Цитадель бога смерти - Джуанита Коулсон

Его друг смело положил руки на стекло. Но тем не менее он дрожал.

— Но если он совсем рядом, то насколько сильнее будет его контакт. Если ты можешь дотронуться до него, то и он может дотронуться до тебя… Убить тебя!

Он не упомянул об опасности, которая угрожала ему. Он не думал об этом, он готов был заплатить своей жизнью за то, чтобы помочь Тирусу покончить с Врадуиром, остановить его.

— Они в опасности, — повторил Тирус, подчеркивая всю важность его решения. Эрейзан обдумывал все сказанное и страдал от тревоги и беспокойства. Тирус знал, что идет на большой риск, но его опасения были чересчур велики.

— Может, королева и Илисса — это его следующие жертвы, как певец из Атея.

— Нет!

— Если мы хотим спасти их, нам надо действовать.

Тирус владел стеклом и был колдуном. Он мог бы действовать без согласия Эрейзана. Но они были связаны узами дружбы и долга. Тирус не мог действовать, если Эрейзан не согласится. Упоминание об Илиссе, как предположил Тирус, должно было убедить Эрейзана. Эрейзан с тяжелым вздохом согласился и сделал знак Тирусу, чтобы тот начинал.

Тирус не стал разыгрывать театрального представления со стеклом, как он это делал во дворце. Там он его использовал как декорацию для своего представления, как источник ведьм, эльфов, старца-пророка. Здесь же, в шалаше, вдали от зрителей, он держал светящееся стекло перед собой. Без всяких таинственных жестов он вглядывался в его бездонную глубину. Эрейзан неспокойно сидел рядом, разделяя опасность и желая увидеть, что откроет им стекло.

Четко выговаривая слова, Тирус произнес мощное заклинание. Он давно научился этому заклинанию от Врадуира. Он был очень прилежным учеником, он восхищался своим учителем, и он много работал, чтобы постичь искусство мастера-колдуна из Камата и стать во всем равным ему.

— Дух Расвен, ты, кто первый прикоснулся к миру изнутри и снаружи, введи меня в это. Пошли сюда танцоров Раб, чтобы стянуть магию вокруг нас. Защити нас от контрколдовства. Мы будем колдовать по воле богов, для торжества добра…

Тирус полностью отрешился от всего. Он не замечал потрескивания костра, шума дождя, боли ран, близкого присутствия Эрейзана. Он был наедине со стеклом, все его существо странно вытянулось во все стороны и смутно светилось, став частью черной поверхности. Два стекла, порождения одного и того же волшебного куска обсидиана. Врадуир выманил колдовские камни из огнедышащего жерла вулкана в Камате и подарил сыну один из этих камней. Стекла были связаны между собой, как отец и сын связаны узами крови и таланта.

— Что он делает сейчас? Я узнаю волшебное стекло. Я увижу, что Врадуир видит, и услышу, что он слышит. Если он близко, в своем убежище, общается с демонами или заколдованными, порабощенными жертвами, я буду с ним. Открой его мне. Позволь мне быть невидимым рядом с ним, где бы он ни был. Приблизь меня к нему, возьми меня с собой, возьми меня к нему…

Черная поверхность казалась бездонным ночным небом. Бесчисленные цветные звезды проносились в мозгу Тируса и Эрейзана. В стекле появилось отражение Тируса и Эрейзана. Затем они исчезли, и Тирус вошел в само стекло. Пройдя сквозь него, он очутился где-то в другом месте. Окно было открыто, и он полетел быстро и стремительно, как метеор, пронизывающий небеса. Он летел сквозь обсидиан, сквозь огонь, который родил камень, но Тирус не ощущал ужасающего жара огнедышащей горы.

Какие-то черные слои пропускали его через себя, один за другим, двери за дверями, входы… входы…

Тирус сузил свое зондирование, и его стремительное движение замедлилось, но не прекратилось. Перед ним вырос еще один черный барьер, на нем появилось живое изображение. Тируса охватила внутренняя дрожь. Рядом с собой он услышал, как Эрейзан выдохнул какую-то ужасную клятву.

Врадуир!

Больше года они не видели его. Иногда во время своих поисков Тирус рисовал его у себя в памяти, подогревая жажду мести. Раньше, когда он обращался к волшебному стеклу, он мог видеть только какие-то неясные тени. Но теперь, после долгих скитаний лицо Врадуира было таким четким, что казалось, он сидит перед ними в их жалкой хижине и не обращает внимания на них.

Как утверждал Эрейзан, его лицо не было похоже на лицо Тируса. На висках и на лбу волосы стали тоньше, лицо чисто выбрито, в то время как Тирус отрастил бороду, чтобы изменить внешность. Врадуиру бояться было некого. Он был уверен, что самый серьезный его соперник мертв. Единственное, что изменилось в нем, — это глаза. Но они сделали весь его облик каким-то неузнаваемым. Когда-то эти глаза были очень похожи на глаза Тируса. Они были полны мудрости и желания помочь своему народу. Утонченная интеллигентностью сейчас светилась в его глазах, но основное их выражение — это жажда власти, холодное высокомерие, которое заставило Тируса внутренне содрогнуться. Алчность, отличная от алчности Рофа и во много раз худшая. Тирус помнил очень хорошо, когда начались эти перемены, день, когда он изучил и освоил одно из самых сильных заклинаний, когда Врадуир понял, что его сын больше не ребенок, а мужчина, равный по способностям и могуществу ему самому. То, что основной причиной во Врадуире был он сам, его успехи, было для Тируса незаживающей раной.

Частью своего существа Тирус чувствовал, что Эрейзан трясется от гнева.

— Если бы только… Так близко! Если б я смог схватить его за горло, я бы заплатил ему за все колдовство сотни раз и еще, еще!

Тирус не слушал. Он был сконцентрирован на пении заклинания и на том, чтобы закрепить изображение на стекле. Сделав это, он вернулся на вершину своего сознания, как пловец, вынырнувший из-под волн, чтобы глотнуть воздуха.

— Наконец я нашел его. О, мой друг, как я ждал этого. Спокойней, спокойней! Ошибки не должно быть. Вокруг нас колпак, предупреди меня, если заметишь, что он поворачивается вокруг нас, Эрейзан.

Акробат кивнул и наклонился к стеклу, очень заинтересованный движущимся изображением на стекле.

— Он что-то делает, Тирус. Что-то держит.

На заднем плане он мог рассмотреть эльфов и демонов, а также какие-то странные существа, должно быть заколдованные мужчины и женщины — рабы Врадуира. Они перемещались туда и сюда, выполняя какую-то работу. Эрейзан вгляделся, стараясь рассмотреть, что же держит Врадуир. Вдруг он охнул, как будто получил удар в живот.

— Тирус, это… это его собственное стекло!

— Тогда мы увидим, что же он видит, — сказал с холодной самоуверенностью Тирус, хотя в душе он не чувствовал уверенности. Он твердо, чтобы обрести равновесие духа, сказал: — Эти стекла близнецы, от одного камня. Пусть один близнец увидит, на что смотрит другой.