Отойти в сторону и посмотреть - Татьяна Соломатина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двадцать лет вперёд
(Книга вторая)
– Я спать не хочу-у-у…
– Кто же спорит, Принцесса, ты помнишь? Сегодня?..
– Ах, да-а… ты об этом…
– Пустое, малышка…
– Всегда ты вот так…
– Т-с-с, иль мне кажется?..
– Что?
– Где-то струится невидимым светом вода… Ты хочешь, приснится тебе та страна?..
– Та самая?..
– Да. Ты помнишь, что там не бывает зимы – только лето?..
– Как здорово… Пусть бы ушли холода…
– Какие?! О чём ты? Их нет, закрывай же глаза. Смотри, вон любимый сачок твой в углу прислонился, и ролики… Платье оденешь сегодня и лёгкий жакет? А может, на речку махнём мы с тобою?
– А как же без мамы?..
– Так мамы же нет…
– Пожалуй, на речку…
– Ну, вот и отлично, взбодримся, смахнём с себя зноем приклеенный полдень… Давай, не забудь полотенце и шляпку, большой огурец – похрустеть, – майку, и что там ещё… ну, переодеть… Ты же знаешь. … Малыш, ты молчишь?
Ты уже засыпаешь?
Постой. Да ведь ты уже спишь…
«Все довольны, все смеются»
На самом деле тогда, в симферопольском аэропорту – перед вылетом в Москву – да и во время самого полёта, – Макс думал только о том, почему самолёты – такие большие – летают, а крыльями не машут. Что в переводе с русского на человеческий означает, что он вообще ни о чём не думал. Вполне естественное состояние для взрослого опытного мужчины, чей мозг в густом бульоне событий и действий получил, наконец, первую передышку. Не сказать – долгожданную. Потому что взрослые опытные мужчины действуют до тех пор, пока мир сам не раскроет перед ними шатёр покоя, а не когда им вздумается, что они «устали», «заслужили», «да пошло оно всё» и тому подобное, что частенько приходит в голову может и взрослым, но, видимо, менее опытным мужчинам. Или просто редкому человеку среди прочих не понаслышке известно, что любое дело принимается миром к зачёту, только если оно доведено до конца. До результата.
Вы спросите, что считать результатом?.. Я бы на вашем месте лучше бы поинтересовалась, что считать делом. Впрочем… Я отвечу. Каждый взрослый опытный мужчина знает ответ на этот вопрос. Результат – это когда в данной конкретной точке пространства-времени не нужно заботиться. Это миг покоя между действиями. Настоящего покоя. Возлежащего на уверенности, что здесь и сейчас сделано всё для «там», «потом» и даже для «когда-нибудь» и «может быть»…
В таком состоянии между действиями взрослый опытный мужчина ни о чём не думает. Или созерцает какую-нибудь ерунду – не машущий почему-то крыльями пузатый самолёт, например, или мазок крымской глины на сандалии, или Собственный План. Да-да! Даже в состоянии полного и абсолютного покоя, подаренного миром взрослому опытному мужчине, у последнего всегда есть с собой Собственный План. Если бы это было не так – любой взрослый опытный мужчина рисковал бы, поддавшись эйфории покоя, превратиться в менее опытного. А то и вовсе в ни на что не способного мямлю. Такова жизнь. Нет покоя во вселенной. «И это хорошо. Очень хорошо». Так думал Макс, предвосхищая груду дел по работе и поглядывая на пакет, что поставил в ногах, где лежали половинки таинственных шаров и письма Лики… «Хм… Надо бы в лабораторию отнести. Пусть хоть скажут, как и из чего сделано. Так, для общего развития…»
А Лика, вернувшись тем же путём – по кипарисовой аллее, – зашла за отцом, и они отправились в пансионатский парк на набережной, где в ярко освещённых чревах больших беседок прятались теннисные столы. По вечерам там всегда собирались завсегдатаи, и спокойно и ритмично, по-спортивному, без лишних споров и криков, разменивали партию за партией «на побитка́». А вокруг – на скамейках вдоль дорожек – роились стайками шахматные болельщики. Шумные, галдящие и больше напоминающие ожидающих открытия пивного ларька бездельников, нежели приверженцев одной из самых древних игр на планете.
Лика с отцом пошли туда, где традиционно играли парами. И, дождавшись своей очереди, смогли продержаться у стола три партии подряд. Потом прогулялись по набережной. И чуть дальше – мимо пирса по опустевшему пляжу. И вернулись домой.
Ничего не изменилось, кроме, разве что, появления странного оттенка во взгляде отца. Того самого, что рано или поздно появляется во взглядах всех на свете отцов, вдруг обнаруживших, что их любимая дочь, «принцесса-котёночек-малышка-девочка», являет собой что-то неподвластное их отцовской мудрости, заботе, настойчивости и намерениям. И это «что-то» касается не только традиционного мировоззрения – из серии «кем ты хочешь быть?» и привычных манер поведения, но и тела. Впервые, за розовым туманом собственной эгоистичности, обнаруживая в своих дочерях женщин, отцы смущаются. Но, смущаясь, они выглядят не сиротливыми козочками на заклании, а как раз наоборот – чрезмерно активными. Ищущими новых дел и приключений под каждым камнем. Видимо, образуется какая-то пустота, требующая немедленного заполнения, в этих взрослых опытных мужчинах, когда их дочери перестают быть просто их дочерьми, но становятся чьими-то жёнами. Женщинами совсем других взрослых и опытных мужчин. И тогда маленькие вселенные отцов дочерей рушатся и возрождаются вновь. Ещё более конструктивными. Хотя с виду, может, и менее заботливыми.
Но ни о чём таком Лика не думала, укладываясь в постель под трескотню и благоуханье южной ночи. Она не думала о самолётах, что летают, а крыльями не машут. Она не думала даже о Максе. Странно? Вовсе нет. Вот вы, например, часто размышляете о безымянном пальце на левой ноге? Или о селезёнке (если она, конечно, вас не беспокоит)? Или о левом предсердии?.. Зачем уделять чрезмерное внимание тому, что является естественной неотъемлемой частью тебя? Даже если раньше так не было… Мысли обычно возникают от «томления духа». А от его первозданной радости – затихают. А что может быть большей радостью для духа, когда клеточки твоего юного тела, ещё пару обменных циклов назад готовые ощериться в мир всеми фибрами иммунитета, вдруг узнают в себе бога? Покой и радость – вот состояние, заслуживающее называться счастьем.
И тёплое, присутствующее где-то рядом за окном море баюкает тебя своим дыханием. И лёгкий можжевеловый запах простыней. И шатёр земной плоти, обволакивающий сознание шёлковым шелестом еле заметной, но непререкаемой уверенности в единственно возможном ходе вещей…
А вот Максу нашлось о чём подумать, едва он переступил порог своей квартиры в Колокольниковом переулке:
– Ната?..
Натали́ была не из тех, кто рвёт себе душу вздохами и посыпает голову пеплом коммунальных счетов. Она была из тех, кто вовремя набивает подшипники смазкой и прокладывает курс. А духи́ и туманы подождут. До ближайших семейных выходных, например.
Их роман с Максом длился уже полтора года. Необременительный – для него. И терпеливо-расчётливый – для неё. Про такие дела иначе не скажешь, как: «её – можно понять, его – можно простить».
Понять можно.
Уже чуть за тридцать. Комната в коммуналке на окраине. С должностными перспективами не ахти…
Поэтому его можно было простить за квартиру в центре Москвы. Машину. За неизбывный дух свободы и тягу к странствиям. За пусть не резиновый, но всё ещё подверженный деформации в нужную сторону бюджет геологоразведки. За трепет случайных женских душ на его кухне – и их же тел в его постели. За профсоюзные махинации. За криминальные ювелирные дела, в конце концов. И за «крепкие партийные связи» через них…
Простить. И принять. Как должное. Как закономерный результат действия закона о балансе во вселенной. Или что-то в этом роде… Натали не была глупа. И, невзирая на это, обладала броской внешностью. Пусть стать немного не дотягивала до породистости. Очарование – до истинной красоты. А пропорции – до «золотого сечения» (в понимании мужчин, разумеется). Но всё в совокупности давало то, что принято называть «ярким» и «неординарным».
А Макс? Что? Всё правда. Приспособленец со стажем. И с хваткой. А кто им не был в семидесятые-восьмидесятые двадцатого?.. А вот кто не был – тот лопух и есть! С башкой, как решето, просверленной вдоль и поперёк тупым сверлом соцреализма. Так что, кто хотел – тот мог! А кто не мог – так, видимо, в небесной канцелярии страну рождения перепутали.
А в этом трудно кого-то обвинять. Они там, наверху, к таким мелочам не прислушиваются. Ну, перепутали и перепутали. Живи, устраивайся. Заповеди чти, но и сам не плошай.
Макс и не плошал. Квартира от бабки осталась – считай, повезло. Это, правда, не помешало ему поднапрячься, точнее, поднапрячь кое-кого и влезть в кооператив где-то не то в Ясеневе, не то в Крылатском… Короче, в деревеньках каких-то захолустных. А что? Пусть будет. Народ в столицу завсегда рвётся. Жилплощадь – товар ходовой, разменный.
