Рассказы - Олег Голиков

и поэтому чёрная метка осуждённых на духовную казнь нам всем уже выдана, дело лишь

за малым – подождать до рассвета.

Если он, конечно, наступит…

-----------------------------------------------------------------------------------------------

ПЕЛЕВИН И ПУСТОТА

Несомненно, многообещающим и глубоким явлением в русскоязычной литературе

последнего десятилетия стал Виктор Пелевин, творчество которого вызывает такую

разнообразную реакцию у разных возрастных слоёв читательской аудитории.

Как ни странно, его сегодня читают по-настоящему. Ругают, превозносят, поклоняются и

разносят в пух и прах, но читают очень многие. Его произведения хочется перечитывать, а

это несомненный показатель настоящего таланта. И что совсем уж необычно для нашего

скособоченного литературного рынка, писатель с такой неординарной манерой стиля и

сюжета умудрился попасть в многотиражные российские издания, был переведён во

многих странах мира, а теперь даже идёт экранизация его романа «Поколение «П»». Что

это, удача или блестящий писательский талант, который всегда пробьёт себе дорогу? Или

то и другое вместе?

Хотелось бы попытаться немного приоткрыть завесу над пелевинской тайной создания

сюжетов для своих произведений и попробовать хоть немного разобраться, в причинах

восторга его творчеством столь широкой прослойки читателей.

Удивительна восприимчивость его творений - ведь каждый рассказ или роман Виктора П.

довольно непрост по своему внутреннему содержанию. К примеру, не каждому человеку

могут быть понятны такие вещи как платоновские диалоги, интерпретированные в

понятиях мелких московских бандитов, или шаманские обряды с налётом буддизма в

среднерусской полосе для воскрешения погибших немецких солдат. О более сложных

смыслах, заключённых в каждой его притче и говорить не приходится – тут каждый сам

себе хозяин, и каждый понимает всё по-своему. Именно в этом индивидуальном

понимании, или непонимании чего-то скрытого между строк, кроется первая маленькая

тайна большого писателя, сумевшего так ловко запрограммировать свои произведения,

что за несколькими явными смыслами, идеями и образами, проступает что-то такое, что

каждому читателю видится по-разному. Каждая ключевая фраза несёт в себе

многослойную смысловую нагрузку. А это уже больше чем талант, это уже некий обряд,

заклинание, созвучный глубоким религиозным или магическим процессам, которые

связаны между собой мистической тайной неназванного бога.

Казалось, Виктор П., такой гламурный писатель, ведущий совсем негламурный образ

жизни, неминуемо должен был стать неким современным литературным генералом, давая

бесконечные интервью, участвуя в различных тусовках и т.д. и т.п. Но нет - даже мало кто

знает, как он выглядит внешне, а та немногочисленная информация, которая мелькает о

нём в Интернете, больше интригует, чем проясняет образ мастера-мистификатора. Это,

несомненно, вторая, не менее важная составляющая успеха Пелевина.

Конечно же, личная жизнь писателя, его привычки и манера поведения, как правило,

очень мало связаны с художественной ценностью его творений. Очень часто гений в быту

представляет собой малопривлекательный брюзжащий персонаж с множеством

комплексов. Но когда тебя печатают серьезными тиражами, снимают по твоему роману

фильм, но никто не знает, кто ты, и что ты кушаешь на завтрак – это, несомненно, верный

стиль поведения, который будет и дальше способствовать популярности.

Однако, для более глубокого погружения в таинственную мистическую глубину творений

писателя-философа, стоит посмотреть на творчество Виктора П. с помощью методов и

приёмов самого Пелевина. Для этого нужно немного отстраниться от стереотипного

здравого мышления. Стоит лишь сравнить всё, что он создал с произведениями других

популярных сегодня авторов, и сразу же на фоне современного литературного моря его

загадочная фигура предстаёт неким Летучим Голландцем, предвещающим гибель

отживающему способу создания художественных литературных произведений, в

классическом его понимании.

Привычные приёмы раскрутки сюжетов, описания внешности и внутреннего мира

персонажей, которые уже давно не могут заинтересовать современного читателя из-за

множества причин – повторяемости, предсказуемости финала, стереотипности главных

героев и мотивации их поведения – отмирают и скоро станут просто невостребованными

на сужающемся потребительском рынке беллетристики. Читатель сегодня не хочет знать,

кто кого любит или не любит, убьёт или подставит – эти тривиальные схемы принесла с

собой быстротечная постперестроечная волна, которая, играя мелкими пузырьками

детективчиков и женских романчиков, вот-вот раствориться в песке времени. А вот

затем…

Затем, несомненно, наступит странная суровая эра литературно-вкусового чистилища.

Наступит время психоделических путешествий по страницам новых романов неких

интернет-вирусов, озабоченных синтезом материальных благ из потовых желёз

волнующихся сетевых геймеров. Причём, эти компьютерные игроки будут временами

превращаться в соседских любовниц для того, чтобы соблазнять при полном отсутствии

физиологического инструмента соблазнения главного нефтяника страны, который в свою

очередь является транссексуалом-брамином. Весь этот брульон будет щедро сдобрен

специализированными терминами и неологизмами. Подобный поток информации из

различных областей науки и религиозной философии, начиная от эпидемии буддизма на

Рублёвке и заканчивая приготовлением ЛСД в домашних условиях, пережёванный и

переваренный для всеобщего понимания, писатель нового времени должен будет

мастерски сгущать до удобоваримого книжного концентрата. И всё это, рано или поздно,

прозвучит финальным аккордом для того явления, которое мы привыкли именовать

«развлекательной литературой».

Посудите сами – современный молодой человек, прочитавший хотя бы парочку романов

Пелевина, имеет возможность преспокойно занести в ячейки своей памяти множество

различных смысловых конструкций, о которых можно всегда, правда осторожно,

поговорить в приличном обществе таких же молодых людей, которые в свою очередь

напичканы под завязку модными обрывками серьёзных достижений человеческой мысли.