Львиная стража - Барбара Вайн

– Вы желаете утром ехать куда-нибудь? Мне вас отвезти?

– Завтра же суббота, – сказала Нина. – Забыли?

Потом, когда они уходили, Гарнет кое на что обратил внимание. Она ожидала, что он выйдет через заднюю дверь. Входили же они через парадную, их впустила Мария; Нина никогда не пользовалась задней дверью, а вот от него и Джессики ожидали, что они выйдут из дома именно этим путем. На кухне был Коломбо, он чистил серебро. Он не поднял головы, когда они прошли мимо.

После того как Пол поставил чайник, налил Джессике молока и положил на тарелку ее бисквиты, он велел ей отнести кактус в ее спальню. Он опасался, что, если бы растение осталось внизу, он бы превратил его в фетиш. «Помню, как я ласкал и нежил гороховый стручок вместо нее, потом вынул из него две горошинки и, обливаясь слезами, отдал их ей и сказал: «Носи их на память обо мне. Мы, истинно влюбленные, способны на всевозможные чудачества»[48]. Гарнет отнес кактус наверх сам – он был слишком тяжелым для Джессики и весил, наверное, фунтов пять[49].

Глава 12

Я проснулся ночью с мыслями о семье итальянцев. Вероятно, деньги достались им, все восемьсот миллионов лир, потому что они выполнили большую часть работы. Или, может, Сандор остался с ними после того, как они отпустили Принцессу к мужу, и они потратили деньги на то, чтобы начать совместный бизнес. Какой-нибудь бизнес, связанный с туризмом, может, туристическое агентство, но оно лопнуло, и они потеряли все деньги. После этого Сандор вернулся в Англию. Мне нравилась эта мысль, она выглядела вполне правдоподобно.

Была масса вопросов, на которые я все еще хотел получить ответы. Что случилось с долей Сандора, естественно, но не только. Например, почему от его матери не было никаких вестей в связи с карточкой «Американ экспресс»? Уже май, а она должна была покрыть траты Сандора к пятому или шестому числу. Мне не хотелось представлять, в какую сумму это вылилось. Каждый раз, когда начинал подсчитывать, я останавливался где-то в районе тысячи.

Утром мы собирались ехать в Норидж, хотя предполагали, что матери дома не будет. Сандор хотел забрать свою кожаную куртку, которую он там оставил, и серебряную зажигалку, которую она в порыве приступа щедрости подарила ему. Мать уезжала в отпуск куда-то в Грецию и должна была выехать на рассвете в Хитроу. Я сожалел, что не увижу ее. Когда любишь кого-то, хочется хоть одним глазком взглянуть на всех, кто связан с предметом твоей любви, правда? Хочется познакомиться с семьей и друзьями, потому что так можно побольше узнать о любимом. Интересно, спрашивал я себя, что бы я почувствовал к женщине, которая так сурова и беспощадна к Сандору.

Машину вел он. Если бы его мать была дома, Сандор, я думаю, надел бы костюм, но так как ее дома не было, а погода стояла холодная, он надел джинсы и джинсовую куртку, подбитую овчиной, – ту самую куртку, которая была на нем, когда мы встретились. Когда мы уже проехали немного на север, я спросил, какой выкуп мы собирались назначить за Принцессу на этот раз.

– Миллион, два миллиона, – сказал он. – Какая разница?

– Фунтов? – сказал я, и мой голос даже для меня прозвучал глухо.

– Естественно, фунтов. Стерлингов. А ты бы в чем хотел? В йенах?

– Два миллиона фунтов? – сказал я. Если честно, я впервые подумал о деньгах. Часть этих денег стала бы моей точно так же, как часть выкупа перешла к Адельмо и Чезаре. Я больше ничего не сказал, а Сандора тема не заинтересовала, но я все думал о таких огромных деньгах, и они казались мне нереальными.

Дом на окраине Нориджа был большим и стоял особняком. Он был построен из красного кирпича, кое-где оштукатурен и отделан деревом, но не выглядел старым, как дома там, где жили мы. Дом стоял на вершине пологого холма, который террасами спускался вниз, и к нему вела дорожка, которая чередовалась со ступеньками. У Сандора был ключ, и мы начали подъем по этой дорожке-лестнице.

Он остановился и устремил взгляд в одну точку, как будто увидел нечто там, где ничего не было. Возможно, он увидел привидение. Парадная дверь распахнулась – другим словом это и не назовешь, – и на крыльцо вылетела эта женщина, сбежала по ступенькам и бросилась на шею Сандору. Признаюсь, я никогда не видел, чтобы женщины кого-то так обнимали, только в телевизоре. Я тугодум, я знаю – секунду или две не мог сообразить, что эта женщина – его мать. Его мать, которая уехала в Грецию.

Она отступила на шаг, сказала:

– Дай взглянуть на тебя. – А потом: – Ой, какой сюрприз! Какая радость!

– Я думал, ты уехала, – сказал Сандор.

– В афинском аэропорту забастовка, – сказала его мать. – Рейс отложили на сорок восемь часов. – Казалось, женщина совсем не расстроилась, когда он ясно дал понять, что не приехал бы, если бы знал, что она дома. Улыбка у нее была очаровательная. – Я так рада этой забастовке! Я бы себе не простила, если бы разминулась с тобой, Алекс!

Обращение «Алекс» сейчас даст толчок к чему-то нехорошему, подумал я, но Сандор ничего не сказал, лишь растянул губы в полурадушной улыбке. Он прошел мимо нее, поднялся по ступенькам и, только оказавшись внутри, вспомнил обо мне.

– Это Джо Херберт, – сказал он. – Мама, ты можешь накормить нас обедом?

Она пожала мне руку, так и сияя улыбкой.

– Как поживаете, мистер Херберт? Мне приятно познакомиться с другом Алекса.

– Вот видишь, Джо, – сказал Сандор. – Сечешь? Тут главное – не ты сам, а то, что ты мой друг.

Я не возражал. Он впервые назвал меня своим другом, и только это имело значение.

Внутри дом был очень милым, очень уютным, но не большим. Комната, в которую мы прошли, была наполнена всем тем, что делает жизнь интересной и комфортной, тем, чего у Папы и Мамы никогда не было. Там был проигрыватель компакт-дисков, видеомагнитофон, книжные шкафы с книгами, растения в штуковине, которую она назвала жардиньеркой, и стопка коробок с настольными играми. Женщина заставила меня записаться в гостевой книге, переплетенной в белую кожу. Что до ее внешности, она была совершенно не похожа на Сандора, у них одинаковыми были только глаза, глубокие и темные. На сильно напудренном лице у нее выделялась красная губная помада, на выкрашенных в каштановый цвет волосах была «химия». Было видно, что под платьем у нее корсет или что-то в этом роде, и там, где он заканчивался и начинались бедра, была заметна выпуклость. Интересно, подумал я, каково это, иметь такую мать, как она? Но представить не мог, как ни старался.

Почти сразу женщина сказала:

– Ну что, Алекс, тебе пригодилась карточка «Американ экспресс»? Я просмотрела выписку и вижу, что ты с толком распорядился ею.

Я был потрясен. Как будто грезил наяву. Но я сразу сообразил, что ничего не придумал. Она на самом деле это сказала. И тепло улыбалась. Надо же, мы потратили тысячу, может, больше, а она тепло улыбается, причем так тепло, как если бы ждала ответа на вопрос, что ты купил на книжный талон в пять фунтов.

Я подумал, что Сандор, наверное, смутился, будучи пойманным на лжи, и его лицо действительно потемнело, что в его варианте было все равно что покраснеть. Но он довольно быстро справился с собой, посмотрел на меня и подмигнул. Теперь я увидел четкую картину. Он, должно быть, хотел покрасоваться передо мной, строил из себя кого-то вроде бунтаря, который обманывает собственную мать. Более того, ему, должно быть, претила мысль, будто я считаю его отношения с родителями легкими, в то время как у меня с моими отношения не складывались. Кто бы мог представить, что Сандору есть дело до того, что я думаю! Это показало мне, что у него есть свои слабости, и от этого я любил его еще больше.

Перед обедом его мать вышла вместе с нами взглянуть на машину. Сандор не крал машину, она сама отдала ее ему. Я понял это, когда она сказала, что сожалеет, что машина не новая. Женщина, кажется, была в восторге, ей понравился новый цвет. На обед мы ели суп из спаржи, и морепродукты в сырном соусе, и свежие фрукты, и сыр, и бисквиты и пили вино. Суп и креветки она достала из морозильника и разогрела в микроволновке. Все шло очень гладко. Пока женщина накрывала на стол, мы выпили шампанского. Она принесла шампанское, попросила Сандора открыть бутылку, тот открыл, и пена фонтаном взлетела вверх и залила и ее саму, и проигрыватель компакт-дисков, но она отнеслась к этому абсолютно спокойно. Весь обед она говорила о деньгах, объясняя, как я понимаю, мне, так как Сандор, вероятно, все уже знал.

Первый муж, отец Сандора, оставил ей кучу денег, и она с тех пор выдает их сыну порциями.

– Он может получить их все хоть сейчас, не дожидаясь, когда я умру, – сказала она, ласково улыбаясь ему.

Вот чему бы она очень обрадовалась, сказала его мать, так это тому, чтобы Сандор вернулся жить домой и она могла бы ухаживать за ним. Но она отлично понимает, почему он этого не делает, – они с отчимом на дух друг друга не переносят. Сандор закатил глаза, когда мать это сказала. Она бы купила ему дом или квартиру, но ее средств – такое слово она и использовала, «средства», – на это не хватает. Тем более сейчас, когда цены просто астрономические.