Два света - Юзеф Крашевский

— Но для вас этот свет не чужой…

— Ошибаетесь, — с необыкновенной живостью перебила Поля, — это не мой свет, хоть я воспиталась и живу в нем, потому что я сирота и не имею ни одного родного на свете! С самого детства живя в здешнем кругу, я поневоле должна была заблуждаться и думать, что нахожусь в своем обществе… Но нет!.. Нет! Какой-то инстинкт влечет мои мысли и сердце в другое место… Поверьте, не один раз, глядя на Жербы, я завидовала вашему старому двору среди густых лип… завидовала жизни в тамошних маленьких и… крытых соломой домиках…

Глаза девушки налились слезами… Поля могла в одно время и плакать, и смеяться…

— Я пришла к вам потому, — прибавила она, — что здесь, кажется, только мы двое чужие и пришельцы… мы обязаны поддерживать друг друга.

— Я, в самом деле, чужой, но вы…

— А я больше, нежели вы! Нечего лгать и показывать себя не тем, что значишь на самом деле… Пан Юлиан, верно, говорил вам о сироте…

И Поля устремила на Алексея самый проницательный взор. Дробицкий испугался такого взгляда, боялся, чтобы Поля не прочитала на дне души его всей правды, а потому смешался и, покраснев, сказал:

— Юлиан ничего не говорил мне.

Поля поняла, что Алексей солгал, угадала по предчувствию, что для старого товарища Юлиан не имел секретов: румянец Дробицкого многое объяснил ей…

— Нехорошо лгать, — сказала она тихим голосом. — Но перестанем говорить об этом… Как вам понравилась Анна? — спросила она, спустя минуту.

При этом внезапном, неожиданном вопросе Алексей покраснел еще больше и так растерялся, что не знал, как ответить девушке.

— О, вы боитесь меня! — воскликнула Поля, устремляя на него дружеский взгляд. — Говорите всю правду… я не изменю вам…

— Я так мало видел ее и почти вовсе не знаю…

— Фи, фи! Вы постоянно лжете. Во-первых, я хорошо заметила, что вы не спускали с нее глаз… во-вторых, разве нужно много времени, чтобы узнать и оценить ее?.. Довольно только взглянуть на Анну, чтобы узнать в ней существо высшее, избранное, идеальное!

— Да, вы угадали мысль мою.

— Мне сказал это ваш взгляд… Сердце, ум, наружность — все в одинаковой степени превосходно в ней, это чистый бриллиант без малейшего пятна, при ней все кажутся мне такими мелкими, слабыми…

— Но и Юлиан имеет также редкое сердце… и редкий ум, — невольно сорвалось с языка Алексея, хотевшего переменить предмет разговора.

Тут Поля невольно покраснела, вздрогнула и не могла перед взором Алексея скрыть впечатления, какое произвело на нее сказанное имя.

И что еще хуже, она не нашлась, что сказать в ответ, вскочила с места, не имея сил владеть собою, и убежала…

По-видимому, не обращая внимания на Полю и Алексея, Юлиан видел издали только их сближение, и чувство ревности сдавило его сердце. Он ходил взад и вперед, приближался, наконец сел рядом с Дробицким и спросил с беспокойством:

— О чем вы говорили с Полей?

— Наш разговор был такого рода, что нет возможности дать в нем отчета… она говорила тут многое… смеялась над чьим-то костюмом и описывала мне гостей, которых я вовсе не знаю…

— Но почему в конце разговора она так покраснела?

— Разве она покраснела? Я не заметил этого…

— Не заметил? — произнес Юлиан, кивая головою. — Обманывай кого угодно, только не меня…

В эту минуту ливрейный слуга подал Анне на серебряном подносе запечатанный пакет, внимание Юлиана и всех гостей обратилось на именинницу.

— От дядюшки Атаназия! — воскликнула Анна, взглянув на пакет…

— От Атаназия? Но почему он не приехал сам? — подхватил президент. — Вечный чудак!

Вместо ответа Анна проворно вскрыла пакет, обративший на себя внимание всех, и вместо какой-нибудь игрушки, обыкновенно даримой женщинам в день ангела, по подносу рассыпались огромные четки из черного дерева… На конце их белелась мертвая головка, превосходно выточенная из слоновой кости, и распятие с изображением Спасителя, окруженное большим терновым венцом…

Символы смерти и страданий… Все отворотили глаза свои, Юлиан вздрогнул, а президент не мог удержаться от восклицания:

— Ах, какой неисправимый чудак! Уместно ли это?

— Как можно подобные вещи присылать в именины? — повторили другие.

Но лицо Анны вовсе не выражало, что ее поразил и опечалил подарок, признанный всеми за какое-то зловещее предсказание-Улыбка не изгладилась на устах ее, глаза сверкали живою радостью и восторгом… Она долго всматривалась в изображение Христа и терновый венец. Наконец, видя, что четки производят неприятное впечатление на окружающих дам, вышла с подарками в свою комнату. Поля опять подошла к Алексею.

— Видели? — спросила она.

— Видел, но до тех пор не пойму столь необыкновенного подарка, пока вы не объясните мне его значение.

— Чтобы понять значение этого подарка, вам следует познакомиться с паном Атаназием, — отвечала Поля. — Долго пришлось бы говорить о нем, но он, в самом деле, человек замечательный… Видели, как Анна приняла терновый венец?.. О, это ангел, в полном смысле ангел! — воскликнула Поля в восторге.

Алексей стоял в задумчивости…

— Да, правда, — проговорил он, забывшись, — человек даже боится говорить с нею… такою представляется она святою и чистою!.. Дыхание и слово, мысль и взгляд наш могли бы осквернить ее.

— Ее ничто не осквернит! — с восторгом перебила Поля, хорошо заметив благоговение, выраженное Алексеем. — Я радуюсь, что хоть вы оценили и поняли ее, как я… Теперь мне есть с кем поделиться своим уважением и любовью к Анне!

Первый раз в жизни Алексей сбился с предназначенной себе дороги, поддавшись прелести дружбы, а может быть, и силе впечатления, произведенного на него Анной.

Не могу сказать, что он влюбился в нее, эта фраза недостаточно выражала бы редкое, необыкновенное, исключительное чувство, овладевшее Алексеем. В человеческом сердце заключаются тысячи оттенков привязанности, но его пробуждение зависит от искры пробуждающей. Почти каждая женщина заставляет любить себя по-своему, и встречаются женщины с такой огромной душевной силой, что способны даже самого чувственного человека увлечь в неземную сферу. Любят сердцем и головою, телом и душой, любят его смесью всего этого и в различных степенях. В отношении Анны Алексей стал испытывать такое чувство, которого определить невозможно: в нем заключалось и удивление красоте, и очарование прелестями, и предчувствие чистой души, и созерцание внутреннего ее величия, и уважение к самоотвержению — все благородное самыми яркими красками просвечивалось в этой девушке. Земная любовь — пламенная, прихотливая, безумная вовсе не имела здесь места… Равно в Алексее не возбуждалось и желание сблизиться, соединиться с нею каким бы то ни было узлом, который бы сравнял и уравновесил их. В его глазах Анна не касалась стопами земли, а была чем-то до такой степени возвышенным, чистым, почти эфирным, что он не смел бы коснуться края одежды ее и вечно лежал бы у ее ног собственно для того, чтобы согреваться лучами очей ее…

Алексей, забыв свою мать и обязанности, забыв свою дикость и унижение, желал подольше пожить в Карлине и наглядеться на картину, которая должна была навеки запечатлеться в душе его…

Может быть, только один глаз заметил, что творится в таинственной глубине человека… глаз Поли, одаренной необыкновенным инстинктом узнавать людей и понимать их чувства…

"Бедняжка! — воскликнула она про себя. — Подобно мне — он обречен на неизлечимую болезнь… Жаль мне его… знаю, что он сумел бы любить искренно, горячо… но Анна… что за мысль? Душа Анны обнимает мир, любит всех, но такая любовь, как понимаю я, никогда не родится в ней… Она сжалится, утешит, но спуститься со светлой высоты своей не решится… для кого бы то ни было!"

Задумалась бедная Поля, села к фортепиано и унеслась в другой мир, где мысль выражается звуками… там ей было лучше… Юлиан, забравшись в дальний угол, смотрел на прелестную девушку и все время сидел, точно мертвый, на одном месте, с устремленными на нее глазами… наконец их взгляды встретились, и оба они позабыли, что за ними наблюдают… Поля не спускала глаз, Юлиан не отворачивал своих, и красноречивым взглядом они высказали друг другу, что хотели. Потом вдруг Поля вздрогнула, опомнилась, проворно встала с места и убежала из салона… Юлиан, пожаловавшись на головную боль, взял с собою Дробинкого и вышел вон… Анна через несколько минут пошла к Поле посмотреть — не захворала ли она. Полковник также ускользнул на свою половину, и президент, пожелав бывшей своей невестке спокойной ночи, хотел было уйти, но вдруг полковница встала и попросила его остаться на минуту.

Президент принял официальную мину, впрочем, проворно и с вежливостью пододвинул ей стул и спросил:

— Что прикажете, пани полковница?