Княгиня - Петер Пранге

— Это хорошо, сын мой, — кивнул Урбан. — Пусть потерпит еще немного. А теперь оставь меня одного, я должен помолиться Вседержителю! Ступай с миром!

Немощной старческой ладонью Урбан хлопнул по шелковому покрывалу, и Витторио тотчас же вскочил на постель. Задернув полог, Лоренцо покинул папскую опочивальню. Когда лакеи бесшумно закрыли за ним двери, Бернини вдруг почувствовал странный озноб. Поеживаясь, он зашагал по мраморным плитам бесконечного коридора. Ему не терпелось выйти в тепло погожего летнего вечера.

У входа во дворец дожидался слуга, державший под уздцы жеребца. Почувствовав под собой налитые силой мышцы нетерпеливо пританцовывавшего на месте коня, Лоренцо успокоился и даже повеселел.

Ничего, Урбан пробыл сколько лет на престоле, и дай ему Бог пробыть на нем еще столько же.

3

Монсеньор Вирджилио Спада был мужчина во цвете лет, приятного нрава и низкорослый. И хотя носил сутану испанского ордена филиппинцев, где порядки отличались суровостью, он испрашивал совета у Всевышнего лишь по великой необходимости, да и то чтобы затем поступить по своей воле. Ему, монаху по званию и застройщику по призванию, был вменен в обязанность надзор за всеми строительными работами, к которым имел касание его орден. Занимая далеко не последнее место в конгрегации святого Филиппа из Нери, он знал наперечет всех выдающихся зодчих города — и тщеславного Пьетро да Кортону, и Джироламо Райнальди, «архитектора римского народа», и, естественно, самую большую знаменитость — Джованни Лоренцо Бернини. Но из всех из них особо выделял Франческо Борромини, в прошлом каменотеса, которого открыл несколько лет назад и с тех пор всячески продвигал, с тем чтобы тот стал самостоятельным архитектором, что вполне позволяло и проявляемое Борромини усердие.

Монсеньор иногда с улыбкой вспоминал, как однажды появился на строительной площадке, где его орден сооружал некое строение, чтобы обсудить ход работ с этим самым Борромини. Да, тогда — помнится, в 1637 году — поднялась великая суматоха, когда он, Спада, поручил строительство капеллы для быстро прибавлявшего в численности ордена филиппинцев архитектору, в ту пору никому не известному, хотя за право получить заказ боролся не один пользующийся признанием зодчий — конгрегация объявила но всей Италии открытый конкурс. Но Спада знал, что делает. Жизнь святого Филиппа, основателя ордена и признанного народом святого, отличало гармоничное сочетание простоты и возвышенности, а передать эту идею в камне вряд ли удалось бы кому-нибудь еще, кроме Борромини. К тому же мастер Борромини соединял в себе гениальность планировщика с бережливостью строителя, что тоже немаловажно.

Дела у Борромини шли не лучшим образом. Смотрители Рима хоть и назначили его архитектором Сапьенцы, католической гимназии, которой суждено было стать университетом с богословским, философским и медицинским факультетами, но вопреки всем заверениям о том, что стройка не будет законсервирована, начало работ из года в год отодвигалось. Тогда единственными заказчиками Борромини были лишь испанские монахи ордена избавления рабов-христиан, чья святость могла соперничать разве что с их бедностью и которые на принадлежавшем им клочке земли неподалеку от перекрестка Четырех фонтанов, поднатужившись и подсобрав денег, отважились построить монастырь Сан-Карло, включая и церковь. Заказ этот сулил сущие крохи, посему творить здесь предстояло наспех обученным каменщикам и каменотесам из числа самих же братьев, вынужденных уповать не столько на умение, сколько на волю Провидца.

С рвением, достойным святого, Борромини принялся за дело, предложенное ему монсеньором Спадой, и, надо сказать, последний не разочаровался в своем выборе. Несмотря на предостережение во всем соблюдать скромность, приличествующую братьям сего ордена, и на запрет применения мрамора, Фраическо Борромини продолжал удивлять работодателя все новыми и новыми задумками. Каждая деталь вырисовывалась на множестве эскизов и снабжалась дотошнейше исполненной восковой моделью. Согласно замыслу зодчего, фасад капеллы уподоблялся человеческому телу, как будто сам святой Филипп, приняв образ церковного здания, стремился заключить в объятия всю свою паству.

Спада был так доволен результатами работы Борромини, что вскоре поручил ему перестройку палаццо, дарованного одному из братьев Спада, где тот поселил членов своей фамилии. Когда же Борромини в 1641 году в одну ночь стал знаменит после успешного завершения работ над Сан-Карло, радости монсеньора Спады воистину не было границ. Если поначалу скептики и злопыхатели окрестили здание с его своенравно изгибавшимися арками и сводами, которое к тому же невиданным доселе образом умудрялось обходиться без прямых углов, выродком и продуктом помутившегося рассудка, то нынче все знаменитые архитекторы мира в своих проектах тщились заимствовать форму этой церкви, возведение которой обошлось всего-то в смехотворную сумму чуть более десятка тысяч скуди. Кстати сказать, упомянутая сумма оказалась вдвое меньше первоначально запланированной — это и стало чудом, закрепившим за Борромини прозвище Микеланджело бедняков.

Спада ускорил шаг. Хвала Богу, слава не ударила в голову мастеру, ничуть не убавив его усердия! Так как капелла и монастырская трапезная Саи-Филипгго вскоре были завершены, сейчас самое время приступать к строительству библиотеки. И как раз сегодня Борромини обещал ему показать готовые планы. Монсеньор Спада, пересекая площадь Монте-Джордано и глядя на покрытое строительными лесами здание капеллы, уже предвкушал радость дня, когда оно будет завершено и освящено. И если святой Филипп, взирая с небес на монастырь, испытывал хотя бы половину удовлетворения, переполнявшего его покорного слугу, можно было считать, что работа сделана не зря.

Но что это? Откуда эти вопли? Неужели из церкви?

Спада, подобрав полы сутаны, поспешил вверх по ступенькам к церкви. И от того, что там увидел, даже запамятовал опустить руку в купель со святой водой.

— Что здесь происходит? — выкрикнул он, бросаясь к алтарю.

В двух шагах от амвона двое мужчин удерживали за руки третьего — полураздетого рабочего, который, ревя от боли, точно зверь-подранок, и извиваясь, пытался вырваться, а главный архитектор церкви Борромини тем временем остервенело хлестал его плетью.

— Да вы в своем уме, синьор? Вы же забьете этого несчастного до смерти!

Несмотря на то что Спада рыкнул не хуже льва, Борромини, казалось, не слышал его — плеть продолжала неумолимо опускаться на исполосованную спину бедняги. Франческо Борромини уже занес руку для нового удара, но подскочивший к нему Спада с такой силой ухватил его за кисть, что рука Борромини невольно замерла на полпути.

— За что вы его так избиваете? В чем он перед вами провинился?

Борромини, словно очнувшись от сна, сверкнул на Спада темными глазами. Рабочий без сознания рухнул на землю.

— Этот человек отказался выполнить мои распоряжения.

— Это не дает вам права забить его до смерти, к тому же в храме Божьем!

— Да хоть в самом соборе Святого Петра! Здесь моя строительная площадка! И я не потерплю, чтобы кто-то шантажировал меня отказом работать.

— Отказом работать? — испуганно переспросил Спада. — Силы небесные, но почему?!

— Каменщики утверждают, что мой проект кардинальской ложи заведомо невыполним. Нерадивцы! У них ни на йоту изобретательности, они думают, что я к ним придираюсь. Но верхние балясины должны быть толще нижних, они должны обеспечивать кардиналам видимость. А они вместо этого надумали просто-напросто протянуть до самого верха обычную кладку! Стенку наподобие тюремной! А заводила у них — он, — тут Борромини презрительно кивнул на лежавшего у его ног человека, — этот подстрекатель, лентяй и бездарность, он уже не одну неделю каменщиков на меня натравливает, изо всех сил стараясь подорвать мой авторитет…

И тут же от волнения закашлялся так, что уже не смог договорить.

— Унесите отсюда несчастного и позаботьтесь о его ранах! — велел Спада двум рабочим, удерживавшим так и не пришедшего в сознание их собрата. — А мы, — обратился он к Борромини, — мы наконец займемся делом. Вы принесли проект библиотеки?

Спада, недовольно сморщившись, смотрел вслед архитектору, когда тот отправился за чертежами и эскизами. Может, те, кто предостерегал его от этого человека, правы?

Но, едва развернув планы на столе, Борромини преобразился. Неужели всего пять минут назад мастер мог уподобиться безумцу? Теперь Спада видел перед собой знатока своего дела, спокойно и сосредоточенно пояснявшего свой замысел, с сияющими, как у влюбленного отрока, глазами. Да, ничего не скажешь, Франческо Борромини — человек весьма своеобразный! Может, такое усердие — всего-навсего определенная ему Богом форма одержимости, а сияющие глаза — отблеск той самой вечной, божественной искры, внесенной Святым Духом? Как изумляли его замыслы! Как потрясали! В оконные ниши на галерее мастер поместил столы и скамейки, чтобы ученики, пребывая ближе к Богу и подальше от мирской суеты, имели возможность и углубиться в науки, и вместе с тем насладиться великолепием вида на холм Джаниколо. Насколько это практично и в то же время какой великой значимости преисполнено!