Сияние снегов (сборник) - Борис Чичибабин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не празднично увиты…»
Виктории Добрыниной
Не празднично увиты,а буднично тихи,в меня вселились ВитыДобрыниной стихи,
что из полуподваловвзошли на судный свет,и в них не слышно жалоби обвинений нет.
Лишь молвят с горьким жестом,катая в горле ком,о неустройстве женскомв пейзаже городском.
Взялась – так не взыщи ты:в быту, как на войне,поэту нет защиты,а женщине – вдвойне.
В истории, похоже,не стоит ничегос ободранною кожейживое существо…
Она ж глядит, не хмурясь,а пригоршни щедры –и сердце всколыхнулосьот горечи сестры.
Я радоваться смею,что, Божий нелюдим,хожу, выходит, с неюпо улицам одним.
Не в поле, не от ветра,а в лад календарюиз глаз моих ответнойслезой благодарю.
1993Цветение картошки
Мы выбрались полотьсорняк на огороде.В нас радуется плотьсочувственной природе.
В сей миг с тобой, со мнойпо всей, поди, Россииспасаются землейсемейства городские.
Она еще сыра,по ней идешь, как в ластах,от дождика, с утрасмочившего участок.
Рубахи поснимав,в старании упорномвыводим письменазеленые на черном.
Расправившись с травой,сминаемой в охапку,пройдешь рядок-другойи очищаешь тяпку.
Пекут лучи златы,прощенным рай распахнут,и влажные цветы –принюхаешься – пахнут.
Так нам клянется тутдень, поднебесно огнен,что не напрасен труди с голоду не сдохнем…
А низится зенит,замельтешили мошки,нам думы веселитцветение картошки.
Я с ней сейчас живув усилиях единых,цветущую ботвуспасая от личинок.
Никак не угляжу, –видать, не та сноровка, –где колорадский жук,где божия коровка…
Меж тем, как я готовсослаться на усталость,непройденных рядовпочти что не осталось.
Садимся в закуток,как бабочка в свой саван,заправиться чутокшматками хлеба с салом.
Доверившись Отцу,внимательному к людям,макаем лук в сольцуи мир вечерний любим.
Всезначащ каждый жест,как будто жизнь решаем,и если жук не съест,то будем с урожаем.
1992«В лесу, где веет Бог, идти с тобой неспешно…»
В лесу, где веет Бог, идти с тобой неспешно…Вот утро ткет паук – смотри не оборви…А слышишь, как звучит медлительно и нежнов мелодии листвы мелодия любви?
По утренней траве как путь наш тих и долог!Идти бы так всю жизнь – куда, не знаю сам.Давно пора начать поклажу книжных полок, –и в этом ты права, – раздаривать друзьям.
Нет в книгах ничего о вечности, о сини,как жук попал на лист и весь в луче горит,как совести в ответ вибрируют осины,что белка в нашу честь с орешником творит.
А где была любовь, когда деревья пахлии сразу за шоссе кончались времена?Она была везде, кругом и вся до каплив богослуженье рос и трав растворена.
Какое счастье знать, что мне дано во имятвое в лесу твоем лишь верить и молчать!Чем истинней любовь, тем непреодолимейна любящих устах безмолвия печать.
1990«Смеженный свет солоноватых век…»
Смеженный свет солоноватых век…Земля в снегу, мы в середине круга.Пусть он лежит – скажи ему, подруга, –я не хочу, чтоб таял белый снег.
На темный мир, исполненный бесстыдства,пролился свет в покое полусна.О, как он юн! О, как ему блестится!От всех болезней лечит белизна.
В такие дни нельзя, чтоб злом на зло мы.Во весь простор по взмаху милых рукплывут из вьюг рождественские звоны,святят печаль и размыкают круг.
Присесть к столу, погреться бы не худо,земную стужу стаивая с век,но не хочу, чтоб так кончалось чудо,нельзя никак, чтоб таял белый снег.
Затем нельзя, что в замяти рассвета,когда крещусь в купели снеговой,душа моя пред вечностью раздетаи с нами снег – и больше никого.
1990«Мне горько, мне грустно, мне стыдно с людьми…»
Мне горько, мне грустно, мне стыдно с людьми,когда они любят меня,а нет в моем сердце ответной любви,и я им ни друг, ни родня.
О, это – как будто на званом пирупред всеми явиться нагу,и кажется мне, что у всех я беру,а дать ничего не могу.
Ну вот я и роюсь в моей кладовой,спешу, суечусь, бестолков:ведь мне и отсрочка-то лишь для того,чтоб не оставалось долгов.
Какой уж там образ, какой уж там звон!Мечусь между роз и ромах:скорей бы разделаться с ложью и злом,нашарить добро в закромах.
Простите меня, что несладок, неспелмой плод и напрасен азарт,простите меня, кому я не успелпросимого слова сказать.
Я только еще потому и живойи Божьему свету под стать,что всем полюбившим обязан с лихвойлюбовью и жизнью воздать.
1990«Оснежись, голова! Черт-те что в мировом чертеже!..»
Кириллу Ковальджи
Оснежись, голова! Черт-те что в мировом чертеже!Если жизнь такова, что дышать уже нечем душе и втемяшилась тьма болевая,помоги мне, судьба, та, что сам для себя отковал,чтоб у жаркого лба не звенел византийский комар, костяным холодком повевая.
Что написано – стер, что стряслось – невозможно назвать.В суматоху и сор, на кривой и немытый асфальт я попал, как чудак из романа,и живу, как дано, никого за печаль не виня.Нищим стал я давно, нынче снова беда у меня – Лиля руку в запястье сломала.
Жаль незрячих щенят, одурели в сиротстве совсем:знай, свой закут чернят, издеваясь, как черти, над всем, – мы ж, как люди, что любим, то белим.За стихов канитель современник не даст ни гроша.Есть в Крыму Коктебель, там была наша жизнь хороша – сном развеялся Крым с Коктебелем.
В городах этажи взгромоздил над людьми идиот.Где ж то детство души, что, казалось, вовек не пройдет? Где ж то слово, что было в начале?Чтоб не биться в сети, что наплел за искусом искус,суждено ль нам взойти в обиталище утренних муз, добывающих свет из печали?
Есть в Крыму Коктебель, в Коктебеле – Волошинский дом,и опять, как теперь, мы к нему на веранду придем, до конца свой клубок размотавши, –там, органно звуча, в нас духовная радость цвела,там сиял, как свеча, виноград посредине стола и звенела походка Наташи.
1992«Взрослым так и не став, покажусь-ка я белой вороной…»
Взрослым так и не став, покажусь-ка я белой вороной.Если строить свой храм, так уж, ведомо, не на крови.С той поры как живу на земле неодухотворенной,я на ней прохожу одиночную школу любви.
Там я радость познал, но бывала и смертная боль же,и отвечу ль в свой час на таинственный вызов Отца?В этой школе, поди, классов сто, а возможно, и больше,но последнего нет, как у вечности нету конца…
С Украины в Россию уже не пробраться без пошлин –еле душу унес из враждой озабоченных лап.Кабы каждый из нас был подобьем и образом Божьим,то и вся наша жизнь этой радостной школой была б.
Если было бы так! Но какие ж мы Божьи подобья?То ли Он подменен, то ль и думать о нем не хотим.Взрослым так и не став, я смотрю на людей исподлобья:видно, в школу любви ни единый из них не ходил.
Обучение в ней не прошло без утрат и падений,без отчаянных вин, без стыда и без совести кар:знает только Отец, сколько я отвечал не по теме,сколько раз, малодушный, с уроков на волю тикал.
Но лишь ею одной, что когда-то божественной мнили,для чьего торжества нет нигде ни границ, ни гробниц,нет, спасется не мир, но спасется единственный в мире,а ведь род-то людской и слагается из единиц.
Ну и что за беда, если голос мой в мире не звонок?Взрослым так и не стал. Чем кажусь тебе, тем и зови.Вижу Божию высь. Там живут Иисус и ягненок.Дай мне помощь и свет, всемогущая школа любви.
19921 января 1993 года
Покамест я бессмертен и всесилен, еще с утрасо всех концов зову на праздник Лилин друзей добра.
Зову тихонь таимостей и странствий и думных дрем,а ты одна повелевай и властвуй за сим столом.
А в полночь вдруг подумаю: «Да ну вас!», и вспомнишь ты,как в детстве хмуром льнула и тянулась к теплу мечты,
как был сиротским присмерком искрошен твой ранний цвети ветром сдут, безгрешен и безгрошен, в колодец лет.
Боясь с мурой всеобщего устава попасть впросак,в больном пути скрывала, что устала нести рюкзак.
Привыкла жить тайком, мечту свою ты в быту храня,и были б дружбы, дети и уюты, не будь меня.
Не встреть меня, жила б себе в покое, в дарах дорог, –за что ж тебе казнилище такое устроил рок?
В мой мерзлый мрак, с работы ли, с базара, свой свет внеслаи жизнь мою безвестную спасала, не помня зла.
Когда б не ты, я был бы нети отдан, в когтях бедыдавно став трупом или идиотом, когда б не ты.
Жужжливым летом в памяти пахучей медвяных крылты мне дарила с воздухом созвучий Литву и Крым.
Не нам с тобой мирить людей и нелюдь ненастных дней, –ты ж всем кругом добро б хотела сделать, кто нас бедней.
Светлы тобой прельстительная чара и тайный зов,в тебе одной причина и начало моих стихов.
Прожитых лет обузы и темноты, тоску и гнетпрости мне в день рожденья твоего ты под Новый год.
Присев к столу от кухонного газа, от лжи обид,ты улыбнешься мне, иконноглаза, и Бог простит.
Еще не раз твои труды и брашна меня спасут.Когда любовь, то с ней идти не страшно на Страшный суд.
Но даже там на спрос Судьи Святого, чтоб дух спасти,я не смогу неведомого слова произнести.
«Мы с тобой проснулись дома…»
