ВАЛИС. Трилогия - Филип Дик

Ирония данного факта поразила Жирного: он, который ищет пятого Спасителя, не обязан упоминать об этом в налоговой декларации.

Когда вечером к нему заглянул Кевин, Жирный поделился последними впечатлениями, ожидая, что тот тоже будет поражен.

У Кевина, однако, было другое на уме. Загадочным тоном он проговорил:

– Как насчет того, чтобы завтра вечером сходить в кино?

– А что за фильм?

Жирный уловил в голосе друга какой–то подтекст. Кевин что–то затевал, но он никогда не выкладывал все начистоту.

– Научно–фантастический, – ответил Кевин, не добавив больше ни слова.

– Ладно, – согласился Жирный.

На следующий вечер он, я и Кевин ехали по Тастин–авеню к маленькому кинотеатрику. Поскольку Кевин с Жирным собирались смотреть научную фантастику, я решил присоединиться к ним по профессиональным соображениям.

Пока Кевин парковал свою «хонду», мы увидели афишу.

– «ВАЛИС», – прочитал Жирный. – С участием «Матушки Гусыни». Что такое «Матушка Гусыня»?

– Рок–группа, – сказал я.

Я был раздосадован – кажется, это вовсе не то, что мне нравится. У Кевина странные вкусы и насчет кино, и насчет музыки, а сегодня, похоже, он решил объединить их.

– Я его видел, – загадочно проговорил Кевин. – Положитесь на меня, вы не будете разочарованы.

– Ты видел фильм? – спросил Жирный. – И собираешься смотреть еще раз?

– Положитесь на меня, – повторил Кевин.

Заняв места в зальчике кинотеатра, мы обратили внимание, что зрители – в основном подростки.

– «Матушка Гусыня» – это Эрик Лэмптон, – сообщил Кевин. – Он написал сценарий и играет главную роль.

– И поет? – поинтересовался я.

– Не–а, – ответил Кевин.

Больше он ничего не добавил. Наступила тишина.

– Зачем мы здесь? – спросил Жирный.

Кевин глянул на него, но ничего не ответил.

– Это что–то вроде твоей тошнотной пластинки? – продолжал Жирный.

Однажды, когда Жирный особо страдал от депрессии, Кевин принес ему альбом, который, как он уверял, мгновенно поднимет Лошаднику настроение. Жирный надел свои электростатические наушники «Стакс» и завел пластинку. Там оказалась запись чьей–то блевоты.

– Не–а, – ответил Кевин.

Лампы погасли, подростки сидели тихо, и на экране появились титры.

– Тебе говорит что–нибудь имя Брент Мини? – спросил Кевин. – Он написал музыку. Мини работает с создаваемыми компьютером рандомизированными звуками. Так называемая синхроническая музыка. Выпустил три альбома. Два последних у меня есть, а вот первый никак не найти.

– Значит, штука серьезная? – поинтересовался Жирный.

– Просто смотри, – ответил Кевин.

Зазвучали электронные шумы.

– Господи! – с отвращением проговорил я.

На экране появилась громадная цветная клякса; камера наезжала на нее. Низкобюджетная фантастическая поделка, сказал я себе. Из–за таких и у всего жанра паршивая репутация.

Действие началось внезапно: мгновенно исчезли титры, появилось открытое поле, опаленное, коричневое, с редкими кустиками тут и там. Ну, сказал я себе, вот вам и сцена действия.

Джип с двумя военными мчался по полю. Затем через все небо что–то сверкнуло.

– Похоже на метеор, капитан, – сказал один из военных.

– Верно, – задумчиво произнес второй. – Но лучше убедиться.

Я здорово ошибся.

Фильм «ВАЛИС» рассказывает о расположенной в Бербанке маленькой звукозаписывающей фирме «Меритон рекордс», которой владеет гений по части электроники Николас Брейди. Время действия – судя по автомобилям и рок–музыке: предположительно, конец шестидесятых – начало семидесятых, хотя имеются странные несоответствия. Например, Ричард Никсон, похоже, вообще не существует. Президент Соединенных Штатов носит имя Феррис Ф. Фримонт, и он очень популярен. В первой части фильма постоянно мелькают отрывки теленовостей, посвященные кампании по перевыборам Ферриса Фримонта.

Матушка Гусыня собственной персоной – реальная рок–звезда, которую в реальной жизни сравнивают с Боуи, Заппой и Элисом Купером, – в фильме предстает автором песен, который подсел на наркоту. Короче, явный неудачник. Только то, что Брейди продолжает платить ему, позволяет Гусыне выжить. У Гусыни привлекательная, очень коротко стриженая жена – эта женщина выглядит совершенно неземной со своей почти лысой головой и огромными сияющими глазами.

В фильме Брейди строит планы насчет Линды, жены Гусыни (в кино по какой–то причине Гусыня использует свое настоящее имя – Эрик Лэмптон, так что дальше будем говорить о маргиналах–Лэмптонах).

Линда Лэмптон не настоящая, это выясняется довольно скоро. У меня создалось впечатление, что Брейди помимо того, что электронный гений, к тому же еще тот сукин сын. У него есть лазерная система, передающая информацию – так сказать, различные музыкальные каналы – в какой–то миксер, подобного которому не существует в реальности. Проклятая штуковина словно крепость – Брейди и на самом деле входит в нее через дверь и там, внутри, купается в лазерных лучах, которые преобразовывает в звуки, используя в качестве преобразователя собственный мозг.

В одной сцене Линда Лэмптон раздевается. У нее отсутствуют половые органы.

Самая дикая вещь, какую мы с Жирным когда–либо видели.

Брейди тем временем продолжает обхаживать Линду, не подозревая, что сделать–то с ней он ничего не сможет по причинам чисто анатомическим. Это веселит Матушку Гусыню – Эрика Лэмптона, который продолжает ширяться и писать дерьмовые песни. Вскоре становится очевидно, что его мозги выжжены. Сам он, впрочем, об этом не догадывается.

Николас Брейди совершает какие–то загадочные маневры, так как надеется при помощи своей крепости–миксера лазером стереть Эрика Лэмптона с лица земли и со спокойной душой оттрахать Линду Лэмптон, у которой на самом деле отсутствуют половые органы.

Периодически наплывами появляется Феррис Фримонт, озадачивая зрителя тем, что становится все больше и больше похож на Брейди. Брейди, в свою очередь, постепенно превращается во Фримонта. Мы видим Брейди, занятого какими–то важными делами, судя по всему – государственными. Вокруг него бродят с бокалами иностранные дипломаты, а на заднем плане не утихает низкий бормочущий звук – электронный звук, напоминающий те, что рождаются в миксере Брейди.

Я ничегошеньки не понял.

– Ты что–нибудь понимаешь? – шепотом спросил я Жирного.

– Господи, нет, – ответил он.

Заманив Эрика Лэмптона в миксер, Брейди вставляет в аппарат странную черную кассету и лупит по кнопкам. Зрители видят, как голова Лэмптона взрывается, буквально взрывается, вот только вместо мозгов оттуда во всех направлениях разлетаются крошечные электронные детали. Тут в миксер входит Линда Лэмптон, входит прямо сквозь стену, что–то делает с предметом, который она принесла с собой, а потом Эрик Лэмптон несется обратно во времени. Электронные компоненты влетают обратно в его голову, голова вновь становится целой. Брейди в это время, шатаясь, выходит из здания «Меритон рекордс», глаза его вылезают из орбит…

Переход: Линда Лэмптон собирает своего мужа в единое целое в недрах миксера–крепости. Эрик Лэмптон открывает рот, и оттуда раздается голос Ферриса Ф. Фримонта. Линда в смятении отшатывается.

Переход: Белый дом; Феррис Фримонт, он теперь не похож на Николаса Брейди, он восстановил свою внешность.

– Я хочу, чтобы Брейди был устранен, – мрачно говорит Фримонт, – немедленно.

Двое мужчин в обтягивающей черной униформе, с футуристического вида оружием в руках, молча кивают.

Переход: Брейди торопливо бежит через парковку к своему автомобилю, дела у него – хуже некуда. Камера перемещается на крышу дома, где двое в черных обтягивающих костюмах наблюдают за Брейди в перекрестье оптического прицела. Брейди садится в машину и пытается завести мотор.

Наплыв: толпы молоденьких девушек в красно–сине–белой форме группы поддержки. Но это не группа поддержки, они скандируют:

– Убей Брейди! Убей Брейди!

Рапид: мужчины в черном стреляют. В то же мгновение Эрик Лэмптон оказывается у дверей «Меритон рекордс». Крупный план его лица; глаза Лэмптона становятся словно потусторонними. Люди в черном обращаются в пепел, их оружие плавится.

– Убей Брейди! Убей Брейди!

Тысячи девушек в одинаковой красно–бело–синей форме. Многие в сексуальном экстазе срывают ее с себя.

У них нет репродуктивных органов.

Наплыв.

Прошло время. Два Ферриса Фримонта сидят друг напротив друга за массивным ореховым столом. Между ними куб, пульсирующий розовым светом. Это голограмма.

Рядом со мной мычит Жирный. Он подался вперед, не отрывая взгляд от экрана. Я тоже смотрю во все глаза. Я узнаю розовый цвет – тот самый цвет, о котором говорил Жирный, когда рассказывал о Зебре.