Сияние снегов (сборник) - Борис Чичибабин

В бессонную ночь думаю о Горбачеве

Всю ночь не сплю. Все ночи, Бог ты мой,душа вопит на плахе перекладин.С ней плачут кошки – просятся домой,а дома нет, дом кем-то обокраден.

И вот, бесовством общим не задет,не столь по разуменью, сколь по зову,поскольку он уже не президент,шепчу сквозь боль спасибо Горбачеву.

Его бытье молвой не обросло,без добрых слов прошла его минута.Да был ли он? Молчат добро и зло.Всем не до них, но надобно ж кому-то.

В ком брезжит свет, тот чернью не щадим.Вот и сидим без света и без хлеба.Влип Михаил Сергеевич одинв ту распрю зол, как справа, так и слева.

Он мнил, что революционный духв сердцах людей еще не уничтожен,меж тем как дух в соратниках протухи стал, как смерть, всем россиянам тошен.

Не верить грех, что вправду он хотел, –и верой той пожизненно блажен я, –прозрев душой, от наших страшных делне разрушенья, но преображенья.

Когда в свой срок пришла его пораи в суете подрастерялась челядь,он выдал нам хоть толику добра,а большего ему не дали сделать.

Да и не мог: хоть не о небе речь,на холм и то без Бога не взобраться,тем паче мир от войн не уберечь,не превратить империи в собратство.

Но если мы нуждой обозленыи за труды земные не почтенны,в том нет его особенной вины,он до того силком сошел со сцены.

Мы с той поры и дышим вполудых,творим врагов, потворствуем угару,как он пропал с экранов голубыхс Раисою Максимовной на пару…

Нам не дано в отеческой звездевообразить лампаду африканца,но суждено невзлюбливать вождейи от святынь кровавых отрекаться.

Всю ночь не сплю, раскаяньем томим,вдыхаю дым непокарманной «Варны»,под плач кошачий думаю: кто мы?Так недобры и так неблагодарны.

Политика – бесовская игра,и нас, объятых ею, коль почел онбезумцами, разрушившими храм,кому о том поспорить с Горбачевым?

Не нам судить, – лишь боль разбередим, –кто виноватей в роздури базара,он перед нами, мы ли перед ним, –но есть Судья, и по заслугам кара.

Плач по утраченной родине

Судьбе не крикнешь: «Чур-чура,не мне держать ответ!»Что было родиной вчера,того сегодня нет.

Я плачу в мире не о той,которую не зряназвали, споря с немотой,империею зла, –

но о другой, стовековой,чей звон в душе снежист,всегда грядущей, за когомы отдавали жизнь.

С мороза душу в адский жарвпихнули голышом:я с родины не уезжал –за что ж ее лишен?

Какой нас дьявол ввел в соблазни мы-то кто при нем?Но в мире нет ее пространстви нет ее времен.

Исчезла вдруг с лица землитайком в один из дней,а мы, как надо, не смоглии попрощаться с ней.

Что больше нет ее, понятьживому не дано:ведь родина – она как мать,она и мы – одно…

В ее снегах смеялась смертьс косою за плечоми, отобрав руду и нефть,поила первачом.

Ее судили стар и мал,и барды, и князья,но, проклиная, каждый знал,что без нее нельзя.

И тот, кто клял, душою крепи прозревал вину,и рад был украинский хлебмолдавскому вину.

Она глумилась надо мной,но, как вела любовь,я приезжал к себе домойв ее конец любой.

В ней были думами близкиБаку и Ереван,где я вверял свои вискипахучим деревам.

Ее просторов широтабыла спиртов пьяней…Теперь я круглый сирота –по маме и по ней.

Из века в век, из рода в родвенцы ее племенБог собирал в один народ,но божий враг силен.

И, чьи мы дочки и сыныво тьме глухих годин,того народа, той страныне стало в миг один.

При нас космический костербеспомощно потух.Мы просвистали свой простор,проматерили дух.

К нам обернулась бездной высь,и меркнет Божий свет…Мы в той отчизне родились,которой больше нет.

А я живу на Украине

Извечен желтизны и сини –земли и неба договор…А я живу на Украинес рождения и до сих пор.

От материнского началасветила мне ее заря,и нас война лишь разлучалада северные лагеря.

В ее хлебах и кукурузкемальчишкой, прячась ото всех,я стих выплакивал по-русски,не полагаясь на успех.

В свой дух вобрав ее природу,ее простор, ее покой,я о себе не думал сроду,национальности какой,

но чуял в сумерках и молньях,в переполохе воробьеву двух народов разномовныходну печаль, одну любовь.

У тех и тех – одни святыни,один Христос, одна душа, –и я живу на Украине,двойным причастием дыша…

Иной из сытых и одетых,дав самостийности обет,меж тем давно спровадил детокв чужую даль от здешних бед.

Приедет на день, сучий сыне,и разглагольствует о ней…А я живу на Украине,на милой родине моей.

Я, как иные патриоты,петляя в мыслях наобум,не доводил ее до рвотыречами льстивыми с трибун.

Я, как другие, не старалсялюбить ее издалека,не жив ни часа без Тараса,Сковороды, Кармелюка.

Но сердцу памятно и свято,как на последние рублидо лавры Киевской когда-токрестьяне русские брели.

И я тоски не пересилю,сказать по правде, я боюсьза Украину и Россию,что разорвали свой союз.

Откуда свету быть при тучах?Рассудок меркнет от обид,но верю, что в летах грядущихнас Бог навек соединит…

Над очеретом, над калинойсияет сладостная высь,в которой мы с Костенко Линой,как брат с сестрою, обнялись.

Я не для дальних, не для близкихсложил заветную тетрадь,и мне без песен украинскихне быть, не жить, не умирать.

Когда ударю сердцем об земь,а это будет на заре,я попрошу сыграть на кобзепоследнего из кобзарей.

И днем с огнем во мне гордынинациональной не найдешь,но я живу на Украине,да и зароете в нее ж.

Дал Бог на ней укорениться,все беды с родиной деля.У русского и украинцаодна судьба, одна земля.

Поэты

Тарасу Шевченко

в память и в подражание

Взяв трудом у Бога льготы,с крыл-коня не слазя,жил поэт немецкий Гётепри дворе у князя.

Краем дальше, часом позжеКитсу не пробиться:чуть взошел на пожне Божьей –и не стало Китса.

Грех стерег, шурша и пахня,но спасала верав жаре зарев жоха-парня –строгого Бодлера.

Как побитые пророкина всемирном рынке,были сроду одинокиГёльдерлин и Рильке.

Не переть же к вышней целисбродом, чохом, кошем.Вот и Пушкин на дуэликем-то укокошен.

Всем поэтам в мире этомжизни не хватило.У иного под запретомдаже и могила.

Но, ни с мертвыми в траншее,ни в камнях застенка,не было судьбы страшнеетой, что у Шевченко.

Ни в Берлине, ни в Париженайти не старайся:нет душе родней и ближекобзаря Тараса,

кто, господской сукой-розгойдосыта заласкан,дружбу свел с сумой сиротскойхлопчиком селянским,

кто, во цвете перееханцарскою коляской,мукам мира вторил эхомв пустыне Аральской,

кто, украдкой над тетрадкой,как преступник, горбясь,сохранил в юдоли краткойвысоту и гордость.

В жизнь-реку входил сто раз он,не пытая брода,аж пока не стал Тарасомдля всего народа.

Книжка-доченька, мокра ты –строки жгутся раной.В жизни ж нет ему награды –женщины желанной.

Лишь во сне – у хаты вишня,киця на приступке…Дух-Тарас, благослови ж мяна стихи-поступки!

Даст Господь, в четверостишьяхв души свет посею,как мы выбрали бесстыжихда себе ж на шею.

Мы ж свой крест никак не втащим –тяжела деньжица.Стало людям работящимдома худо житься…

Уделите ж вы поэтукрохотку вниманья,потому что в мире нетувысшего призванья.

От венчанья до скончанья,если живы будем,он не пан и не начальник,а товарищ людям…

Не задумавшись, а сразу,как с войны до дому,я иду вослед Тарасу –никому другому!

Вбок ведут, вихляя, тропы –в дебри воровскиене обещанной Европы,а больной России.

Никуда с нее не съеду –прямиком до смертипо Тарасовому следу,по тернистой тверди!

Мне ж еще при строе старом,что никак не сменим,на всю жизнь примером стал они благословеньем.

Лине Костенко