В горах Кавказа - Монах Меркурий

За каждой литургией все причащались Святых Божественных Таин, после чего расходились восвояси. В середине марта быстро растаял снег и, пока вода в реке не успела подняться, к озеру за чем-то был послан послушник, который вернулся не один, а с отцом Исаакием. Тот пожелал жительствовать среди братьев, так как у них стало совершаться церковное богослужение. За неимением отдельной кельи, его пока поместили в помещении церкви. Сообща перенесли его пожитки и продукты.

Как-то после окончания церковной службы, на братской трапезе, отец Исаакий поинтересовался, совершались ли здесь когда-либо водосвятные молебны. Ему ответили, что совершали только один раз — в день Богоявления. Тут отец Исаакий вспомнил и рассказал об одной своей встрече:

— После праздника Богоявления минувшей зимой я возвращался из города. Добравшись автобусом до поселка Цебельда, пешком направился к своей пустыньке. Была ненастная погода, шел дождь со снегом. Пришлось накрыться целлофановой пленкой. По пути меня догнала легковая машина, ее водитель пригласил меня сесть в автомобиль, и мы поехали вдвоем. Он сочувственно поинтересовался, какая нужда заставила меня путешествовать в такую ненастную погоду. Я ответил, что позавчера было Крещение, и я ездил в город на службу и водосвятный молебен.

— И была вам нужда, — удивился он, — по такой погоде мучиться идти на эту церемонию освящения воды?! И что там особенного-то, если священник опустит в воду серебряный крест и вода после погружения в нее серебра делается на долгое время непортящейся? Это явление известно еще с далекой древности.

— Какое у вас образование, молодой человек? — спросил я.

— Высшее, — ответил он, — я по специальности горный инженер-маркшейдер.

— Удивляюсь, — сказал я, — кто же это смог внушить вам такую нелепицу, что вода после погружения в нее серебра становится непортящейся?

— Это заключение ученых, — убежденно ответил он.

— Да эти безумствующие фантазеры, — отвечал я, — сочинители всевозможных басен, сами обманулись и других ввели в заблуждение, вот и получается точь-в-точь как с тем мужиком, про которого писал когда-то Лев Толстой: «Спросили, — говорит, мужика: какими силами двигается паровоз? Мужик отвечает: паровоз толкается бесом — и мужик неоспорим, бессмысленно с ним препираться». Вот точно так же получается и у вас. Но я не могу понять, как же это вы, будучи сами ученым человеком, слепо верите чьему-то абсурдному мнению, раболепствуя перед авторитетом учености. Вы бы хоть когда-нибудь сами проверили достоверность этого умозаключения, опустив в стакан с водой какую-либо серебряную вещь. Тогда на собственном опыте вы убедились бы в несостоятельности этого утверждения, потому что гниющая вода вскоре докажет вам лживость ваших ученых. Тридцать лет тому назад в ограде городской церкви, — продолжал я, — был сделан огромный бетонный резервуар вместимостью пять тонн, с плотно закрывающейся на замок крышкой. Внизу у него есть несколько кранов. Каждый год, на Крещение, его заполняют доверху водой. Архиерей перед лицом всего народа всегда говорит: «Я имею обычай освящать воду не серебряным, а деревянным крестом» — и он показывает всем деревянный крест изящной резьбы. Эта вода многие годы не подвергается никакому естественному гнилостному процессу. В ней не заводятся ни инфузории, ни злые эвглены и никакие иные микроорганизмы, вызывающие процесс «цветения» и разложения. Но поверьте мне, пока не будет отслужен водосвятный молебен, во время которого архиерей или простой священник, при пении богоявленского тропаря, погружает в воду крест, благодать Святого Духа не сойдет на воду и не освятит ее, хотя бы даже погружали в эту воду великое множество всяких крестов: золотых, серебряных или деревянных.

С незапамятных времен в Православной Церкви существует обычай водосвятные крещенские молебны совершать на реках. Помню, как у нас, в России, совершали водосвятия на Каме и на Волге, во время которых освящались тысячи кубометров речной воды. Эта вода не испортится бесконечное число лет. Лично у меня такая вода хранилась двадцать пять лет, пока я не разбил, по неосторожности, бутылку. Одна женщина мне рассказывала, что ее прадед в молодости ходил в Иерусалим, где участвовал в водосвятии на реке Иордан и принес оттуда бутылку с освященной водой, которая хранится у них уже сто лет.

Но что такое освященная вода? Вы, по недостатку веры, смотрите на нее без должного благоговения, не проникая умом в таинственность неведомого явления, совершающегося с нею при ее освящении. Но должен вам сказать, что ее мистические свойства, хотя и проявляются достаточно часто, однако только лишь по вере.

Когда мы подъехали к месту, где я должен был выходить, инженер стал уговаривать меня посетить его дом, чтобы продолжить нашу беседу, но я вежливо отказался, объяснив, что до жилья мне идти еще далеко, а время уже позднее. Не знаю, изменились ли после нашей беседы его взгляды, но я убежден, что он остался под большим впечатлением.

ГЛАВА 29

Устройство переправы • По канату над бурным потоком • Иеромонах отправляется по монастырям за помощью • Искушение богатством • Сухумские похождения иеромонаха • Обольщения блудного демона.

Надвигалось время весеннего половодья. У братства появилась общая забота: устроить переправу через реку на этот период. Брат, живущий в дупле, специально поехал в город. Там какой-то слесарь изготовил ему устройство, подобное тому, каким пользуются альпинисты для переправы через ущелья. Оно представляло собой каретку со стальными колесиками-блоками. Братья сумели где-то приобрести длинный, не слишком толстый, но прочный трос и натянули его от берега к берегу, привязав концами к толстым деревьям. Затем закрепили на тросе блочное устройство, привязав к нему проволокой деревянную люльку, в которой можно было свободно переправляться с одного берега на другой.

В середине весны при таянии снегов в реку хлынули с гор потоки вешних вод. Выйдя из берегов, река катила по дну своего русла огромные камни. С грохотом неслись они в бурном потоке тесным ущельем в Амткельское озеро. Переправляясь через реку в подвесной тележке, братья с замирающим сердцем смотрели вниз в эту бурлящую стремнину вешних вод с одной и той же мыслью: не дай Бог кому-нибудь по неосторожности выпасть из люльки с эдакой высоты в бешено ревущий поток.

Когда наступило время весенних посадочных работ, жители второй поляны пришли к месту переправы, намереваясь по обыкновению переехать в тележке на противоположный берег, где они вместе с другими братьями обрабатывали огород. После того как удачно переправились двое из них, следующий попытался было возвратить тележку с помощью привязанного к ней шнура, но тележка, докатившись до середины, вдруг остановилась, за что-то зацепившись. Брат потянул сильнее, и шнур лопнул. Все растерялись. Как же быть? Кому-то теперь надо лезть по этому качающемуся тросу, чтобы сдернуть с места тележку.

Но кто решится на этот поступок? Слишком велик риск, ведь при малейшей оплошности можно сорваться в эту страшную пучину, которая моментально поглотит смельчака, захлестнет его высокими волнами и не даст выплыть даже самому сильному пловцу. Бросили жребий, он выпал на долю послушника. Завязав на поясе полы подрясника, он поднялся на трос, подтянувшись, как на турнике, и опершись сверху всем телом на ладони рук, стал медленно двигаться по нему. С обеих сторон, затаив дыхание, братья следили за его движениями, непрестанно взывая к Богу о помощи.

Трос раскачивался из стороны в сторону, послушник часто останавливался, выжидая, пока уменьшится амплитуда колебаний, и тогда вновь продолжал свой путь. Временами, когда казалось, что он теряет равновесие, все замирали от ужаса, видя, как раскачивается трос, сильно провисший посередине. Почему-то никому не пришло на ум подсказать ему, что удобней и безопасней было бы передвигаться по тросу, повиснув на нем снизу и обхватив его руками и ногами. Но, как это всегда бывает, хорошие мысли приходят слишком поздно.

Но вот, наконец, послушник забрался в тележку. Оказалось, что порвалась одна из прядей троса и ее концы в месте разрыва создали преграду для блоков каретки. Послушник долгое время находился в тележке, расплетая в обе стороны разорвавшуюся прядь, пока не удалил ее всю из троса, после чего вновь появилась возможность свободно переправляться с одного берега на другой.

Едва дождавшись дней светлой Пасхи, иеромонах в неделю апостола Фомы, надев на плечи рюкзак, ушел из пустыни горной тропой, чтобы на первой попутной машине уехать в город. Он намеревался до Пятидесятницы совершить паломничество по российским монастырям для сбора средств на содержание пустынножителей.

В первую очередь заехал в Троице-Сергиеву Лавру и, выбрав момент, когда вся лаврская братия собралась на обед в трапезную, обратился к ее насельникам с просьбой о материальной помощи бедствующим пустынножителям. При этом он в ярких красках описал, какие лишения и невзгоды были ими перенесены при освоении пустыни в диких, труднопроходимых дебрях горного ущелья, отделенного от внешнего мира глубоководным Амткельским озером с высокими скалистыми берегами. Рассказал о непролазных зарослях субтропических кустарников: рододендрона, лавровишни и колючей барцинии, среди которых обосновались на жительство изгнанники после «сокращения монастырских штатов», где наперекор врагам Церкви они сделались тружениками пустыни. Рассказал в мельчайших подробностях о сказочном дупле, в котором обосновался на жительство брат-отшельник. Поведал также о постройке пустынной церковки, где он совершает божественную литургию, о нехватке вина, муки для просфор, лампадного масла, воска для свечей, ладана, богослужебных книг, икон и прочего.