Сомнамбула - Екатерина Завершнева

Позволю себе напомнить некоторые факты. Даже если это не скифы, а те самые, из Феникса, о которых вы говорили… Возьмите любой справочник. От них не осталось ничего, кроме каменных глыб, золотых пластин и двух десятков закорючек, напоминающих буквы. Напоминающих — не более того! Крайне бедная культура, археологический статус которой до сих пор не прояснен. Скорее всего, никакой письменности у них не было и в помине, одна бухгалтерия. Но сугубые энтузиасты вроде вас способы прочитать даже орнамент. Вы случайно не поклонник Хоменко и иже с ним? Я бы не удивился.

Теперь что касается текста. Полагаю, вы его сами придумали. Так не говорят и не пишут, тем более на табличках. Если они настоящие, то там должны быть мешки зерна, сырные головы, козы, овцы и так далее. Приход-расход. В лучшем случае — рабы, пленники и золотые слитки. Финансы, а не романсы.

Странно, что я сразу вас не раскусил… Вот уж действительно гипноз… И пожалуйста, уберите это. Не хочу загреметь за сокрытие и вам не советую. А объяснение найдется, дайте срок».

Мальчик захлебнулся от возмущения, замолчал и отвернулся к окну.

Девочка не унималась: «Почему вы не хотите рассказать о том, что видели?!»

Коллекционер, заворачивая образец в тряпочки, еле слышно ответил: «Потому что я обещал».

Асфальтированное шоссе

Когда это случилось? Думаю, мы оба не ответим, хотя подобные истории принято начинать с упоминания о том, что все произошло гораздо раньше. Окружающие интересовались и мы придумали несколько версий, одна другой романтичней. Наши выдумки имели успех. Люди ждут чудес, а у нас их не было. Или почти не было.

Мы знакомы так давно, что на любовь с первого взгляда это не тянет. Со второго тоже. Никаких предчувствий или знаков судьбы, буквально на ровном месте. Осторожные диалоги во время ее отъездов, когда он учил меня водить машину и волей-неволей перехватывал руль поверх моей руки. Ночи в одной комнате, когда невозможно лечь в разных, потому что комната всего одна, а на кухне тарахтит холодильник. Тайное покуривание на летнем подоконнике с радиоголосами улицы и пунктирами телефонных звонков. Солнце, ощупью путешествуя по комнате, превращает крестовину рамы в X, тени удлиняются и исчезают, большой треугольник начинается с Веги, а мы сидим в неизвестности, в двух наиболее отстоящих друг от друга точках. Так проходили дни и ночи, когда мы все больше молчали, иногда слушали музыку, изредка ходили в кино, пожалуй, это все.

Когда жара в городе стала невыносимой, мы поехали в отпуск. Я, конечно, сопротивлялась, поскольку идея отправиться втроем в свадебное путешествие показалась мне, мягко говоря, странной, однако Бэмби настаивала, даже упрашивала, что с ней бывает крайне редко. Три тысячи километров за рулем — не шутка, а она водить не умеет. Ему придется сидеть за баранкой день и ночь, какой там медовый месяц. И потом, добавляла она, я — такая же жена, как ты — сестра, не надо серьезничать; когда мы официально поженимся, устроим себе настоящее путешествие и, будь уверена, никого с собой не возьмем.

Почему сестра? Тогда это было весьма распространенное обращение, в моде были дети цветов. Мы носили драные джинсы, плетеные украшения и длинные волосы. Это давало нам ощущение свободы. К тому же я вполне годилась на роль сестры. Я была «своим парнем», который никому не мешает, исправно моет посуду, гладит белье, предпочитает тихую музыку и спокойно переносит семейные ссоры. Мы притерпелись друг к другу и стали одной семьей, где каждому было хорошо по-своему. Разве что я каждый день уходила ночевать к себе домой, а они оставались.

Перед отъездом мы устроили вечеринку. Складывали лодочки из бумаги, пускали по воде огоньки, прятали их в траве, купались, пили белое вино, дремали под открытым небом. Конечно, это была ее идея, вернее, ее профессия — праздники для взрослых. Бэмби специализировалась на свадьбах и романтических свиданиях. В ее рабочие обязанности также входило умение профессионально отвечать на шуточки и на прямые вопросы о том, почему она не замужем. Он тоже поначалу не реагировал на тонкие намеки и делал вид, что его это не касается, но потом лето, любовь и хорошее настроение победили. У детей цветов было не принято жениться по любому поводу, но если дело доходило до свадьбы, то ее праздновали именно так: со светлячками в волосах, в венках из травы и, конечно, в драных джинсах.

Ночь прошла, не начавшись. В ожидании рассвета мы бродили по полям, пересекая полосы тумана, парочка за парочкой исчезали из поля зрения, пока я не осталась наедине со скучным юношей из хорошей семьи, который даже в пять утра обращался ко мне на вы. Впрочем, мне не привыкать. Я вообще не расцениваю себя как объект для ухаживаний, тем более — со стороны малолеток. Я оставила юношу на берегу озера глядеться в собственное отражение и пошла спать.

Наутро нас провожали, находчиво предлагая ударить автопробегом по разгильдяйству Было немного грустно, потому что мы рассчитывали провести в путешествии все лето и вернуться в город в конце сентября. Но уже час спустя от грусти не осталось и следа. У Бэмби был легкий характер, и дорога тоже была легкой.

В солнечные дни мы поднимали верх и сажали ее к себе, в первый ряд. Он выписывал петли по степи, нас бросало на бок, мы обнимались и пели про калифорнийские сны и земляничные поля. В плохую погоду она укладывалась на заднем сиденье, спала, читала журналы, записывала смешные стишки про нас на обертках от конфет и все время спрашивала, где мы находимся.

В тот день мы заметили, что растительность изменилась. Горы, покрытые травой и мелким кустарником, напоминали декорации, сделанные на скорую руку. За очередным поворотом стоял дорожный знак, который, судя по всему, недавно перекрасили. На белом фоне черным прямоугольником был обозначен тупик, однако дорога вела только вперед и мы поехали дальше. Следующую пару знаков вообще не удалось опознать, и Бэмби начала дразниться — товарищ водитель, а как вы учились в школе, — но замолчала, когда мы остановились у третьего знака и прочитали под перечеркнутым квадратом: «Осторожно, кислота!». По столбу поднималась ржавчина. Мелкие лужи, конечно, объяснялись утренним дождем, но она испуганно сказала: «Здесь чем-то пахнет, давайте вернемся». Он вышел из машины, земля зачавкала под ногами. Я отказалась пускать его назад с грязной обувью и, пока он чистил ботинки, пыталась отделаться от впечатления, что еще вчера видела рифленый след, а сейчас подошва совершенно гладкая. Я подумала, что это неудобно, ноги должны скользить. Посовещавшись, мы решили не возвращаться, поскольку объездных путей все равно не было. Через некоторое время появился указатель, обещающий обед и две-три сотни жителей.

В этом крошечном городе ограничение скорости до 10 км/ч было вполне разумным, иначе можно запросто проскочить и обед и достопримечательности. «Похоже на старую Прагу времен оккупации», заметил он, припарковывая машину на центральной площади. За открытыми городскими воротами гуляли автоматчики. Они никого не останавливали, но я бы не рискнула продеть цветочек в петлицу кому-нибудь из них.

Площадь была забита туристами. Они слонялись без дела, фотографировались, пили кофе. Разве что их было слишком много для такого скромного туристического объекта. Некоторое время мы молча смотрели по сторонам. «Плевать, — Бэмби толкнула дверцу машины, — я хочу есть, как-нибудь успеем до начала местного военного переворота». «Действительно, не мешало бы перекусить», — сказал он; мы вышли из машины и направились к ближайшему ресторану, затылками чувствуя зачерненные взгляды трех мотоциклистов в шлемах и с рациями.

В ресторане ее настроение быстро испортилось, она отправила заказ обратно на кухню, жаловалась, что ее укачивает, что ей надоели извилистые дороги и вообще. Рассеянно слушая ее, он подал знак официанту и сказал нам: «Идите в машину, я сейчас расплачусь и узнаю, как отсюда выбраться. Здесь никто не живет, — продолжала она, — разве вы не видите, одни туристы, а для кого все эти дома, кругом асфальт, ни одной травинки». Вообще-то она была права, но я старалась не обращать внимания на ее причитания, чтобы самой не расклеиться.

Прихватив со стола горсть конфет, мы спустились вниз. Я села за руль, даже не обратив внимания на то, что он справа, и попыталась найти свои очки. Да, я ко всему прочему еще и подслеповата, и без очков гожусь только на то, чтобы лежать бревном на заднем сиденье, шуршать фантиками и ныть, что ничего не видно. Я попросила ее посмотреть очки в сумке, а заодно достать карту. «Не знаю, сама ищи», — Бэмби заводилась быстрее, чем наш старенький пикап. — «Ну тебе же ближе». — «Мало ли что мне ближе», и тут мы увидели, как он, отчаянно жестикулируя, выбегает из переулка. Я рванула вперед, вслепую, но было поздно. Мы еще успели увидеть просвет между половинками ворот.