Демонический Любовник (ЛП) - Форчун Дион

Четыре ангела, стоящих у постели, Двое в ногах и двое в изголовье:

Мэттью и Марк, Джон и Люк, Защитите меня, пока я сплю.

Так она и сидела, глядя на пламя и вспоминая свою жизнь. Свое детство на холмах Суррей, где никогда ничего не происходило; свою сложную жизнь в колледже; свое знакомство с Лукасом и всю последующую вереницу событий; и, наконец, задумалась о своей привязанности к этому старому, сырому дому, в котором он умер. Затем она вспомнила о Батлере; из-за того, что ее чувствительность повысилась благодаря тем процессам, которые запустил в ней Лукас, она без труда уловила его мысли, когда он сидел рядом с ней за столом, и прекрасно понимала, что вскоре он сделает ей предложение, и она думала, какой ответ она даст ему; если бы не было Лукаса, он бы очень сильно ей понравился, ведь он отлично подошел бы той непробужденной милой кукле, которой она была прежде; он был крупным, красивым, добродушным блондином; любил все то, что любила она – собак, сады, маленькие двухместные автомобили и велосипеды; читал дешевые романы; любил популярную музыку с запоминающимися припевами; всегда готов был повеселиться и был хорошим во всех отношениях парнем; и он уже привык обращаться с ней как со своей собственностью, что ей определенно нравилось. Но за его спиной возвышалась темная личность Лукаса, и хотя Батлер прекрасно подходил той девушке, которой она была до того, как переступила порог дома в Блумсбери Сквер, теперь пробудилась к жизни какая-то часть ее природы, которую он не смог бы ни понять, ни удовлетворить.

Ей казалось совершенно естественным, что собака может видеть уходящие души умерших, когда они устремляются в последнее путешествие, и может бояться их; она бы и сама испугалась, если бы не знала, что с ней происходит, но почему кто-то должен был бояться своего друга, будь он в теле или вне его? Смерть никак не меняет человека и если он был кому-то другом при жизни, то останется им и после смерти. Она сама была таким же точно призраком, как и любой умерший человек, когда материализовалась на полу Ложи, но ее природа при этом не изменилась; и человек, который видел ее, Мистер Фордайс, не испугался; он просто разозлился и посчитал ее поступок дерзким, как если бы она проскользнула в своем физическом теле туда, где ее совершенно не ждали. А Алек относился ко всем подобным вещам в первую очередь как к обману или суевериям, и если бы он сам увидел нечто подобное, то перепугался бы до смерти. Какую же свободу давало это знание, путь даже столь малая его часть, как досталась ей; жизнь стала бесконечно больше, а смерть перестала пугать; не смотря на всё пережитое, она не хотела бы возвращаться в прошлое. Она обладала чем-то таким, чем не обладал Батлер, да и никогда не смог бы обладать, если бы только не прошел по пути, по которому прошла она, что вряд ли бы случилось; человек должен заплатить определенную цену за это странное освобождение души, но это стоило того. Как сказал старый Доктор Латимер, она видела только темную сторону оккультизма; она видела Лукаса, пытавшегося использовать черную магию, и она видела, как Братство покарало его; и все же своим собственным внутренним взором она видела, что позади всего этого был свет. Она ощутила Присутствие, которое настолько же превосходило человека, как человек превосходит собаку; она познала Силу, которая могла зажечь огонь в душе, который никто не сможет погасить. Она гадала, какой могла быть ее прошлая инкарнация; она была уверена, что Лукас сыграл в ней особую роль. Она гадала, какой же будет ее следующая жизнь? Она была уверена, что он появится снова, и ей хотелось, чтобы в следующий раз все сложилось правильно, без всей этой трагедии и борьбы. Этим вечером явления внутреннего мира казались ей очень близкими и реальными, они были фактами ее личного опыта, а не рассказами из книг.

Она была уверена, что встретится с Лукасом в следующем воплощении, но встретит ли она его снова в этой жизни? Он ушел преждевременно, в самом расцвете сил, не закончив свою работу, и все его желания были прикованы к земле; его смерть сильно отличалась от смерти старика, прожившего отмеренный ему срок, чья хватка за жизнь неуклонно ослабевала и чьи друзья ждали его по ту сторону завесы; про такого человека можно было сказать, что он обрел свободу, отбросив тело, но Лукас был отчаявшейся душой, и она знала, что он вернется, если это будет в его власти. Внезапная мысль пришла ей в голову, а не был ли Лукас тем, кого видел пес и на кого он выл? Может быть, он и в самом деле вернулся и был где-то рядом? А если да, то как она могла установить с ним контакт? Как только эта мысль посетила ее, она выпрямилась, сидя в своем кресле. Ее страх перед Лукасом в те дни в Блумсбери Сквер был забыт, она помнила только того человека, которым он был последние сорок восемь часов, и она ощущала странную связь, существовавшую между ними, связь, которую смерть лишь сделала прочнее.

От размышлений ее отвлек звук шагов по гравию, что-то приближалось снаружи в темноте и внимание ее переключилось на дверь; сердце ее замерло, ибо звук таких шагов в одиноком сельском доме, в котором живут лишь две женщины, совершенно не радовал. Тень приблизилась к незанавешенной стеклянной двери и остановилась, вглядываясь внутрь, и она увидела, что это был старый мастиф, который сорвался с цепи и теперь стоял, разглядывая освещенную комнату, и глаза его сияли зеленым светом в отражении лампы. Эти странные, светящиеся глаза заставили ее вспомнить о том, как ее гипнотизировал Лукас, и его глаза, казалось, светились точно таким же внутренним огнем; в сущности, Лукас, как казалось, был совсем рядом этой ночью.

Она не испугалась собаки; собаки были ее страстью, и пока она раздумывала, стоит ли впустить пса погреться у камина, он решил этот вопрос сам, встав на задние лапы и оперевшись передними на дверь; и второй раз за вечер поддались ветхие задвижки, и он вошел в дверь, огромный пятнистый зверь, черная морда которого была подернута сединой, ведь это был очень старый пес.

Вероника пересекла комнату и закрыла за ним дверь, ибо ночь была холодной. Пес подошел к огню и встал возле камина, оглядывая комнату; он не бродил, обнюхивая все вокруг, как обычно делали собаки в незнакомом месте, но пользуясь больше глазами, чем носом, вертел головой из стороны в сторону, осматривая помещение и в особенности Веронику.

Она вернулась на свое место у огня, и он подошел и встал возле нее, глядя на нее карими собачьими глазами. Она подалась вперед и посмотрела ему прямо в глаза.

– На кого ты так выл прошлой ночью? – спросила она.

Пес раздул ноздри и громко залаял, и мощная лапа поскребла ее юбку. Он подошел ближе и положил свою тяжелую черную челюсть ей на колени, и посмотрел на нее с взволнованным выражением, которое морде мастифа придавали морщины.

Она наклонилась, и глядя ему прямо в глаза, сказала:

– Если снова встретишь мистера Лукаса, скажи ему, что я хочу его видеть.

Пес громко гавкнул, как будто бы с облегчением, и уселся на задние лапы. Рот его открылся, красный язык вывалился, и он усмехнулся так, как может усмехнуться лишь собака. Веронике совсем не понравилась эта усмешка; было что-то зловещее в том, как это глупое животное насмехалось над ней.

– Лежать, – скомандовала она, указывая на камин, и он послушно улегся там, куда она показала. Сама она занялась рукоделием, а пес лежал у ее ног, не двигаясь, но наблюдая за каждым ее движением, пока не пришло время идти спать и она не поднялась с кресла.

– Пойдем, – сказала она своему другу, – Я должна привязать тебя на ночь.

Он последовал за ней к двери, и положив руку на его мощную шею, она проводила его во двор, и огромное животное покорно плелось рядом с ней. Там она обнаружила, что он сорвался с цепи, освободив голову из ошейника, поэтому она осторожно застегнула ремень на одну дырку туже, ибо ей не нравилась мысль, что этот огромный пес может разгуливать на свободе; да, пока он проявлял себя довольно дружелюбным созданием, но было что-то зловещее в его тихом появлении у двери; этот силуэт, вынырнувший из темноты, казалось, впустил в дом ночь, как если бы вместе с ним ворвались в дом невидимые обитатели подземного мира. Она вернулась в освещенную комнату через дверь, которую оставила открытой; но даже здесь она не нашла прибежища и казалось, что в ее отсутствие комнату заполнила тьма, которую не могла рассеять лампа. Мерцающее пламя, то поднимавшееся, но опадавшее по мере того, как сгорали дрова, бросало в темноту порывистые отблески, и казалось, что выпученные глаза огромных рыб в стеклянных ящиках горели жизнью. Вероника зажгла свечу и поспешила наверх, подальше от этих зловещих теней.