей Павлович, СП, Главный. Произносил имена уважительно, с теплотой.

В том вьюжном январе он говорил о Сергее Павловиче с чувством глубокого горя, непоправимой утраты. Потом напомнил:

— Ты же с ним знакома, мама. Помнишь, как 14 апреля шестьдесят первого он подходил к вам с отцом, расспрашивал о жизни, о деревне, о семье, справлялся, не нужна ли какая помощь.

Я напрягала память. Мне хотелось припомнить, выделить среди множества лиц, окружавших меня в тот день, лицо Королева.

— Мама, Сергея Павловича невозможно ни с кем спутать, невозможно не заметить,— с мягкой укоризной сказал Юра.

Мне хотелось восстановить обстоятельства нашего знакомства, мгновениями даже казалось: помню. Нет, все-таки нет. А он, оказывается, хорошо все знал. Не раз спрашивал Юру о его семье, справлялся о самочувствии родителей.

Но нелегко воссоздать, восстановить каждый эпизод, каждое лицо в картине, особенно такой многоликой. Сколько людей было на приеме! В честь космической победы советских людей организовали концерт лучших артистов.

Мы сидели впереди. Чувствовали себя немного скованно — ведь такой пышности нам не доводилось видеть.

Анастас Иванович Микоян, который сидел на концерте рядом с Алексеем Ивановичем, понял наше состояние, хотел помочь освоиться, потихоньку рассказывая о выступавших. Танцевала известная балерина. Анастас Иванович наклонился к Алеше, заметил:

— Какая фигура!

Алеша его тона не понял, с осуждением ответил:

— Да, да, платье ей надо бы подлиннее!

Анастас Иванович рассмеялся, да и Алеша мой понял свой промах, тоже подхватил смех.

Мы распрощались с сыном после приема, он пообещал, что скоро приедет в Гжатск на побывку.

— Из горкома партии просили чуть задержаться, они хотят подготовиться к встрече. Так что на меня не обижайтесь. Да и на них тоже.